ЦЕННОСТЬ НИЧЕГО
КАК ПЕРЕДЕЛАТЬ РЫНОЧНОЕ ОБЩЕСТВО
И ПЕРЕСМОТРЕТЬ ДЕМОКРАТИЮ
«Сегодня люди знают цену всего
и не ценят ничего».
(Оскар Уальд)
Перевод с английского - И.Ю. Блохин.
THE VALUE OF NOTHING
HOW TO RESHAPE MARKET SOCIETY
AND REDEFINE DEMOCRACY
PICADOR
New York
«С великолепной ясностью и компетентностью во множестве областей, Радж Пател показывает, как нас надувают, в десятки раз поднимая цены на вещи, без которых мы можем обойтись, и пренебрегая ресурсами, от которых зависит наше выживание. Это идейно-провокационная книга о решительных переменах, которые нам предстоит осуществить, чтобы спасти мир от финансового безумия. Она аргументируется с таким юмором и добротой, что стоящие впереди задачи кажутся желанными и выполнимыми. Большая заслуга Радж Патела: даже самые радикальные идеи он делает обоснованными и неизбежными. Выдающаяся книга».
– Н а о м и К л я й н, автор «Доктрины шока».
Copyright © 2009 by Raj Patel. All rights reserved. For information, address Picador, 175 Fifth Avenue, New York, N.Y. 10010.
First Picador Edition: January 2010
© Блохин И.Ю., перевод 2012
ОГЛАВЛЕНИЕ
(Один) Изъян . . . . .
(Два) Становление homo economicus .
(Три) Корпорация . .
(Четыре) Об алмазах и воде. . .
(Пять) Антиэкономический человек .
(Шесть) Мы все – общинники. . .
(Семь) Контрнаступление и право иметь права .
(Восемь) Демократия в городе. . . .
(Девять) Назад к продовольственному суверенитету
(Десять) Синдром слепоты Антона . . .
Примечания . . . . .
Литература . . . . .
Благодарности. . . . .
«Сегодня люди знают цену всего
и не ценят ничего».
(Оскар Уальд)
ИЗЪЯН
Четырехкратное виденье вижу я,
Четырехкратное виденье мне даровано;
В четырехкратном высшем восхищении моём,
И троекратной мягкой ночи Белуа,
И двойственном Всегда...
Способен Бог нас удержать
От видения Единства, во сне Ньютона!
– УИЛЬЯМ БЛЕЙК
«Письма в стихах»
Если война – способ, каким Бог преподает американцам географию, то кризис – Его способ преподать экономику.
Стремительное обогащение финансового сектора показало, что самые блестящие математические умы на планете, поддержанные самыми толстыми кошельками, построили не локомотив непрерывного процветания. А колымагу торговли, валютных спекуляций и двойных стандартов, которая должна была развалиться, и развалилась. Кризис случился не от нехватки экономических знаний, а от избытка капиталистического духа. Блеск свободного рынка ослепил нас, не давая посмотреть на мир трезвыми глазами. Как писал Оскар Уальд сто лет назад, «Сегодня люди знают цену всего и не ценят ничего». Цены оказались фальшивыми ориентирами: финансовый крах 2008 года произошел в один год с нефтяным и продовольственным кризисом. А мы до сих пор, похоже, не способны оценивать или смотреть на мир иначе, как сквозь дефективные очки рынка.
/4/ Ясно одно: мышление, которое завело нас в этот хаос, вряд ли сможет из него вывести. Некоторым утешением является то, что весьма уважаемые умы были вынуждены признать ошибочность своих теорий. Может быть, самое болезненное признание в невежестве произошло в переполненном зале «Комитета по надзору и правительственным реформам» США 23 октября 2008 г., когда Алан Гринспен описал крах своего мировоззрения.
Занимая должность председателя Федеральной резервной системы на протяжении последних 19 лет, Гринспен был одним из признанных законодателей мировой экономики. С партийным билетом бригады свободного рынка, он преклонялся перед Айн Рэнд. Эта писательница, не будучи знаменитой за пределами США, продолжает влиять на умы и после своей смерти в 1982 году. Ее книга «Атлант расправляет плечи», в которой магнаты героически борются с государством и профсоюзами, нынче опять попала в списки бестселлеров. Рэнд презирала альтруизм, называя его «моральным самоедством». Она называла свою философию «объективизм» и была заводилой в экстремистской идеологии свободного рынка. Заразившись её безрассудной философией, Гринспен нажил себе прозвище «делец», за легкомысленное поведение и неумение одеваться. Когда Гринспен выбрал карьеру чиновника, он стал похож на хиппи, поступившего на службу в морскую пехоту – ошибка, которую его прежние друзья не смогли простить. И все же, оставаясь преданным философии Рэнд, Гринспен продолжал верить, что эгоизм построит лучший из миров, а любые ограничения эгоизма приведут к бедствию.
В конце 2008 Гринспена вызвали в американский конгресс, чтобы он дал показания о причинах экономического кризиса. У него был долгий и похвальный стаж работы в Федеральном правительстве, конгресс ему доверял и хотел знать, что же пошло не так. Начиная читать по бумажке свои показания, Гринспен имел измученный вид, у него была дряблая, морщинистая кожа, будто из него выпустили всю энергию, когда-то придававшую ему вид надутого шарика. Он вышел к трибуне, шатаясь. В первом раунде он критиковал информацию, с которой работал: если бы исходные данные были правильными, то экономические модели работали бы как надо, и его прогнозы были бы точнее. По его словам:
/5/ «За разработку ценовой модели, которая утверждает успешный прогресс на вторичных рынках, присудили Нобелевскую премию. Эта теория управления рисками господствовала на протяжении нескольких десятилетий. Но все это интеллектуальное здание рухнуло летом 2008 года, потому что данные, введенные в модель управления рисками, относились только к двум последним десятилетиям, к периоду эйфории. Будь эта модель приспособлена к более напряженным историческим периодам, тогда требование к капиталу были бы гораздо выше, а финансовый мир был бы сегодня в лучшей форме, по моим оценкам».1
Это аргументация «если бы, да кабы»: дескать, модель-то хорошая, но брать данные только за успешный исторический период было ошибкой, и поэтому конечные выводы тоже оказались ошибочными. Главный обвинитель, Генри Уоксмэн, подтолкнул Гринспена к более глубокому выводу в этом примечательном диалоге:
«УОКСМЭН: Ответьте на такой вопрос. У вас была идеология, у вас была вера в свободную конкуренцию. Вот ваши заявления: «У меня действительно есть идеология. Мое убеждение в том, что рынки с неограниченной конкуренцией являются наилучшим способом организации экономической системы. Мы пробовали регулирование, ни одно обоснованно не работало», – это были ваши слова. У вас были полномочия предотвратить безответственное кредитование, которое привело к ипотечному кризису. Вам, как и многим другим, советовали это сделать. Вы не сделали. А теперь вся наша экономика дорого платит за это. Вы чувствуете, что именно ваша идеология подтолкнула вас к решениям, о которых вы теперь жалеете?
/6/ ГРИНСПЕН: Ну, давайте вспомним, что такое идеология вообще. Это система умственных представлений, с которой люди относятся к действительности. Такая система есть у каждого. У вас тоже. Чтобы существовать, вам нужна идеология. Вопрос в том, достоверна ли она. И вот о чем речь: я обнаружил изъян, не знаю, насколько существенный и постоянный. Но я был встревожен этим фактом.
УОКСМЭН: Вы нашли изъян?
ГРИНСПЕН: Я нашел изъян в модели, считавшейся главной структурой, по которой действует весь мир.
УОКСМЭН: Другими словами, вы обнаружили, что ваши взгляды на мир, ваша идеология ошибочна? Что она не работает?
ГРИНСПЕН: Именно так. Именно этим я потрясён. Потому что я следовал ей более 40 лет. И в основном, всё указывало на то, что она прекрасно работает».
Уточню. Изъян был не пустяковый, и ошибка не в исходных данных. И он не сложнее проблемы «Черного лебедя», которую рассматривает писатель Нассим Талеб: проблематично учесть маловероятные события, способные вызовать катастрофические последствия. «Изъян» Гринспена куда основательнее. Он исказил его взгляды на устройство мира, в смысле социологии рынка. И Гринспен не одинок. Лоуренс Саммерс, главный экономический советник президента США, был вынужден признаться в той же ошибке: его представления о том, что рынок обязательно сам по себе стабилизируется, «потерпели роковой удар».2 Хэнк Полсон, министр финансов в администрации Буша, пожал плечами и согласился. Даже Джим Крамер знаменитый телеобозреватель Бизнес-телеканала, ведущий передачу «Бешеные деньги», признался в своем поражении: «Единственный парень, который дал этому правильное определение, был Карл Маркс».3 Один за другим жрецы свободного рынка замечают за собой, что вынуждены пользоваться языком рынка исправленного.
/7/ Важность признания Гринспена ускользнула от внимания большинства из нас. Если вы полистаете финансовую прессу, то найдете уйму анализов первого гамбита Гринспена с учеными мужами. Массу оправданий, что риск был неверно оценен (так и было), как недостаточное регулирование позволило панике отбросить назад финансовую систему (что имело место), как поощрительные структуры вознаграждали торговцев, которым было по силам передвинуть финансовый риск в отдаленное будущее (что они и сделали). И как идеология свободного рынка ликвидировала все виды аварийных политических структур, которые сегодня могли бы нас выручить (и это они сделали тоже). Но это опять из области «если бы, да кабы»: «всё можно было бы исправить, если бы мы лучше запланировали правильное реагирование». Я не уверен, способны ли мы понять, что на самом деле означает для нас признание Гринспена. Слишком сильный шок, осознать, что в нашем государстве основы экономики и политики были ошибочными, и ничего не иметь взамен.
Это равносильно тому, как если бы однажды проснувшись, вы обнаружили, что превратились в таракана.4 Такова предпосылка новеллы Франца Кафки «Превращение». Главный герой рассказа Грегор Замза, простой торговец, проснувшись утром после кошмарной ночи, обнаруживает, что превратился в огромное мерзкое насекомое. Реакция Грегора Замзы открывает о нас больше, чем мы хотели бы знать. Что делает Замза, узнав, что он жук? Он не выбегает с воплями из комнаты, не ломает голову над тем, как это случилось, или что означает его превращение, и во что он может превратиться завтра. Его реакция по сути такая: «Ой, бедный я бедный! Как же я теперь сохраню свою работу?!»
Почти так же мы прореагировали на экономический кризис.
Хотя никто не проснулся в теле жука, мы все обнаружили себя в мире, перевернувшимся вверх тормашками. Всё, о чем нам говорили, как о нашем преимуществе, превратилось в полную противоположность. «Изъян» Гринспена вызвал глубокие последствия, их полное понимание означает окончательный пересмотр нашего образа жизни. Нам понадобится не только новый способ привязки наших общественно-экономических ожиданий, основанный на предположении о более богатой человеческой сущности, но и совсем другая идеология обмена товаров и услуг.
/8/ В мире Гринспена, цены имеют раздутую важность. Они обеспечивают способ видеть и знать, чего хочет коллектив из ресурсов нашей маленькой планеты. Такова экономическая философия Фридриха Августа фон Хайека, в которой цены являются чувствительными усиками, передающими желания и потребности. Обожатели научной фантастики уже догадались, на что это похоже. В культовом научно-фантастическом боевике «Матрица» освобожденные люди (и программы, которые охотятся на них) способны видеть мир в его необработанной форме, как дождь из цифр, символов и знаков. Такова научная фантастика, управляющая экономическим фактом. Данные, льющиеся проливным дождем на экраны мониторов – вот на что уставились хозяева вселенной на глобальной финансовой бирже, их глаза скачут с экрана на экран, силясь проникнуть сквозь этот мир и получить из него прибыль. В «Матрице» цифровые потоки были имитациями настоящего мира, скрывая больше, чем показывая. Беда в том, что эта ненадежная перфолента стала главной опорой в драме современной коммерции.
Рассмотрим судьбу Фольксвагена, который в конце октября 2008 сумел стать самой дорогостоящей корпорацией в мире. Но мог при этом не продавать ни одной автомашины. Экономика все ещё находилась в свободном падении, и маклеры на всех этажах фондовой биржи неодобрительно смотрели на Фольксваген. Глядя на свои экраны, они заключили, что так же, как и для других автопроизводителей, для Фольксвагена настали тяжёлые времена. Представьте себя биржевым маклером, который спинным мозгом чувствует, что курс акций может только упасть. Единственный способ воспользоваться вашей догадкой – это продать акции Фольксвагена сегодня, чтобы выкупить их, когда цена на них упадет. Так как ваши карманы не набиты акциями Фольксвагена, то вы обратитесь к тому, у кого они есть, к институциональному инвестору. Вы берете акции взаймы, по их цене, и обещаете вернуть очень скоро. Институциональный инвестор доволен, потому что он делает деньги, давая акции взаймы, и получит их назад, все до одной. Вы, биржевой маклер, тоже довольны, потому что можете продать эти акции, подождать, пока цена на них упадёт, и выкупить их с прибылью. А затем не только рассчитаться с институциональным инвестором, но и сделать очередной взнос за свою яхту в Монако. Такая практика называется «шорт».
/9/ Неприятность состояла в том, что конкурент Фольксвагена, Порш, начал потихоньку скупать акции Фольксвагена, стремясь обеспечивать себе 75 процентов этой компании. Когда масштаб покупательского аппетита Порша выплыл на свет, быстро выяснилось, что осталось не так уж много продавцов. Порш высасывал все акции, и цена на Фольксваген не падала. Маклеры продали заимствованные акции Поршу, а когда Порш заявил о намерении оставить эти акции себе, маклеры запаниковали. Это привело к «затору» шортов, скоплению маклеров, стремящихся выполнить ошибочные обязательства: ведь они продали акции, которых у них не было! Они бились об заклад, что цена Фольксвагена, как и других автомобилестроительных компаний, в условиях спада упадет. Когда выяснилось, что, даже если Фольксваген не преуспевает на автомобильном рынке, цена его акций все равно парит высоко, спекулянты засуетились, чтобы купить прежде, чем цена поднимется выше.
Их совместные закупки подняли цену акций еще выше. Цена взлетела так высоко, что Фольксваген вошел в индекс DAX 30, список самых успешных корпораций на немецкой фондовой бирже. Это вызвало новый покупательский бум, в котором участвовали уже не игроки фондовой биржи, а их консервативные противоположности – институциональные инвесторы. Пенсионные фонды, например, инвестируют в расчете на долгосрочную прибыль, они предпочитают медленное и надежное накопление богатств, а не рискованные ставки. Курс, которым они неизменно следуют: покупать акции только первоклассных компаний. Компаний, которые лучше всего защищены от потрясений, чьи акции останутся на плаву. Ну, скажем, 30 самых дорогих компаний на фондовом рынке. Когда Фольксваген присоединился к разрядам DAX 30, толпа институциональных инвесторов сразу же бросилась его покупать. Так что они покупали акции Фольксвагена за любую цену, лишь бы найти. А результат? Цена за акцию поднялась с 200 до 1000, и за одну неделю компания подорожала на 300 миллиардов евро (на 386 миллиардов долларов). Это на короткое время подняло Фольксваген выше самой дорогой на мировом рынке компании ЭксонМобил (со стоимостью основного капитала 343 миллиарда долларов). И ради этого Фольксваген даже пальцем не пошевелил.
/10/ В конце концов изменили правила DAX, цена опустилась, и в 2009 Порш купил компанию Фольксваген. Эта история служит наглядным примером того, как несовершенна информация о размерах рынка, как непредсказуемы хитросплетения биржевой игры, и как институциональные инвесторы остались без штанов.
Но рассмотрим более пристально. Между строк этой истории проступает образ мышления, который сокрыт в каждой истории обогащения и краха. Само понятие раздутого пузыря подразумевает, что когда пузырь лопнет, он вернется к естественным размерам, а что касается цены, она будет более точно отражать ценность. Такую историю рассказывают после каждого бума и краха, начиная с пузыря, раздутого Компанией Южных морей в 1720 году, и заканчивая крахом мировой финансовой биржи в 2008. Существует расхожее мнение, что мировая экономика, в конце концов, вернется к норме. Но это распространенное мнение основано на сказке, в которой финансовые пузыри – якобы исключение в стандартном (и успешном) процессе рыночной оценки. Если же сам процесс имеет изъян, как сознался Гринспен, то наша вера в благополучное возвращение, тщетна, ведь у нас, оказывается, нет, и никогда не было твёрдой почвы под ногами.
Существует несоответствие между ценой и ценностью, которое экономисты не могут исправить. Потому что эта проблема неотделима от исходной идеи: цена приносит прибыль. Об этом разрыве мы с трудом и с чувством неловкости догадываемся, благодаря своей интуиции. Сомнительность цен – вот что превратило платежи кредитной карточкой в развлечение. Сами знаете, как это бывает: вход в гольф клуб – 240 $, уроки 50 $, игра в гольф – 110 $, повеселился – не помню на какую сумму. Но главная шутка в другом: цена вообще не является мерой ценности. Эта интуитивная догадка стала развлечением. Пришелец с другой планеты удивился бы, что самое популярное телешоу во многих странах – «Цена удачи» (The Price Is Right) – основано как раз на беспорядке в ценах. Во время телешоу зрителям показывают товары длительного пользования, и предлагают угадать их розничную цену. Вы не победите, если правильно угадаете, насколько этот предмет полезен или какова себестоимость его производства. Вы победите, инстинктивно угадав, какую цену, по мнению корпораций, покупатели согласны заплатить.
/11/ В мире, где правят акционерные компании, постоянная неразбериха в ценах и ценностях сделала некоторых людей очень богатыми. Зарплата биржевых маклеров привязана к возвращенной разнице между ожидавшейся и реальной ценой. За риск, который они на себя берут, так называемая «альфа», которую они кладут себе в карман. Представьте игру в орлянку, у вас шансы один к двум. Я держу пари на 1 доллар, что подброшу монетку и выпадет «орёл» (герб), и каждый раз, когда угадываю, я выигрываю ещё один доллар, а не угадав – проигрываю. В долгосрочной перспективе, делая ставку в 1 доллар, с такими шансами я вернулся бы к изначальному капиталу в 1 доллар, потому что «орел» выпадает в половине случаев. Но если, угадав, я получаю 1,5 доллара за свою ставку, то начинаются чудеса. Эти чудеса куют мне деньги, которые я складываю в свои премии и растущую зарплату. Такой хитрый фокус осуществить трудно, потому что есть всего несколько способов создать прибавочную стоимость в управляемом фонде. Я могу поднять недооценённые акции, цена которых превзойдёт ожидания. Я могу вырастить инновации, которые изменят правила игры. Или я могу создать новые, под заказ, активы, которые понравятся институциональным инвесторам. Следует ожидать, что «альфа» будет редкой. Так оно и есть. Но влекомые желанием быстро заработать, многие стали создавать фальшивую «альфу» через ставки, которые, казалось бы, последовательно приносят хорошие прибыли, несмотря на незаметно встроенный риск окончательного краха (финансовой пирамиды). Ребята из тайного ордена, управляющего мировой экономикой, получали прибыль от её слабого регулирования, и заработали миллиарды. Им платят сегодня за результаты, которые, как они предсказывали, произойдут в будущем. Они использовали «маркированное моделирование» для расчета цен. Что позволяло им получать сегодня то, что, по их расчетам, они заработают завтра.5 Такую практику оправдывали тем, что «рынок знает лучше».
/12/ «Рынок знает лучше» – эта разновидность веры появилась сравнительно недавно. Потребовались немалые идеологические и политические усилия, чтобы сделать ее общепризнанной в государственных кругах. Идея, что рынок умный, восторжествовала в «Гипотезе эффективного рынка», которую впервые сформулировал Юджин Фома, аспирант университета Чикагской школы бизнеса в 1960-х годах. По своим идейным основам, она была выгодна финансистам, её мощно разработал Атлас Шруггед, но с большим количеством уравнений.
Эта Гипотеза предполагает, что цена финансового актива (акции) отображает все, что рынок знает о его текущих и будущих перспективах. Другими словами, цена актива отражает его будущую эффективность. Но на самом деле, цена отражает текущее состояние веры в шансы, что эффективность этого актива будет хорошей или плохой. Эта цена включает в себя биржевую ставку. Как мы уже знаем, взгляды рынка на шансы опасно близоруки. Но пресловутая Гипотеза объясняет, почему экономисты находят такую шутку забавной:
Вопрос: Сколько экономистов Чикагской школы бизнеса потребуется, чтобы заменить лампочку?
Ответ: Ни одного. Если бы лампочка нуждалась в замене, рынок уже сделал бы это.
Проблема Гипотезы эффективного рынка в том, что она не работает. Если бы она была верной, не было бы ни какого стимула вкладывать капитал в исследования, потому что рынок волшебным образом побил бы вас в этом. Экономисты Санфорд Гроссман и Джозеф Стайглитз продемонстрировали это в 1980, и сотни последующих исследований неопровержимо доказали, насколько нереалистична эта гипотеза. Некоторые из самых влиятельных исследований, опровергающих Гипотезу, были написаны самим Юджином Фомой.6 Рынки могут вести себя абсурдно: инвесторы способны наживаться на акциях, увеличивая их цену способами, совершенно несвязанными с самими акциями.7
/13/ Несмотря на обилие экономических доказательств того, что она ошибочна, Гипотеза эффективного рынка вызвала бурю в правительстве.8 Алан Гринспен был не единственным, кто посчитал эту гипотезу удобным обманом. Управляя регуляторами так, чтобы гипотеза выглядела верной, биржевые маклеры могли сделать колоссальные ставки. Какое-то время деньги лились дождем. В середине 1990-ых, «Файнэншл Таймс», посчитала возможным выпустить ежемесячное приложение, названное «Как потратить деньги», чтобы помочь наиболее влиятельным из своих читателей освободиться от бремени. Магия акционерного бума последнего десятилетия околдовала и людей среднего класса, которых этот пузырь засосал вместе с их жильём. Дома и квартиры из человеческого крова превратились в «финансовые активы», а затем были пережёваны и проглочены финансовым сектором. Но если рядовые домовладельцы не могли держать удар, то банки могли. Правительство попустительски отнеслось к разгулу финансового сектора, пообещав после драки подмести осколки, да так и сделало. Когда ставки финансистов разгромили всю экономическую систему, прибыль, которую они сделали на проигравшихся игроках, осталась неприкосновенной и была приватизирована, а проигрыши – социализированы. Их богатство стоило всего мира, и даже 2009 год управляющие хедж-фондов назвали третьим по счету годом своих рекордных прибылей. Джордж Сорос, по его собственным словам, «заполучил очень выгодный кризис», а персонал банка «Голдман Сакс» ждёт премию, самую большую, за всю 140-летнюю историю этой «Фирмы».9
То, что нам предлагается – это не более чем демагогия о «свободных рынках», скрывающая деятельность, не имеющую никакого отношения к рынкам вообще. Персонал банка «Голдман Сакс» преуспевает, потому что их фирма устраивает далеко не рыночные трюки. Корреспондент журнала «Роллинг Стоун», Матт Тэйбби, недавно с энтузиазмом открыл, что банк «Голдман Сакс» подкупил правительство США! В бригаде экономистов администрации президента Абамы, воротилы Уолл-стрита имеют целые поколения финансово-лояльных назначенцев. Начиная с министра финансов, Тима Гейтнера, устроившего историческую ссуду в 29 миллиардов долларов для «Джей-Пи-Морган-Чейз», чтобы эта компания купила банк «Беар Стернс», пока тот председательствовал в качестве Федерального Резервного Банка Нью-Йорка. И заканчивая Лэрри Саммерсом, который за пару лет заработал 5,2 миллиона долларов, работая раз в неделю в крупном хедж-фонде Уолл-стрита. Их новые должности в Белом доме делают их Тарзанами экономических джунглей. Уолл-стрит может радоваться. «Голдман Сакс» неудачно вложил капитал в AIG, страховой гигант, чье финансовое разделение вскоре привело этого девяностолетнего гиганта к банкротству. «Голдман» рисковал потерять весь капитал, вложенный в AIG. Была организована государственная помощь. Со спасением AIG в 2008 году, капиталовложение «Голдмана» в размере 13 миллиардов долларов, возвратились в их полной номинальной стоимости. А вот инвесторы «Крайслера» наоборот, имеют шанс получить всего 22 цента за каждый свой вложенный доллар.10
/14/ Всех, кого интересует демократия, должно беспокоить то, что шов между Уолл-стритом и правительством почти неразличим. По меньшей мере, возникают серьезные причины сомневаться, что государственные учреждения, призванные смягчить кризис, способны устранить этот хаос. Математик и эссеист Нассим Талеб так охарактеризовал нелепость ситуации: «Людям, управлявшим школьным автобусом и разбившим его, нельзя доверять новый автобус».11 Проблема в том, что поскольку ни наши экономисты, ни наши политики не находятся под демократическим контролем, «автобусные водители» всегда оказываются выходцами из одной и той же школы вождения.12
Несмотря на то, что Уолл-стрит продолжает грабить государство, слово, не расслышанное многими поколениями, это слово, произнесенное политиками: «регулирование». Банк «Голдман Сакс» и другие банки круто заколачивают деньги на биржевом крахе. А среди политиков растет ощущение, что рынок, похоже, стал слишком необузданным. Убийственный анализ Наоми Кляйн в её книге «Доктрина шока», показал, как бедствия были превращены в плацдармы для бешеной политики свободного рынка. И этот анализ прекрасно разъясняет, как происходит финансовое ограбление, которое началось после второй мировой войны и продолжается сегодня на пространстве от Уолл-стрита до лондонского Сити. Среди публики и некоторых политиков растёт признание, что сегодняшний экономический кризис – это крах рыночного мышления, которому больше нет оправдания. В ответ на протесты населения, политики всего мира, похоже, готовы обсуждать, как отрегулировать и ограничить рынок. Вопрос в том, могут ли они регулировать, а если могут, то в чьих интересах будет это регулирование?
/15/ С момента своего появления, свободный рынок породил недовольство. Но редко бывали моменты, когда это недовольство охватывало всё общество. Когда достаточно большое количество людей способны проследить, что их несчастье вызвано политикой свободного рынка, и эта политика требует замены. «Новый курс» (Рузвельта) в США и послевоенных Европейских «государствах всеобщего благоденствия», стал отчасти результатом консолидации общественных сил, потребовавших ограничить рынки, и пересмотреть отношения между личностями и обществом. Что нового в этом кризисе?13 То, что он всеобъемлюще глобальный, и обрушился на нас в тот последний момент, когда мы ещё можем предотвратить глобальную климатическую катастрофу. Но широта обоих этих кризисов отражает, как глубоко наше общество было пропитано культурой свободного рынка. Чтобы понять, как это повлияет на нас в XXI веке, следует осознать, с чего это началось, и спросить, почему рынки сегодня выглядят именно так, а не иначе.
РАССКАЗ ОБ ИСТОРИИ ТОВАРОВ
По выходным дням и во время школьных каникул, когда я помогал родителям в нашем продовольственном магазинчике, мне больше всего нравилось ходить на склад, чтобы пополнить опустевшую витрину. Надо было найти разные вкусности в лабиринте коробок и полок, и налепить на них ценник с помощью пистолета-ценника. Сам пистолет был механическим пластмассовым устройством, размером с эту книгу, и когда я нажимал на спусковой крючок, пистолет печатал и выстреливал маленькую этикетку с цифрами, которые я предварительно выставил на наборном диске. Я от души веселился, играя в юного капиталиста, вооруженного пистолетом, выстреливал случайные цены, и чаще всего причинял ущерб самому себе, ставя на батончик «Марса» цену в 999,99 фунтов стерлингов. Но лучше всего было играть так: выбить ценник в 1 пенни и гоняться за братишкой, чтобы налепить ему на лоб.
/16/ Шутка, тешившая мой эгоизм в десятилетнем возрасте: «Продай братишку Джо мамке, и пошли играть в футбол!» Хотя Джо очень хотел посмотреть игру, и для него самым дорогим человеком на свете была его мама, на самом деле, его нельзя было продать. Мой младший братишка не стоил 1 пенни, и представление о том, что его можно обменять на мелкую монету, было детской выдумкой. Но эту выдумку, что ценники можно налепить на всё, обожает наша деловая и политическая элита. Эта выдумка способна привести общество к трагедии.
В 1920, два немецких профессора, Карл Биндинг и Альфред Хоч, вызвали сенсацию, опубликовав своё «Разрешение на истребление жизни, не стоящей жизни». Они представили аргументы за то, чтобы убить «неизлечимых идиотов, пустую человеческую шелуху, дармоедов, бесполезный балласт», который следует выбросить за борт, чтобы нация смогла всплыть как можно выше. В своих аргументах они привели обширные расчеты стоимости ухода, которую они просуммировали. Как «огромный капитал в виде пищи, одежды и отопления, который изымается из национального продукта в совершенно не производительных целях».14 Их расчеты были безупречны, но выводы омерзительны.
Сразу же можно возразить: ужасно устанавливать цену за человеческую жизнь. Но правительства и корпорации делают именно это. Британское правительство, так же как и медицинская промышленность США вычисляют, сколько стоит обеспечить лечение, по сравнению с прибылью, полученной от жизни, которую это лечение спасает. Джозеф Стайглитз и Линда Билмес оценили стоимость американских жизней, потерянных в Иракской войне при использовании стандартной американской правительственной и страховой цифре в 7,2 миллиона долларов за одну человеческую жизнь, при расчетах, во что обошлась эта война Соединенным Штатам: более 3 триллионов долларов. Применяя только эту цену человеческой жизни к Ираку, цена войны для гражданских лиц Ирака – 8,6 триллиона. Есть еще кое-что сомнительное в этом, даже если никто не предлагает продавать человеческие жизни по 7 миллионов долларов.15 Но немецкие профессоры Биндинг и Хоч пошли ещё дальше. Они предположили, что человеческие жизни стоят по-разному, и что общество в целом может сэкономить, убивая умственно неполноценных. И наконец, они предложили, чтобы вся сила государственной власти была применена к осуществлению их рекомендаций. Все это послужило интеллектуальным фундаментом для нацизма. Но практика превращения человека в товар, чью жизнь можно купить или уничтожить в целях прибыли, характерна не только для национал-социализма. Большая часть Европы и США получали прибыль от рабства той или иной формы.
/17/ Однако времена изменились, и хотя торговля людьми в 2006 году достигала объема 42 миллиарда долларов, мало найдется в мире мест, где это приветствуется. Нет больше легальных рынков, на которых торгуют людьми, и в целом, это хорошо. В самом деле, существуют даже запреты на пути человека, выставляющего себя на продажу. Законы запрещают нам, например, продавать свои органы. Подарить их – да. Но продать – нет.
История запрета рабства показывает, что может измениться состав товаров, разрешенных для продажи, и декреты, определяющие то, что относится к рынку, могут быть отменены. Когда-то работорговля разрешалась. Теперь – нет. Другими словами, нет ничего естественного в том, чтобы покупать, а затем продавать вещи ради прибыли, и позволять рынкам определять ценность. Прежде чем объекты могут быть проданы и куплены, они должны стать товарами, о которых люди думают, что они могут быть куплены и проданы. Большинство явлений, которые мы продаем и покупаем, не всегда были товарами, в том смысле, в каком мы понимаем сегодня. Земля, вода, воздух, музыка, труд, забота о слабых, люди и хлеб – имели куда более неопределенный статус. Эти явления стали товарами в результате сложных, многослойных процессов. В 1944 году, во время второй мировой войны, венгерский диссидент опубликовал в Великобритании одно из самых проницательных исследований того, как это происходило.
/18/ Книга Карла Поланьи «Великая трансформация» – это история Англии восемнадцатого – девятнадцатого столетий, с подробным рассмотрением того, что звучит, как заклинание восемнадцатого века: «Законы Спинхемленда». То были Английские «законы об оказании помощи неимущим», разработанные, чтобы уменьшить наихудшие тяготы сельской бедноты, обеспечить некое благополучие, связанное с ценой на хлеб. Но аргументы Поланьи глубже, чем у про-королевской службы безопасности: он на деле доказывает, что рынок и государство, окружающее его, неразрывно связаны. Вопреки философии Гринспена, Поланьи считает, что капитализм нуждается в государственных учреждениях, причем, весьма специфических. Чтобы рынки работали, государство должно лицензировать превращение вещей в товары, которые могут быть куплены и проданы в рамках данной экономики. Вот откуда название книги Поланьи. «Трансформация» описывает, как самые могущественные общественные круги старались превратить землю и труд в «воображаемые товары», которые принципиально отличались от вещей, выложенных на прилавок.
Может показаться странным, думать о земле и о труде, как о воображаемых товарах, когда сердце нашего современника бьется в ритме «от аванса до получки». Но это лишь демонстрирует, насколько «великой» стала трансформация. Трансформация общественных механизмов оказалась настолько драматичной, что мы разучились думать о них иным способом. Другими словами, эта трансформация не только изменила общество. Она изменила нас, изменив наши взгляды на мир и наше место в нем.
Эта гигантская трансформация потребовала общественного переворота. Чтобы покупать и продавать землю, нужно было выселить людей, которые землей пользовались. Путём насильственного огораживания, крестьян изгоняли с общинной земли и отправляли в города. Там они могли получить некоторый доход, продавая свой труд, и обеспечить спрос, становясь покупателями. Другими словами, гигантская трансформация потребовала, чтобы общественные правила, управлявшие землей и трудом, были полностью переписаны. И в результате этой трансформации, новые явления стали подходящими, чтобы объявить их чьей-то собственностью и назначить им цену. Этот процесс не остановился. В XXI веке изобретатели новых финансовых продуктов действуют на истекающем кровью переднем крае этой трансформации. Так изобрели торговлю квотами на эмиссию парниковых газов, чтобы решить проблему изменения климата. В результате, право загрязнять воздух стало товаром.
/19/ Вот что предлагает Поланьи: средство понять, не только почему экономика и государство – части единого целого. Но и почему мы ошибочно считаем, что рынок и государство – отдельные явления. Культура рынков, нацеленных на прибыль (то, что Поланьи называет мифом автономного рынка), нуждается в государстве гораздо больше, чем притворяется. Но рынок собирается наступать дальше, и для этого как можно шире распространяется миф, что экономика и государство – два разных царства. Вообще-то мы считаем неразумным, если один сиамский близнец будет хирургически оперировать другого сиамского близнеца. Но рыночный миф служит именно этому: создать иллюзию, что сиамские близнецы существуют отдельно, причем один из них доктор, а другой – пациент.
Во время кризиса этот миф легче разоблачить. В конце концов, крах банков мог войти в штопор полного экономического распада, которого государственный сектор не смог бы выдержать. Капитализм выручает сам себя не больше, чем способен вынести на своих плечах. Рынок всегда зависел от государства, вот почему существует поговорка «слишком велик, чтобы упасть», попросту означающая, «настолько большой, что зависит от государства, которое подхватит его в случае падения». Логика невмешательства всегда нуждается в государственном фундаменте. Вот почему Поланьи не разделяет наш образ жизни на «государственный» и «свободного рынка», для него это единое «рыночное общество».
/20/ К тому же, рыночное общество встроено в мир природы, что отрицает миф об «автономном рынке». Человеческая цивилизация зависит от экологии Земли, и несмотря на это, мы эксплуатируем природу насмерть. По некоторым оценкам, человеческая деятельность превысила допустимые нормы загрязнения для других видов жизни, в тысячи раз.16 Постоянными сбросами в мир природы, мы погубили нашу планету. Если верить тому, о чем шепчутся между собой ученые-климатологи, может быть, уже поздно спасать положение.17 Безудержная жажда прибыли превратила человечество в агента вымирания, из-за постоянной недооценки экосистемных служб, сохраняющих нашу Землю живой. По словам Германа Дали, одного из пионеров экологичной экономики,18 «Нынешний экономический рост не считается с окружающей средой и стал ненормальным. Хуже того, он стал слепым поводырём».19 Короче говоря, экономика берет себе много, в основном даром, и не способна честно заплатить за это.
СИНДРОМ СЛЕПОТЫ АНТОНА
Рыночный взгляд на мир приводит нас к неприятностям. Но «великая трансформация» оказалась настолько глубокой, что трудно представить иной способ управлять миром, чем назначить цену и предоставить рынкам уладить дело. Мы цепляемся за миф о саморегулирующихся рынках, несмотря на все их недостатки. Потому что без них мы боимся заблудиться. Когда мы думаем о том, чего что стоит, у нас всего один компас для ориентации. И даже редко показывая на север, он укрепляет нашу иллюзию, что знаем, куда идём.
Так, будто мы все страдаем слепотой Антона. Этот синдром назван по фамилии австрийского невропатолога Габриэля Антона (1858-1933). Редкое состояние, как правило, из-за травмы головного мозга: пациент слеп, но пылко верит, что способен видеть. Врачам, лечащим это заболевание, известное им как синдром Антона-Бабинского, приходится иметь дело с пациентами, которые настаивают, что с ними все в порядке, несмотря на их странные галлюцинации. Пациенты видят необъяснимые явления. Одна пациентка говорила, что видит из своего окна новую деревню, но не помнит, когда ее успели построить. В другом случае она видела в своем доме не существующую девочку, которая просила еды.20 Пациенты, страдающие слепотой Антона, ушибаясь об окружающие предметы, объясняют это своей неуклюжестью и рассеянностью, а не дефектом зрения. Их витиеватые измышления, которыми они оправдывают свои травмы, позволяют диагностировать эту болезнь. Утверждения, что свободные рынки позволяют ясно видеть мир, и нелепые оправдания, когда рынки с грохотом рушатся – это не что иное, как измышления, с помощью которых мы пытаемся скрыть свою слепоту.
/21/ Клиническая категория, к которой относится слепота Антона, называется анозогнозия, термин, изобретенный французским невропатологом Жозефом Бабинским (1857-1932), произошел из греческого выражения «недостаток знания о болезни». Такое случается не только со зрением, но и с другими способностями. Трех пациентов, с анозогнозией одностороннего паралича поместили перед зеркалом и попросили поднять парализованные руки. Руки продолжали висеть, но пациенты настаивали, что руки поднимаются. Научный сотрудник, который не был парализованным, сидел на стуле позади пациентов. Его попросили поднять и опустить руку, но он этого не сделал. Двое из трех пациентов настаивали, что они видели, как научный сотрудник поднял и опустил руку.21 Анозогнозия типа слепоты Антона, не только личное несчастье. Общественное тоже. Она искажает не только восприятие самого себя, но и способность видеть других такими, какие они есть. Рыночный взгляд на мир не только искажает нашу самооценку, но и переносит наш личный недостаток на других.
Как метафора, слепота Антона объясняет, почему так трудно понять сегодняшнюю экономику. Мы попались на уловку современной культуры и политики, которые нам внушили, что свободные рынки – это способ правильно оценивать мир. Мы поверили в обман, что бесконца тренируясь в спросе и предложении, мы делаем мир прекраснее. Это не просто бред, этот бред искажает наше восприятие других людей. Взгляд на людей, как на примитивных со-потребителей ослепляет нас, не давая увидеть более глубокие связи между нами, искажает и наш политический выбор. Как потребитель еды, вы можете заявить протест или отказаться покупать, проголосовать «За» или уйти.22 Нет места для переговоров, чтобы все получили еду. Нет возможности стать со-производителем (продовольствия). Осталась единственная возможность: умолять о переменах или уйти. Я слышал, что юная девушка, участвовавшая в демонстрации протеста перед посольством Ирана в Лондоне, воспользовалась словами из «Защиты прав потребителей». Протестуя вместе с другими против фальшивых выборов в Иране, она заявила, что правительство «нарушило права потребителей». Как будто правительство плохо обслуживает клиентов, и на него можно подать жалобу какому-то инспектору.
/22/ Но я не выступаю за мир без рынков. Идею рынка, как места, где люди с разными потребностями обмениваются товарами, можно найти в любой цивилизации. Что отличает сегодняшние рынки – это обмен, который руководствуется не потребностями, а прибылью.23 Но это идеологическая выдумка, что лучший способ функционирования общества – позволить рынкам гоняться за прибылью, а лучший способ функционирования рынков – минимальное вмешательство. Условия, в которых действуют рынки, установлены жёстко. Наша трагедия в том, что мы позволили этому произойти. Слепота, анозогнозия здесь – это наша вера в способности, которых у нас нет. Вера в обман, что рынки, в погоне за прибылью, способны указать на истинные ценности.
Отсюда вопрос: как нам исцелиться? История доказывает, что исцеление не может прийти только от правительства, но требует изменения формы рыночного государства. Как ясно даёт понять Поланьи, свободный рынок насаждался с помощью огромного насилия, но он обнаружил кое-что ещё: народ боролся против этого. Законы Спинхемленда были введены из-за возмущений сельского населения, страдавшего от жадного огораживания. Законы об оказании помощи неимущим – вовсе не заслуга «саморегулирующихся» рынков, а ответ на требования общественности в рыночную эпоху. Поланьи показал, как простые люди сопротивлялись наступавшему на них рынку. В этом процессе то наступления, то отступления, Спинхемленд стал примером того, что Поланьи назвал контрнаступлением. С одной стороны, превращение земли и труда в товар, потребовало массового бесправия – это наступление (рынка на права человека). Контрнаступлением стала реакция общества, стремившего залечить раны, нанесенные «автономным» рынком. Эти два противоположных движения существуют в структуре рыночного общества.
/23/ Хотя относительная сила наступления и контрнаступления меняется, это не перетягивание каната, где рынки играют роль якобы прогрессивной, а общество – якобы реакционной силы. Контрнаступление строится из политики, которой должен управлять народ. Из политики, общественных организаций и новых учреждений, вроде «Нового курса» Рузвельта в США, или «государства всеобщего благоденствия» в Европе. Общественные перемены, согласно модели Поланьи, это не «шаг вперёд, и шаг назад», не коллективный чарльстон, где совершив множество движений, вы оказываетесь на том же месте. Это больше похоже на бесконечную симфонию, в которой каждый новый аккорд выстраивается из предыдущего.
Используя новейшие идеи и технологию, сегодняшнее контрнаступление притрётся и уляжется, вместе со старомодными «прямыми действиями» борцов за экологичный мир. Будущее примет контуры в соответствии с нашим желанием увидеть другой тип рыночного общества и новые способы оценки мира, без нервных припадков свободного рынка. План контрнаступления в двадцать первом веке – предмет второй части этой книги. Там рассматривается, как глобальные общественные движения и организации ограничивают произвол рынка и его самых мощных представителей. Эти общественные движения дают новое определение тому, что такое действующая демократия.
Но прежде чем мы сможем преодолеть нынешнюю слепоту, нужно прояснить, как культ свободного рынка повлиял на нас. Как природные явления превратились в товары на продажу. И как все мы стали слепыми гадалками в рыночном обществе потребителей.
СТАНОВЛЕНИЕ HOMO ECONOMICUS
В такие вот чумные времена
ведут умалишенные слепых.
УИЛЬЯМ ШЕКСПИР
«Король Лир»
ЧУДОВИЩЕ МИЛЛЯ
Рыночное общество не просто превращает вещи в товары, оно создаёт свою культуру: рыночные представления о человеческой природе и общественном строе. Воплощение этой культуры – человек, которого никто никогда не видел. Его сотворил один из главных представителей классической политэкономии в девятнадцатом столетии, Джон Стюарт Милль, который надеялся своим творением пролить свет на туман человеческого непостоянства, чтобы найти более глубокую правду о нас.
Выковывая новые, научные способы мышления о мире, Милль полагал, что несколько упрощающих гипотез помогут открыть более глубокую действительность о том, как люди себя ведут и взаимодействуют. Геометрия даёт гипотетическое определение линии, «то, что имеет длину, но не имеет ширины». Милль думал, что общественные науки тоже могут использовать гипотетическую модель человека:
«В стиле геометрии, политэкономия даёт определение: человек – это существо, которое неизменно делает то, посредством чего он может получить самое большое количество предметов первой необходимости, удобств и роскоши, с наименьшим количеством трудовой и физической самоотверженности, с которой они могут быть получены при существующем состоянии знания».1
/26/ Милль сделал разумное предположение, что, в целом, люди не тратят ресурсы напрасно, а используют их наилучшим образом, чтобы получить желаемое. Но «существо» сформулированное Миллем, обрело свою собственную жизнь. Познакомьтесь: homo economicus, человек экономический, движимый желанием сделать всё возможное из того что имеет, чтобы получить то, что он хочет. Милль признавал недостатки предложенного им упрощения. И предупреждал, что «лишь теоретически», результаты этого метода можно счесть правильными. Страницей ниже в своём эссе «Определение политэкономии», однако, он, кажется, противоречит себе, предполагая, что его метод является «единственным методом, с помощью которого можно выяснить истину в любом разделе социологии».2 Эта уверенность была принята близко к сердцу одним из гигантов экономической мысли двадцатого века, Гэри Беккером.
Протеже Милтона Фридмана, древнего столпа на факультете экономики Чикагского университета, Беккер в своём опусе от 1976 года «Экономический подход к человеческому поведению», утверждал, что «экономический подход обеспечит полезный механизм для того, чтобы понять всё человеческое поведение».3 Во всём диапазоне предметов: от обычной экономики до иммиграции, тюрем, расовой дискриминации, бейсбола, семьи, времени и демократии – Беккер применил инструменты экономического мышления. Можно считать его отцом-основателем Свободоэкономики (Freakonomics). За свой вклад, Беккер получил Нобелевские премии по экономике в 1992 и 2007 гг. Джордж Буш наградил его Президентской медалью Свободы, самой высокой гражданской наградой, существующей в Соединённых Штатах. Беккер рассказывал, что, будучи студентом в Принстоне, он устал от экономики. Потому что, «казалось, она не имеет отношения к важным общественным проблемам. Я собирался переходить на социологию, но нашел этот предмет слишком трудным».4 Сегодня в социологии не осталось областей, не затронутых мышлением Беккера. И в начале 1980-х он возглавил объединённый факультет экономики и социологии в Чикагском университете.
/27/ Экономический метод Беккера включает в себя три идеи. Первая – всех и вся низвести до животного уровня. О людях, о государствах и корпорациях можно думать, как о Homo economicus. А значит, они делают всё возможное из ресурсов, которые имеют, чтобы получить как можно больше вещей. Вторая идея: поведение типа Homo economicus происходит на рынке определённого сорта. Третья идея: метод Беккера требует отдавать предпочтение Homo economicus в любом обществе и при любых обстоятельствах.5 Одно из самых первых применений такое мышление нашло в труде о демократии. В совершенной демократии «люди пытаются занять политические должности посредством свободной конкуренции за голоса широких слоёв электората».6 Другими словами, совершенная демократия должна действовать, как совершенный рынок. С избирателями в качестве покупателей, вооружённых избирательными бюллетенями вместо долларов. Беда в том, что это низводит дело гражданина до одного из двух принудительных выборов. Как выбор одного из двух сортов стирального порошка. При этом гражданин не вникает, почему положение вещей является таким, а не иным.
Консервативный анализ Беккера становится еще более спорным, когда он применяет экономические инструменты по отношению к семье. Так как браки добровольны, предполагается, что люди увеличивают личную выгоду, по сравнению с той выгодой, которую они имели, пока были холосты. А поскольку множество людей это делает, то можно предположить существование брачного рынка. Беккер также предполагает, что для брака существуют причины, выходящие за рамки конкретной человеческой культуры. Где бы вы ни жили, «влюблённые люди могут уменьшать стоимость частых контактов и средств, передаваемых друг другу, путём совместного ведения домашнего хозяйства».7 Со своими тремя догматами экономического метода, удобно ему подходившими, Беккер принялся за работу. Он демонстрирует, как складывая богатства перспективных партнёров в одно целое: такие вещи, как красота, интеллект и образование – можно получить выгоду. Эта выгода объясняет «почему менее привлекательные или менее интеллектуальные люди женятся с меньшей вероятностью, чем более привлекательные или более интеллектуальные».8 Он пишет в примечании, что заявление о привлекательности не основано на каких-либо статистических данных. Но считает возможным спрашивать в более поздней публикации: «Оправдывает ли наш анализ популярное мнение, что более красивые, очаровательные и талантливые женщины склонны выходить замуж за более богатых и успешных мужчин?.. – Да, оправдывает».9
/28/ Многобрачие также подвергается анализу. Сравнивая его с единобрачием, Беккер показывает на диаграмме спроса и предложения, как женщины более обеспечены в обществе, где мужья могут иметь много жен. Женщины, которые были бы отвергнуты в качестве чьей-то первой жены в условиях единобрачия, могли бы кое-что получить для себя в качестве второй или третьей жены.10 Самое филантропичное объяснение этого вывода стало гордостью Беккера. Как отмечает экономист Барбара Бергманн, он обходит вопросы власти, традиции, а также индивидуальности. Беккер игнорирует вопрос, почему женщины в полигамных отношениях чувствуют себя хуже, чем в моногамных? На полном серьёзе, он заканчивает так: «как лояльный житель Чикаго, я доказываю, что государственные ограничения на торговлю, (в данном случае законы против многожёнства) уменьшают благосостояние общества».11
Правительственные ограничения на торговлю стали мишенью Беккера позже, в его призывах за торговлю человеческими органами (дескать, общественное благосостояние увеличилось бы, если бы богатые могли заплатить бедным за их почки). А так же в его выступлениях за иммиграцию (по его мнению, право переехать в Европу или Северную Америку лучше всего продавать с аукциона, поощряя иммигрантов правильного сорта, заодно набивая государственную казну).
/29/ Выводы Беккера, конечно, весьма вызывающие, но все они вращаются возле мелкой кучки его гипотез. Позволить Homo economicus делать всё что пожелает, дать беспредельную свободу, чтобы господствовал рынок – по расчетам Беккера, это увеличит благосостояние. Хотя есть масса проблем. Давайте на время оставим в стороне вопросы о справедливости и политике, которые напрашиваются при таком подходе, поскольку проект Беккера шаткий, по его собственным словам. Как рады отметить поведенческие экономисты, аргументы Беккера, преувеличивающего поведение Homo economicus, необоснованны, по крайней мере пока они применяются к людям. Профессор психологии Дэн Арилай, например, в своей книге «Предсказуемо иррациональный» показывает, что таких людей, как Homo economicus Беккера, вообще не существует.
Человек повсеместно нелогичен. Третья гипотеза Беккера о предпочтении Homo economicus, причем в любом обществе, не выдерживает критики. Во многих туземных культурах североамериканских индейцев главная особенность поведения в расширенной общественно-экономической системе – щедрость. В одном забавном исследовании сообщалось, что произошло, когда белые мальчики и мальчики из племени Лакота получили по два леденца каждый. Первый леденец все мальчики отправили себе в рот. Второй леденец белые мальчики положили себе в карманы, а коренные американцы отдали вторые конфеты ближайшим детям, у которых не было ничего.12 Не трудно понять, что способы накопления и распределения ресурсов формирует культура. Западная культура заставляет не делиться, а накапливать. Но этот эксперимент также напоминает нам, что противоположность расточительству не накопительство, а щедрость.
Другие эксперименты более подробно исследовали культурное отношение к щедрости белого общества Северной Америки, с помощью игры «Общественное благо». Игра заключается в следующем: я даю вам (и многим другим участникам) горсть жетонов, и говорю вам, что вы должны выбрать один из двух способов их вложения. Вы можете вложить все или часть из них в мой банк, тогда вы будете получать гарантированный процент, одну копейку за каждый жетон. Но вы можете инвестировать все или часть жетонов в общественную казну. Общественная казна платит каждому, независимо от того, вкладывали вы в неё или нет. Но чем больше поступлений в общественную казну, тем больше выплаты каждому. Не требуется много жетонов в общественной казне, чтобы платить каждому больше, чем одна копейка за жетон. Общественное благо логично подсказывает вложить 100% в общественную казну. Но лично вы можете рассчитывать, что все остальные вложат 100% в общественную казну, в то время как вы вложите 0%. Тогда вы получите большие общественные выплаты, плюс по копейке за жетон с личного банковского счёта.
Когда учащиеся средней школы в Висконсине играли в эту игру, они вели себя не как Homo economicus, который вложил бы в общественную казну 0%. В отличие от него, школьники вкладывали в общественную казну 42%. Экспериментаторы меняли всё: от списка выплат, до числа людей в группе. Но сумма общественного вклада оставалась примерно одной и той же. Они проделали это с коллективом учащихся колледжа, результат остался прежним. Перепробовали все возможные перестановки, какие смогли придумать экспериментаторы. Только один раз общественный вклад упал до 20% – когда в эту игру сыграли дипломированные выпускники института экономики.13
/30/ Поведенческая экономика предлагает вариант этой игры, который называется «Ультимативная игра». Вам дают 100 долларов, а вы делите их на две пачки. Вы берёте на себе пачку А, я беру себе пачку Б. Как только вы разделили счета, я могу либо принять то, что вы сложили в пачку Б, тогда вы получите пачку А. Либо я могу отвергнуть пачку Б, и тогда никто из нас ничего не получит. Теперь, когда это больше не игра, от которой, возможно, остались смутные детские воспоминания, она кое-что объясняет в ткани нашего общества. Как правильно поделиться наличными? Логично вам взять себе как можно больше, а мне дать как можно меньше. Может быть один доллар или один цент. Потому что, опять-таки логично, один цент для меня лучше, чем ноль центов, и мне лучше получить хоть что-то, чем совсем ничего.
/31/ Но большинство людей, играющих в эту игру, ведут себя по-другому. Они либо делят деньги пополам, либо оставляют себе 60 процентов, отдавая 40. Но в некоторых культурах этот обмен действует вообще вопреки стандартной логике. Жители острова в восточной Индонезии, охотники на кита из рыбацкого посёлка Ламальера, играли в эту игру с сигаретами вместо денег (во избежание азарта). Они оставляли себе в среднем 43%, отдавая 57%. Исследователи предположили, что так происходило потому, что игра отражала привычку к щедрости и справедливости, бытующую в общине Ламальера, где охота на кита – это коллективное усилие всей общины.14 После того, как кит убит, следует обязательный ритуал справедливого разделения добычи.
Ни в одной культуре, где играли в эту игру, люди не вели себя на 100% эгоистично, хотя степень коллективизма широко варьируется. Когда играли в джунглях юго-восточного Перу, где племя Мачикуэнда занимается полукочевым земледелием, у них сотрудничество гораздо ниже. И здесь люди отдавали от 25 до 15%, оставляя себе остальное. Опять-таки это поведение приписано общественному устройству, которое предлагает очень небольшое вознаграждение за сотрудничество.15
В целом, различные результаты этой игры зависят от того, как общество вознаграждает за сотрудничество. И одним из самых сильных предсказателей сотрудничества было то, участвуют ли люди в рыночных операциях, покупают и продают ли они вещи за пределами своей семьи или посёлка. Другими словами, хороший предсказатель сотрудничества, подходящий для такого рода игр – это участие в обмене, и участие денег в других ситуациях. Это – важный ключ. Сам обмен не мог стать источником проблемы при объяснении нынешнего экономического кризиса – проблема заключена в системе, окружающей акт обмена.
Есть ещё одна причина, по которой людям плохо на пути становления Homo economicus. Недавние эксперименты в неврологии и приматологии показывают, что мы вовсе не прикованы к полному эгоизму. Наряду с эгоистичными желаниями и жадностью, люди развили сложные нормы поведения, которые включают альтруистичные желания и жажду справедливости. Один из способов обнаружить это – сканирование головного мозга, которое, вопреки возражениям, предлагает некоторые наводящие на размышления данные эксперимента.16 В эксперименте людям предоставляли ряд выборов: взять деньги себе, или претерпеть некоторые финансовые потери, проявляя милосердие. Те, которые активизировали часть своего мозга, связанного с едой и сексом, брали деньги себе. Те, которые активизировали совсем другую часть мозга, имеющую отношение к преданности и привязанности, дарили деньги малоимущим.17
/32/ Это опровергает расхожее мнение, что альтруизм – всего лишь форма скрытого эгоизма. Так как участвуют разные части мозга, то это процессы, по меньшей мере, физиологически, разные. Эволюция предполагает, что альтруизм – это разновидность других, неэгоистических норм поведения, имеющих самостоятельную ценность. Общественные отношения на основе взаимного альтруизма помогают нам выжить. Например, исследования, проведённые с американскими волками, показали, что члены стаи, которые отказываются быть частью общественной группы, склонны покинуть стаю и преждевременно погибнуть с вероятностью 55%. В отличие от 20% вероятности для оставшихся в стае.18 Ещё одно доказательство, что мы не законченные эгоисты, пришло от наших ближайших по эволюции родственников, приматов. Один из пионеров в этой области научных исследований, Франц де Вааль, наблюдал взаимодействия шимпанзе, обменивающихся друг с другом разной «валютой», оказывающих друг другу услуги пищей и другими любезностями. Шимпанзе были вполне способны прослеживать, кто кому что сделал, отдавая и беря справедливо. Цитирую Вааля: «В людях, этот психологический механизм известен как благодарность, и нет причин называть его как-то иначе у шимпанзе».19 Благодарность не характерна для Homo economicus.
Благодарность – не единственная черта, которую приматы разделяют с нами. У них также есть врождённое чувство справедливости. Во время экспериментов с обезьянами капуцинами и шимпанзе, двум обезьянам давали жетоны. Одна обезьяна обменивает жетон на виноград – награду высокой ценности, а в это время другая обезьяна, субъект эксперимента, наблюдает. /33/ Сразу после этого, субъекту эксперимента за жетон дают менее желанную награду – огурец. Если им давали ту же вещь, как их партнёрам, субъекты капуцины и шимпанзе, торгуя жетонами, относились к ним, как к предметам максимальной полезности. Но если с ними обращались нечестно, они потом отказывались совершить сделку даже более заманчивую.
Более того, когда первой обезьяне давали вещи «бесплатно», без обмена на жетоны, вторая обезьяна-наблюдатель ещё с большей вероятностью уклонялась от сделки. Что это доказывает? Обезьяны капуцины рады сотрудничать. Но, похоже, их раздражает несправедливость: либо в наградах (разница между виноградом и огурцами), либо в поведении (не требовались усилия обмена за жетоны). В экспериментах с группами шимпанзе, долгое время проживавших совместно, эти шимпанзе вели себя наиболее коллективно. Чем неторопливее и совещательнее была шимпанзе, тем резче она возмущалась на неравенство.20 Другими словами, самое основное требование детской песочницы «Это несправедливо!» мы разделяем с нашими ближайшими родственниками из животного царства. Это «отвращение к несправедливости» можно обнаружить даже у собак.21
Шимпанзе даже наказывают друг друга за обман. Шимпанзе, обманувшую другую, может ожидать своего рода возмездие, начиная с крепкой оплеухи по морде и вплоть до полного отказа в предоставлении еды. Наказание за антиобщественное поведение – краеугольный камень в фундаменте справедливости, и способ коллективного управления среди шимпанзе.
Люди имеют преимущество перед шимпанзе, потому что мы умеем не только наказывать, но способны и помиловать. Это демонстрирует поразительная серия экспериментов, когда вас просят положить немного денег на мой счёт. Сумма растёт, и вы можете затем выбирать, сколько я должен вам вернуть, угрожая мне выбором штрафа, если я не сотрудничаю. Если вы не угрожаете мне штрафом, я склонен возвращать больше денег, чем когда возникает угроза штрафа. /34/ Так что возможность наказывать по личному произволу не укрепляет сотрудничество и доверие.
Эти эксперименты доказывают, что хотя наши гены могут быть эгоистичными, мы научились передавать в них способы сотрудничать, обобществлять, создавать и сохранять общины, любить и делиться. В отличие от «человека экономического», люди ценят доброту, справедливость, доверие, альтруизм и взаимность, себе же на пользу. Homo economicus имеет лишь утилитарный интерес к этим ценностям. Но недавние исследования показывают, что наша способность дорожить внутренними ценностями (щедрость, подельчивость и бескорыстие) максимально увеличивает наше благополучие.
СТАНОВЛЕНИЕ HOMO ECONOMICUS СЧАСТЛИВЫМ
Применяя свою теорию к людям, Беккер настаивает, что мы – Homo economicus: каждый сам куёт своё личное счастье. Мы получаем личную выгоду, по его словам, «благодаря производственной деятельности, сочетающей купленные на рынке товары и услуги с личным временем в домашнем хозяйстве».23 Другими словами, счастье – то, что происходит, когда мы берём материю и добавляем к ней время, в течение которого используем эту материю. Но если все мы преследуем счастье, а экономика строится на предположении, что мы жадничаем в преследовании его, то могут ли рынки принести счастье?24
Это стало почти штампом: большинство людей, выигравших в лотерею, сообщают, что они менее счастливы после выигрыша миллионов, чем были прежде. Но мы и так знаем, что не в деньгах счастье. Согласно одной из самых прекрасных радиопрограмм США, «Такова американская жизнь», дантисты зарегистрировали значительное увеличение числа поврежденных зубов в результате экономического спада: люди скрипят зубами по ночам, в беспокойстве о том, как оплатить счета, но это симптом анекдотичный. Недавно нас затопили исследованиями в области счастья. Большинство из них зародились в экономических отделах, изучавших, как именно получить то внутреннее сияние, которое деньги не в силах обеспечить.
/35/ Угрюмая наука, принимая пилюли счастья, открыла истинность аксиомы всех культур: погоня за богатством не делает счастливым. Путь, который протоптало общество потребления к счастью, ведёт к частной собственности на дом и новый автомобиль. Однако научные исследования всё чаще указывают на психологический вред, связанный с алчностью. Психоаналитик из Сан-Франциско отмечает, что его пациенты «купили себе БМВ, и у них дома стоимостью 3 миллиона долларов на берегу моря, в самом престижном округе Марин. А они каждое утро просыпаются со словами: “Что-то мне паршиво сегодня…”»25 Но не только буржуазия из округа Марин находится в подавленном состоянии. В обширном исследовании 12000 первокурсников из 21 колледжа Соединённых Штатов приняли участие в обследовании 1976 г. Обследование включало в себя вопросы об их финансовых целях и удовлетворённости жизнью во многих областях. Они были обследованы повторно в 1995 г. Те, кто придавал большую важность деньгам в 1976, оказались менее удовлетворёнными в 1995.26 Другое обследование 266 студентов школы бизнеса обнаружило то же самое: чем большую важность человек придавал деньгам, тем ниже оказался уровень его благополучия.27 Наихудшие коллизии переживали те ответчики, кто хотел зарабатывать деньги, чтобы преодолеть неуверенность в себе.
На международном уровне одну из важнейших частей исследования денег и счастья называют «Парадоксом Истерлина», в честь экономиста Ричарда Истерлина. В публикации от 1974 г. он обнаружил, что люди с доходом выше среднего говорят, что чувствуют себя счастливее, чем их более бедные коллеги. В этом нет ничего удивительного. Но он также обнаружил: если однажды страна поднялась выше уровня доходов, на котором основные потребности в виде жилья, еды, воды и энергии могут удовлетворяться, то среднее счастье больше не увеличивается. /36/ Парадокс, другими словами, состоит в том, что начиная с определенного момента, больше денег не делает нас счастливее. Вместо этого мы обнаруживаем, что стали гедонистами, занятыми однообразным трудом, у которых счастье в том, чтобы не отстать по уровню потребления от себе подобных. И когда те добиваются успеха, а мы нет, даже если мы более обеспечены в абсолютных величинах, то чувствуем себя менее счастливыми.
Согласно более свежим данным, нация может увеличить средний уровень своего счастья, но стоить это будет очень дорого. После достижения уровня достаточного дохода, чтобы удовлетворять основные потребности, увеличение счастья требует подъёма дохода в геометрической прогрессии. Чтобы пройти от одной до двух единиц счастья, потребовалось 10 долларов, но после точки, в которой удовлетворились ваши основные потребности, чтобы пройти от двух до трёх единиц счастья, потребуется 100 долларов, от трёх к четырём потребуется 1000 долларов и так далее.28
Между тем, в рамках экономики, счастье определяется разницей между надеждами на уровень дохода и способностью достичь его. Множество людей с БМВ и домами за 3 миллиона долларов заявляют, что они, фактически, счастливы. Вот почему тех, кто несчастлив, побуждают считать себя ненормальными и обращаться за помощью к психоаналитику. Как утверждает экономист Корнелльсского университета, Роберт Франк, счастье, достигнутое с помощью покупки яхт и золотых часов «Ролекс», имеет глубокие социальные последствия, особенно, когда растёт неравенство. Между 1979 и 2005 гг. в Соединённых Штатах непрерывно возрастал разрыв между богатыми и бедными. Чистый доход одного процента богачей вырос почти на 200%, а бедняки, пятая часть населения страны, повысили свои доходы всего на 6%.29 Всё больше богатства скапливается в руках немногих, чей образ жизни прославляют СМИ, а значит, у большинства людей желания превышают возможности.30 Нас больше не радуют те вещи, от которых мы были в восторге. /37/ Подумайте о своём телевизоре. Пять лет назад вы были им очень довольны, а сегодня – не очень. С вашим телевизором ничего не случилось, но по сравнению с вошедшей в подсознание нахальной многочасовой рекламой плоских, больших, ярких телевизоров, ваш вдруг показался неуклюжим.
Происходит инфляция так называемых «престижных вещей», вещей, отражающих ваше общественное положение. Вот почему растущее неравенство делает большинство людей менее счастливыми. Хуже того, неравенство растёт в международном масштабе.31 Это может объяснить недавний рост преступности в Бутане, когда-то одной из самых счастливых стран в мире. Представление о том, насколько хорошо живёт народ, то есть общенациональное счастье, пошло ко дну, когда новый король Бутана, закончивший Оксфорд, импортировал в страну спутниковое телевидение. Телевизионные образы невозможного уровня жизни, телесные формы, дорогие одежды и украшения, привели не только к негодованию, но и вызвали волну преступности. Молодёжь стала воровать, чтобы позволить себе безделушки, которые продавал медиа-магнат Руперт Мёрдок, через спутниковое телевизионное вещание на Азию.32 Телевидение преподносит мир, недосягаемый для большинства людей, не только в Бутане, но и в США. И стремясь возвратить себе ощущение счастья, подростки начали воровать в магазинах.
На государственном уровне это означает, что деньги и их большой брат, валовой национальный продукт, слабые показатели благополучия и счастья.33 Другие индикаторы общественного благополучия и счастья не только существуют, они куда более разоблачающие. «Индекс развития человеческого потенциала», публикуемый Программой развития ООН, связывает национальный доход с данными о здоровье и образовании. «Гендерный индекс развития» тоже из Программы развития ООН (ПРООН) показывает, насколько уважаются права женщин в разных странах, их степень участия в политической, общественной и экономической жизни. «Новый Экономический Фонд» в Великобритании издал богатый набор данных под рубрикой "Национальные благосостояния", который рассматривает все ощущения счастья и жизненности, благоприятные для общественных отношений. /38/ В европейском регионе Дания лидирует почти во всём, Великобритания держится на 13-м месте из 22-х, опережая только Францию.34
Индексы – попытки уловить неуловимое понятие хорошей жизни, то, что в древней Греции называлось «эвдемония». В этом понятии счастье связано, скорее, с человеческим процветанием, чем с деньгами. Существует отрасль психологии, которая убеждает нас думать о счастье, как о побочном продукте более глубокого психологического благополучия. Чем больше психологическое благополучие, которое мы имеем, тем больше счастья мы производим. Щедрость и альтруизм –способы создать запас такого благополучия. Но щедрость и альтруизм выгодны ещё и тем, что позволяют создать счастье в короткий срок. Эта гипотеза сразу разъясняет проблему в области изучения счастья: почему счастье возникает не когда мы получаем деньги, а когда их отдаём.35 Один эксперимент, проведённый при тщательном контроле достоверности, показал, что
1. щедрость не приводит непосредственно к счастью,
2. счастье не вызывает щедрость;
3. богатство не вызывает щедрость или счастье, но
4. психологическое благополучие – источник и щедрости, и счастья.
Здесь парадокс, который хорошо понял Джон Стюарт Милль. Чтобы стать счастливым, надо забыть, что стараешься стать счастливым:
«Лишь те счастливы (я думаю) кто сосредоточил свой ум на какой-то цели, которая не является их личным счастьем: на счастье других, на усовершенствовании человечества, даже на каком-то искусстве или исканиях, цели, преследуемой не как средство, а как высший идеал сам по себе. Стремясь к чему-то другому, они, мимоходом, обретают счастье».36
/39/ Милль понял, а Беккер, похоже, не понял то, что доказал богатый опыт человечества: попытки жить как Homo economicus – губительны. Закованные в цепи, Homo economicus будут съедены, как фураж для рынков и безудержной прибыли. Теория и политика Беккера (этот синдром слепоты Антона) продолжает распространяться, по причинам, далеко выходящим за пределы её теоретической аккуратности. Применение его метода не безобидное дело: его жадность – это политика. Она неизменно поддерживает курс, выгодный самым богатым: оправдывает постоянство экономической монополии, патриархат и торговлю человеческими органами. Будь Беккер всего лишь восторженным сторонником экстравагантной теории, можно было бы забавляться нелепыми выходками этого академика. И его экономической кувалды, для которой весь мир стал гвоздём. Но поскольку черты его методов широко распространились в социологии, особенно популярной в США, он не может так легко отделаться. Французский философ Мишель Фуко, на своих лекциях в «Коллеж де Франс» 1978-79, относился к Беккеру очень серьёзно, утверждая, что Беккер воплощает в себе губительные и распространяющиеся тенденции в современном рыночном обществе.37
Вовсе не фантазёр, Беккер – это и причина и симптом нового рыночного порядка. Он – глашатай неолиберальной культуры, в которой мы усваиваем рыночные ценности. В которой мы ведём себя, как отдельные предприниматели, устраивающие своё личное счастье, перемещая ресурсы на рынке и добавляя к ним время, чтобы получить выгоду, и протоптать свою тропинку к счастью. Нелепость заключений Беккера о семье, иммиграции и медицине – признак того, что нынешнее рыночное общество еще не до конца уяснило его теорию. Но дайте время. Мы видели, как меняются общественные взгляды на то, что принадлежит рынку. Глобальная система страхования жизни сегодня стоит более чем 2 триллиона долларов.38 Когда-то эта практика была полностью запрещена в Европе, но она преодолела аморальное клеймо «деньги за смерть» в 1840-х годах в Соединенных Штатах.39
/40/ Защищая распространение мира рынков и Homo economicus, Беккер вносит свой вклад в культуру рыночного общества. Теми способами, которые служат материальным интересам конкретных групп. Культура не висит в воздухе, а имеет значение на земле, в мире людей из плоти и крови. Взгляды Беккера выгодны существам, более похожим на Homo economicus, чем мы с вами, – корпорациям.
КОРПОРАЦИЯ
Тому, кто сражается с чудовищами,
надо позаботиться, чтобы самому не стать чудовищем.
А если долго вглядываться в бездну,
то бездна начинает вглядываться в тебя.
ФРИДРИХ НИЦШЕ.
«По ту сторону добра и зла».
У каждой цивилизации были продавцы и рынки, но современное рыночное общество породило корпорацию, небывалое человеческое творение, движимое жаждой прибыли, и за свою короткую историю пришедшее к господству на нашей планете. В большинстве стран корпорации называют «юридические лица», они пользуются теми же правами и обязанностями, которыми пользуются живые люди, хотя корпорации не состоят из плоти и крови. В своём прекрасном документальном фильме «Корпорация» Марк Акбар, Джоэл Бакан и Дженнифер Эббот ловят на слове современное законодательство, и спрашивают: «Если бы корпорация, юридическое лицо, и правда имела лицо, то каким было бы это лицо?» Применив «Руководство по диагностике и статистике психических расстройств DSM-IV», принятое в США, чтобы поведение максимально подходило под список симптомов, они обнаружили, что корпорации демонстрируют множество симптомов, характерных для диагноза «психопатия».1 Американская Психиатрическая Ассоциация классифицирует психопатов и социопатов согласно общему диагнозу: «Антиобщественное расстройство личности». Чтобы получить такой диагноз, пациент должен соответствовать трём и более из семи критериев:
/42/
1. Беззаконие. Неспособность соответствовать общественным нормам, уважать законы. Систематическое их нарушение, приводящее к арестам;
2. Лживость, использование псевдонимов, обман с целью наживы;
3. Импульсивность, неспособность предвидеть последствия;
4. Раздражительность и агрессивность. Частые драки или другие столкновения;
4. Рискованность, без учёта опасности для себя и других;
6. Безответственность. Неспособность соблюдать режим работы или выполнять финансовые обязательства;
7. Бессовестность. Безразличие к вреду, причинённому другим, или воровству. Самооправдания.
Авторы фильма находят, что корпорации ведут себя именно таким образом: нарушают законы везде, где могут. Обманывают и скрывают обман. Жертвуют долгосрочным благополучием ради сиюминутной выгоды. Ведут себя агрессивно – сутяжнически. Пренебрегают здоровьем и правилами техники безопасности. Уклоняются от уплаты поставщикам и работникам. И никогда не испытывают угрызений совести. Транснациональная компания «Монсанто» отравила целый город в штате Алабама, и отказалась признаться, что дело обстояло именно так, потому что не захотела, согласно конфиденциальной записке, «потерять ни одного доллара в бизнесе». Подробности, раскрытые в публикации «Вашингтон Пост» в 2002 г., вызывают ужас. Десятилетиями компания «Монсанто» скрывала от своих работников, что происходит, когда они сбрасывают ядовитые отходы с завода в городе Аннистон, штат Алабама, в местные реки. Рыба погибает за десять секунд, с неё слезает шкура, и она истекает кровью. Представитель корпорации «Салютия», дочернего предприятия «Монсанто», сказал, что несправедливо судить по современным стандартам об экологическом вреде, который компания причиняла в 1970-х. «Делали мы то, что не должны делать сегодня? Конечно. Но это лишь небольшая часть длинной истории», – сказал он. – «Если рассмотреть это в общем контексте, то думаю, нам нечего стыдиться».2 Здесь есть некоторая натяжка, но вполне правдоподобная, что это рационализация (самооправдание) – признак психопатического поведения компании.
/43/ Однако, чтобы причинять вред, корпорациям не обязательно нарушать закон. Обычные действия рыночного общества означают, что существуют повседневные формы «нечего стыдиться». И они пришли из движимых прибылью, рыночных способов оценки мира. Когда компании принимают решения по поводу того, что они будут производить и по какой цене, они делают это по большей части так, как делал бы Homo economicus. Действуя, как холодное, расчётливое существо, исключительно ради прибыли, в мире, где производительные силы могут быть куплены и проданы на рынках.
Чтобы прибыли были высокими, корпорации организуют рабочих, сырьё, оборудование и арендную плату так, чтобы все эти затраты были минимально возможными. Давайте для примера возьмём «Макдональд», и пройдем весь путь вычисления этих затрат. Как учреждение с главной миссией заполучить прибыль, «Макдональд» старается как можно меньше платить за то, из чего складывается себестоимость гамбургера: от говядины до рабочей силы, от арендной платы до лабораторных проверок на пищевую пригодность. Чем ниже его затраты, по сравнению с конкурентами, тем больше он делает денег. Если Макдональд загрязняет окружающую среду углекислым газом, без необходимости платить за это, то затраты этой фирмы отличаются от цены, которую платит общество в целом. Современная экономика эти общественные затраты обозначает термином «экстерналии» (внешние последствия). Это затраты, которые тем или иным способом ускользают из сети цен. В начале двадцатого века английский экономист Артур Пигу высказал идею, что рынки зачастую упускают более широкие последствия их поведения из-за наличия изъяна в их ткани. Изъян, относится к тому, что является внутренней ценой, а что – внешней.
/44/ Чтобы понять, как действуют экстерналии, давайте вернёмся к углеродистому следу «Биг Мака». Возьмём всего одно экологическое воздействие среди многих. По некоторым данным, цена энергии за 550 миллионов «Биг Маков», продаваемых в США ежегодно, составляет 297 миллионов $, вызывая парниковое загрязнение в 2,66 миллиарда тонн СО2 эквивалента.3 К углеродистому следу, мы должны добавить более широкое экологическое воздействие в смысле использования водных ресурсов и деградации почвы. А также скрытые затраты здоровья, вызванные такими последствиями, как диабет и сердечнососудистые заболевания.
Ни одна из этих затрат не отображается в цене Биг Мака, но кто-то вынужден за них платить. Только платит за это не корпорация «Макдональд», а общество в целом: экологическими бедствиями, миграциями, вызванными изменением климата, и огромными расходами на медицину. Согласно докладу индийского «Центра науки и окружающей среды», гамбургер, изготовленный из мяса коровы, которую пасли на месте вырубленного леса, на самом деле должен стоить приблизительно 200$.4
Эта конкретная цифра может показаться непомерной, но если провести крупномасштабные исследования, то полные затраты на четырёхдолларовый «Биг Мак» могут оказаться ещё выше, потому что корпорации не только не платят за экстерналии, но и получают субсидии. Потребители в Соединенных Штатах платят за дешевые гамбургеры своими налогами. Мясо в гамбургерах «Макдональда» откормлено урожаем, получающим самую большую субсидию в Америке. Согласно докладу «Университета продовольствия США», американские производители говядины экономят, в среднем, 562 миллиона долларов в год, откармливая скот субсидированным зерном.5 Полная сумма субсидий на производство зерна составила в 2006 году 4,6 триллиона долларов.6
Когда речь идёт о низкой заработной плате, налогоплательщики тоже оплачивают любимый американский фаст-фуд через «социальную субсидию». Средний полностью занятый рабочий быстрого питания зарабатывает всего 15000$ в год.7 Эта нищенская зарплата дополняется бесплатной медицинской помощью, продовольственными талонами, детским питанием, прямыми государственными выплатами и другими государственными услугами. Полная расчетная стоимость государственных и федеральных выплат только рабочим королевства Бургеров составляет более 273 миллиона долларов в год.8 Умножьте это на всех крупнейших производителей фаст-фуда, и получится, что государство обдирают более чем на один миллиард долларов в год, чтобы субсидировать индустрию сверхнизкой зарплаты. /45/ По словам Фила Маттера из вашингтонской организации «За хорошие рабочие места», «некоторые из крупных компаний, поставщиков фаст-фуда, не хотят обеспечивать здравоохранением своих служащих. Но при этом они должны как-то выкручиваться, и поскольку у них есть на это право, они обращаются к программам государственной помощи. Мы наблюдаем очень богатые компании, которые выкручиваются с помощью этих программ… Известно, что такие компании, как «Wal-Mart» заставляли своих рабочих подписываться на медицинские программы, финансируемые за счёт налогоплательщиков».9
За дешёвую еду, общество платит не только субсидиями. В 1995 было проведено исследование затрат на лечение болезней, связанных с чрезмерным потреблением мяса в США. Общая сумма составила 30-60 миллиардов долларов в год.10 И опять-таки это глобальная проблема. В Китае расходы на лечение болезней, связанных с диетой и тучностью, на много превышают расходы на лечение болезней вследствие недоедания.11
Эти прямые и косвенные социальные затраты представляют только часть долларовой суммы, отсутствующей в цене еды. Антибиотики становятся менее эффективными из-за широко распространенного профилактического использования в производстве домашнего скота. Загрязнение пестицидами, разрушение цепи питания, выбросы парниковых газов – составляют экологический долг промышленного сельского хозяйства. Добровольно списанные 2.66 миллиардов тонн углекислого газа, выброшенного при производстве «Биг Маков», должны стоить от 7,3 до 35,6 миллиона долларов в год.12 По оценкам китайских исследователей, на каждый доллар, потраченный частным фермером на пестициды, публика должна будет потратить 80 центов, чтобы очиститься от них.13 «Мёртвая зона» в Мексиканском заливе, возникшая из-за сельскохозяйственных сбросов (в форме азотных, фосфористых удобрений и отходов животных), является другим примером экологических затрат. Питательная перегрузка (названная эутрофикацией) вызывает быстрый рост сорняков, удушая судоходные водные пути водорослями. Погибая, водоросли гниют, поглощают кислород из воды и губят рыболовство. Одно исследование оценило стоимость эутрофикации в Великобритании на сумму 105-160 миллиона долларов ежегодно, с непосредственной стоимостью правительственной программы по очистке от химической перегрузки, более чем в 77 миллионов долларов.14
/46/ Двести долларов за гамбургер – это цифра приблизительная. Подсчитать настоящие экологические потери – задача мудрёная. Потому что нам неизвестны ни долгосрочные экологические последствия, ни сколько будет стоить будущим поколениям уборка нынешнего загрязнения.15 Университет Айовы рассмотрел различные исследования об истинной стоимости американского сельского хозяйства. Складывая вместе косвенные затраты с ущербом природным ресурсам, дикой природе, биологической вариативности и человеческому здоровью, получили, что скрытая цена американского сельского хозяйства находится между 5,7 и 16,9 миллиардами $ в год. Влияние зернового производства обходится от 4,9 до 16,1 миллиардов ежегодно, а производство домашнего скота в диапазоне от 714 до 739 миллионов, настолько больше той цены, которую покупатели платят в кассу.16 Другое исследование оценило экстерналии сельского хозяйства Великобритании в 3,7 миллиарда фунтов стерлингов в год.17 Хотя эти виды исследований оставляют много места для интерпретаций, одно остаётся совершенно ясным: рынок не способен подсчитать всю истинную цену, которую мы платим в конечном итоге.
Экологический долг не только теоретическое упражнение. Всемирный банк оценивает, что экологические потери Китая составляют в целом 8 процентов его ВВП.18 Опять-таки, сельское хозяйство обеспечивает поразительные примеры этих потерь. Фермеры в северном Китае, где выращивалось 95 процентов национальной пшеницы, опустошили водные ресурсы ради того, чтобы их измученные жаждой, химически емкие сельскохозяйственные технологии работали. Злоупотребление водой, и получающимися более низкими горизонтами грунтовых вод (плюс неограниченная эксплуатация земли для посевов, вырубка леса и изменение климата) превращают большую часть Китая в пустыню. Приблизительно 18% прежде плодородных земель страны – теперь пустыни, покрытые дрейфующими песчаными барханами.19 Пыльные бури регулярно прилетают с севера, проносятся через индустриальные зоны Китая, собирая загрязнители и становясь миазмами, накрывающими города от Китая до Японии. /47/ В 2001, штормовой ветер дул на всём протяжении от Китая до Соединённых Штатов и пригнал тучу пыли к Денверу, настолько плотную, что стало не видно Скалистых гор. По оценкам Китайского Департамента «Исследований в интересах промышленности, транспорта и торговли», опустынивание ежегодно приносит убытки в 54 миллиарда юаней (7,89 миллиарда $) в результате ущерба здоровью, экологического и экономического последствия песчаных бурь и нехватки воды.20 По расчетам Всемирного Банка, из-за наступления пустыни, убытки Китая станут ещё больше – около 31 миллиарда долларов в год.21
Зима 2008 была особенно трудной для засушливого севера Китая. Уродилось 43% озимой пшеницы, и была угроза полного неурожая.22 Это произошло не только из-за расточительного использования воды в сельском хозяйстве. Как отметил эксперт по сохранности водных ресурсов Пекинского сельскохозяйственного университета, Ли Гуангёнг, «просто – не значит достаточно. Если резервуары пустеют, а колодцы высыхают, это из-за невозобновляемого способа, которым китайские фермеры расходуют воду».23 Низкая цена пшеницы и в Китае, и в остальной части мира в течение прошлых нескольких десятилетий усиленного сельскохозяйственного производства в действительности означает, что мы допустили перепроизводство, повредив будущим урожаям. То же самое верно для уймы других предметов потребления, перепроизводство которых основано на истощающихся ресурсах. Нехватка воды – одна из главных причин, почему Китай и другие государства участвуют в захвате земли в развивающихся странах, богатых дождями и грунтовыми водами – особенно в Латинской Америке и Африке.
Неспособность Китая ценить воду – один из примеров неспособности почти всех стран ценить мир природы при производстве товаров на продажу. Однако, услуги экосистемы, типа опыления, водной фильтрации, ограничения эрозии, плодородия почвы, регулирования воды и климатических систем имеют огромную ценность. И мы рискуем настолько, сколько они на самом деле стоят.24 Если вернуться к продовольствию, одно исследование оценило, стоимость услуг экосистемы в органическом сельском хозяйстве Новой Зеландии. /48/ Стоимость обслуживания экосистемы в органических полях оценивается в 460 – 5240$ на гектар ежегодно против 50 – 1240$ в обработанных химией полях.25 Другими словами, фермерские системы, которые обращают внимание на экологичность, вкладывают в землю больше денег, чем системы, использующие химические методы. Но экологичные фермы не вознаграждаются за это. Вот почему пища, выращенная химическим хозяйством, которое не платит полную цену своего вреда, кажется более дешевой в кассе супермаркета.26 Скрытые цены показывают, что это не дешёвая пища, а надувательская. То, что является верным для еды, не менее верно для всех остальных товаров. Экологичное производство товаров и услуг, оказывается, стоит дороже, потому что его более дешёвый эквивалент ищет сиюминутную выгоду, но производит будущие убытки, бремя которых мы будем вынуждены нести все вместе.
Это систематическое искажение в оценке – прямое следствие управляемых прибылью рынков. Надеясь сократить затраты, корпорации норовят отвертеться от оплаты экологического и общественного вреда, который причиняют. Нельзя сказать, что люди, работащие в этих организациях, являются чёрствыми, порочными или жестокими. Недавно я дискутировал с директором Университета экологичного сельского хозяйства, Жаном Кис Висом. Это во всех смыслах порядочный, искренний, вдумчивый человек, озабоченный благом нашей планеты. Он следит за многими инициативами, которые приносят пользу и планете и его компании: экономия воды, ископаемого топлива и так далее. Но если он хоть на минуту позволит себе политику, которая приносит пользу окружающей среде, но вредит компании – его сразу же уволят.
Корпорации – это Homo economicus. Весьма логично и без преступного намерения, они стараются увеличить свою прибыль любым способом, законным, а иногда незаконным. Корпорации, которые не живут по законам джунглей, обанкротятся. Это значит: независимо от того, что корпорация делает, она неизменно производит экстерналии (вредные последствия).27
/49/ Каждый согласен, что если мы насорили, то сами должны убрать мусор. Если бы цены действительно отражали экологические и общественные убытки, то цены действительно могли бы телеграфировать про изобилие или дефицит вещей. И если некоторые товары приносят общественную и природную пользу (как экологичное сельское хозяйство, например) и если это отражено в ценах, рынок может успешно применить цены, чтобы ассигновать ресурсы на полезное дело. Но это не должно быть "моральной доплатой" за экологичный выбор, для тех покупателей, которые выбирают продукты, не загрязняющие планету. Если продукты действительно требуют затрат и приносят пользу, то это должно отражаться в цене для экономической логики рынков, чтобы те работали должным образом. Иначе это – корпоративная благотворительность в массовом масштабе. А благотворительность свободные рынки любят меньше всего. Вам простительно думать, что не прекращающиеся операции по спасению природы и общества частные предприятия совершают «бесплатно» на свободном рынке. Несмотря на его протесты, корпоративный капитализм ещё должен доказать, что он способен работать без такого рода дотаций.
Когда за негативные экстерналии не платят, нажившиеся на этом, по сути, воруют у тех, кто расплачивается за такое поведение. Язык воровства подразумевает пострадавшего, и в широком смысле, от этих экстерналий страдают все. Просуммируйте воздействие на здоровье от потери озонового слоя, потери рыбных ресурсов и услуг экосистемы, обеспечивавшихся вырубленными лесами, загрязнение воды промышленным сельским хозяйством, потерю климатического равновесия, вызвавшее огромное количество наводнений и засух. Подведите черту и выписывайте счёт. Если бы человечество должно было заплатить за последствия испорченной экосистемы, счет, согласно недавнему исследованию, мог бы составить приблизительно 47 триллионов $. Но этот счет поделен далеко не поровну. Другое недавнее исследование оценило экологический след: скрытые затраты, произведенные с помощью вредного производства богатыми странами на территории бедных. Исследование охватило только шесть областей: озоновое истощение, чрезмерный промысел рыбы, вырубка леса, изменение климата, уничтожение мангровых зарослей, интенсивное сельское хозяйство. /50/ Это не удивительно, что страны с высоким и средним доходом загрязняют сами себя, но беда в том, что они перенесли свои самые грязные производства на чужую территорию, причинив бедным странам экологический ущерб в 5 триллионов $. И наоборот, бедные страны оставили след на территории богатых в 0,68 триллиона $. Экологический долг богатых стран перед бедными перекрывает весь долг третьего мира перед богатыми странами: в сумме 1,8 триллиона $.28
Это неравноправие, систематический перенос затрат с богатых на бедных, объясняет почему этим экстерналиям позволяют быть: потому что богатые потребители делят между собой награбленное. Если я покупаю гамбургер, который должен стоить в пятьдесят раз больше, я вижу выгоду, по крайней мере, сиюминутную. Искусственно низкие цены – дивиденд потребителей от этой системы получения прибыли, давшей нам одежду, которую дешевле купить, чем почистить и телефоны, которые дешевле заменить, чем отремонтировать. Именно с помощью таких «скидок» нас завербовал современный потребительский капитализм. Условия, в которых я покупаю гамбургер, или что-нибудь еще, имеют большое значение. Потребители хотели бы покупать более здоровую и более вкусную пищу, в которой цена действительно отражает полную стоимость. Но в условиях, когда множество семей зарабатывает меньше прожиточного минимума, погоня за дешевизной стала формой социальной политики.29
Важно не возлагать всю вину на потребителей, и прежде всего, рассмотреть, как мы становимся потребителями. Может быть, мы были совращены наводнением дешевых товаров, настоящие издержки которых или отсрочены, или их платят другие? Но это не объясняет, почему мы хотим сами товары. Здесь действует изощрённый процесс. Общественная система обучает нас, как потреблять, и как оценить наше время, наше счастье и друг друга. Корпорации – существа рыночного общества. Чтобы прибыль текла в их карманы, они должны призвать потребителей на рынок. Цены – часть материала для вербовки. Чтобы яснее увидеть разделение власти между потребителем и производителем, где предложение вызывает спрос, полезно исследовать крайний случай: а что происходит, если цена нулевая? /51/
ЧТО СКРЫТО ЗА БЕСПЛАТНЫМ ЗАВТРАКОМ
Ну в самом деле, кто не любит бесплатные безделушки? Бесплатные пробнички духов, бесплатные игры, бесплатные дегустации, бесплатные телефоны, бесплатные телевизоры – это вещи от которых все мы получили хоть какое-то удовольствие. Где же тут вред? Откуда взялись эти две старинные поговорки: «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке» и «дарёному коню в зубы не смотрят»? На это существует системный ответ. А именно, систематическая последовательность того, что происходит, если расчётливые корпорации встречают иррациональных людей, нелогичность которых становится еще более заметной, когда вещи отдаются бесплатно в супермаркетах и универмагах, по телевидению и онлайн. Тактика всякий раз одна и та же. Компания имеет отработанный бизнес-план, рекомендующий рискнуть. Компания готова поспорить, что если вам предложить что-нибудь бесплатно, вы соблазнитесь зайти в этот магазин в будущем. И получив мелкий подарок, вы выложите деньги за нечто подороже, накупите побольше, лелея чувство благодарности к тому бренду, который вас одарил.
В этом нет ничего плохого. Вы в выигрыше, потому что получили больше вещей, и компания в выигрыше, потому что получила больше денег. Но если всмотреться пристальнее, то этот «свободно-бесплатный» обмен меняет ваши покупательские решения и предпочтения. Экономика преднамеренно закрывает глаза на то, почему людям нравится то, что им нравится. Действительно, любимая фраза в этой профессии «De gustibus non est disputandum» – «О вкусах не спорят». Но корпорации всё время стараются изменить наши вкусы. А мы не замечаем этого, себе на горе. /52/ Если кто-то предлагает вам бесплатно попробовать героин, вы, вероятно, откажетесь. Потому что знаете, как наркомания изменит ваши вкусы. А вы этого не хотите. Ясное дело, эта аналогия несовершенна: получение бесплатных вещей не вызывает острую зависимость. Но обоснованно считается, что наш выбор гораздо реже результат разумного изучения. Наш выбор – результат манипуляции, гораздо чаще, чем мы согласны поверить.
3 февраля 2009, американская сеть ресторанов Деннис решила выпустить бесплатный завтрак из двух блинов, двух яиц, двух сосисок и двух кусочков бекона, который раньше стоил 6$ (хорошо, хорошо, 5,99$).30 Компания держала пари, что эта новость попадёт во все крупные газеты и капитально расширит число её клиентов, в результате бесплатной раздачи еды в течение одного дня. Так и сделали. Пришло два миллиона клиентов, некоторым пришлось стоять в очереди больше часа. Сумма всех расходов Деннис, включая рекламу на чемпионате по «Супер боулу», продукты для изготовления завтраков и зарплату поваров – 5 миллионов долларов.31 Когда спросили, стоило ли это делать, главный администратор сети Деннис сделал паузу, посмотрел на рост продаж приносящих высокую прибыль продуктов, например, газированных напитков, и ответил: «Мы добьёмся большой прибыли ещё до перерыва».32
В конечном итоге оказывается, что нет такой вещи, как бесплатный завтрак. И нет никаких бесплатных обедов. Вот как Редьярд Киплинг описал бесплатный обед в Сан-Франциско образца девятнадцатого века:
«Я был совершенно одинок в этом огромном городе белых людей. Инстинктивно я искал, где бы отдохнуть и натолкнулся на бар: помещение, изобилующее сценами из дурного салуна, в котором мужчины со шляпами, заломленными на макушку головы, пожирали пищу с волчьим аппетитом. Оказалось, что я попал в учреждение, предлагавшее «бесплатный обед». Здесь вы платите за выпивку и бесплатно набираете закуски столько, сколько хотите съесть. На сумму меньше одной рупии человек может наесться досыта в Сан-Франциско, даже если он банкрот. Вспомните об этом, если окажетесь на мели в этих краях».33 /53/
Это похоже на завтрак Денни. Стратегия привлечения людей бесплатной едой и одновременно продажа им очень выгодных напитков, мало изменилась. Вновь «бесплатно» превращается в азартную игру. В которой наша жажда получить что-то за ничто, отстёгивает прибыль корпорациям.
Ну а как это выглядит, если вести себя логично в обмен на бесплатный хлам? Экономист Ричард Маккензи в своей книге, «Почему жареная кукуруза стоит так дорого в кино» описывает, как он купил себе новый компьютер. Изготовитель предложил ему в подарок бесплатный принтер, который Маккензи принял. Он знал, что изготовитель вернёт свои деньги назад на дорогих картриджах для заправки этого принтера, поэтому, когда принтер исчерпал чернила, Маккензи поступил логично: он выбросил принтер.34 Потрясены? Нас поражает такая расточительность: выбросить новенький бесплатный принтер! Даже если это логичный поступок, такое сентиментальное чувство мы должны испытать. Маккензи ведет себя как Homo economicus, и поэтому бьет компьютерного изготовителя в его игре. Но умы большинства из нас поддаются на эти уловки. Мы чувствуем: как-то неправильно выбрасывать бесплатные вещи, не в последнюю очередь потому, что бесплатная польза, должно быть, стоила кое-что. И кто-то заплатил за неё.
Рассмотрим такой пример: мой оператор сотовой связи дарит мне бесплатный мобильный телефон с кучей дополнительных возможностей, но при этом я подписываю контракт и становлюсь постоянным покупателем предоплаченных минут. Я доволен, потому что теперь я могу перемещаться по городу, не имея необходимость помнить, где нахожусь (есть навигация), и получаю удовольствие, поглаживая новейшую модель мобильника. За все эти удовольствия я должен платить немного больше, да к тому же докупить программное обеспечение и новый футляр для ношения на ремне. Конечно, многие думают, что оно того стоит. Действительно, существует гонка вооружений среди сотовых телефонов, в которой все более и более шикарные телефоны становятся социально необходимыми. Эти новые телефоны идут с новыми услугами и приложениями, которые, опять-таки, становились социально необходимыми для пользователя, и постоянным источником дохода для поставщика. В Соединенных Штатах в 2007, расходы на сотовые телефоны в среднем на клиента достигали шестисот долларов ежегодно (впервые превысив расходы на телефонную связь по наземным линиям). Это большие деньги, которые поделили сравнительно недавно. /54/
В 2009, компания-изготовитель сотовых телефонов Nokia задекларировала прибыль в 490 миллионов евро, при продажах на 12,7 миллиарда евро, с дивидендами более чем на 20 процентов выше, чем в предыдущем году. Для изготовления своих телефонов, как и изготовители электронного оборудования во всём мире, Nokia использует полезные ископаемые, извлеченные из кровавого конфликта в Конго, где разведаны 70 процентов мирового запаса колтана. Колтан – источник ниобия и тантала, являющегося ключевым элементом в производстве конденсаторов, находящих применение в миниатюрных электронных устройствах. При патрулировании доступа к этим ресурсам, вооружённые подразделения в Конго насиловали, мучили, порабощали и убивали. Женщины, изо всех сил пытающиеся поднимать детей в Конго имеют продолжительность жизни 40 – 47 лет, продолжают страдать из-за наихудшей во всём мире эпидемии насилия, и зарабатывать не более чем половину, по сравнению с мужчинами – 191$ в год.35 Это происходило и когда цены на колтан были высокие, но теперь, когда цены упали, рабочие в колтановых шахтах должны работать намного напряжённее, чтобы заработать прежнюю зарплату, которую они получали в годы экономического подъёма. Вот кровавые экстерналии сами по себе, но они выглядят ещё мрачнее, когда нас обманывают, внушая, что мы получаем что-нибудь, вроде сотового телефона, бесплатно.
Новые виды бесплатного
Виды экстерналий, связанных с бесплатными вещами не всегда настолько анатомичны. Технология изменила масштаб бесплатного обмена и также породила новый ассортимент бесплатных товаров и услуг, каждый со своими скрытыми и тонкими затратами. Сайт "Нью-Йорк Таймс" предлагает мне шанс прочитать новости бесплатно, и это привлекает на миллионы больше читателей, чем те, которые платят за двухдолларовый экземпляр, отпечатанный в типографии. В результате "Таймс" страдает оттоком наличных. Эта история ещё убийственней для мелких газет. Поток дохода от реклам был захвачен услугами газеты электронных объявлений «Крейгслист», опустошившей рынок для местной прессы. Так что бесплатные новости имеют цену.
Как только доходы падают, редакторы реагируют на эти экономические сигналы, вычисляют сферу действия своих новостей и увольняют журналистов. Всегда дешевле переработать пресс-релизы и чужие мнения, чем заплатить за исследовательскую журналистику и общественную ответственность. Самая большая беда здесь – снижение местной гражданской ответственности, которое обеспечивала газета: общество без стоящей на страже свободной прессы – общество без свободных граждан.
Этот бравый новый мир бесплатных вещей, обещающий будущее богатство и оправдывающий нынешние жертвы. Во влиятельном эссе, доступном бесплатно онлайн, Кевин Келлай, соучредитель журнала Wired утверждает, что, хотя Интернет – одна большая копировальная машина, на нём делают деньги. Зарабатывают путём персонализации (вставьте в бесплатную песню имя вашего ребёнка за 40 долларов), заплатите за срочность (подождите, через неделю библиотека будет бесплатной, или скачайте сейчас за плату). Купите качественный оригинал (прослушайте бесплатно, но выписанный CD-диск будет стоить 50$), живое общение (прочтите бесплатную веб-страницу, но заплатите, чтобы воспользоваться блогом и пообщаться лично), доступ (можете рыскать в библиотеках или купите это у нас), версии, защищённые от копирования.
Есть тактика будущих цифровых дешевых распродаж. И если такое будущее, разбухшее от бесплатных вещей, существует, как утверждают учёные мужи, то прошлое готовит нас к тому, чего следует ожидать. В конце концов, бесплатная раздача вещей дело не новое. Рассмотрите деятельность, которая отнимает большую часть досуга после работы, перед сном: телевизор. В Великобритании, люди смотрят ТВ в среднем более чем два часа в день. В Соединенных Штатах около четырёх часов. В некоторых странах владелец телевизора должен платить национальной сети телевещания, а некоторые провайдеры берут плату за просмотр специальных телепрограмм. Тем не менее, шлёпнуться в кресло перед экраном, кажется бесплатным действием, не требующим затрат.
/56/ При более тщательном исследовании, цена и затраты на программное обеспечение могу иметь дикий разрыв. Рассмотрите самое большое в телевизионном мире событие: Кубок мира по футболу. Финал 2010 г. будут смотреть 1,5 миллиарда человек. Правительство Южной Африки уже потратило 2 миллиарда US$ на оказание гостеприимства во время чемпионата. Чтобы украсить города для тысяч болельщиков, которые приедут смотреть игры, правительство в настоящее время взялось за «расчистку трущоб», в которые бедные люди выброшены из городов в места, поразительно напоминающие эпоху апартеида. Обитателей трущоб выселяют в «альтернативные помещения» в районах, где нет никаких рабочих мест, школ или услуг здравоохранения, и бросают на произвол судьбы. Эти социальные затраты, конечно, не понесут зрители Финала Кубка мира планеты. Единственная цена, которую мы заплатим, во время перерыва между таймами – выдержать рекламу «MasterCard» и «Кока-колы».
Любая реклама тоже имеет цену. Когда она приходит на Кубок Мира, то рекламирует товары, воплощающие в себе экологические и общественные убытки: отходы производства (Sony), предприятия с потогонной системой труда (Адидас), поощряют залезать в долги (Виза), зависят от потребления ископаемого топлива, что губит планету (Эмираты), или – коктейль химических реактивов (Кока-кола). Этот последний пример особенно наглядный. Энн Беккэр наблюдала кошмарные последствия предложения американских телевизионных образов Фиджийским подросткам, где произошёл взлёт пищевых расстройств с 0 до 12%.36 Девочки с соседних островов рассуждали о желании иметь фигуру, по форме напоминающую бутылку «Кока-колы» или «Фанты». Вот акселерационный вариант глобальной проблемы, где быстродействующее введение современного культа потребления оказало губительное влияние, как на мальчиков, так и на девочек. В Соединенных Штатах недавнее исследование обнаружило, что, если запрещать рекламирование суррогатной пищи, то количество толстых детей в возрасте от трёх до одиннадцати лет может сократиться на одну пятую, а число толстых подростков на 14 процентов.37
/57/ Экстерналии – отчасти функция размеров корпораций. Хотя в курсе экономики экстерналии преподают как исключение: монополия и олигополия, наподобие «Google», «Эппл», «Кока-кола» и «Wal-Mart», на самом деле, экстерналии – это норма в мире потребительских товаров. Одна из вещей, которая отличает монополию от мелкого бизнеса в конкурентном рынке: в то время как конкурентоспособный бизнес должен продать по цене, которую диктует рынок, монополии настолько мощны, что могут выбирать сами. Они могут установить либо цену, за которую они хотят продать, или ограничить количество, которое они продают. Но в дальнейшей перспективе, они могут решать и сколько им продавать, и сколько вам придётся платить за это.
Южная Африка – страна, где количество компьютеров на душу населения одно из самых низких в мире. Здесь благотворительные организации распространили среди населения версию бесплатной операционной системы Linux. Рассматривая это, как угрозу для Windows, заявленной, как господствующая компьютерная платформа в Африке, компания Microsoft "продала" тысячи экземпляров Windows по ничтожной цене 3 $ во многих бедных странах. В Намибии, компания Microsoft дошла до того, что попыталась устроить травлю благотворительным организациям, бесплатно раздававшим программное обеспечение Linux вместе с бесплатными экземплярами Windows и бесплатными компьютерами в придачу.38 Хотя некоторые директоры школ и преподаватели в Намибии подозревают, что долгосрочный план Microsoft состоит в том, чтобы взвинтить монополистические цены, как только бесплатные альтернативы Linux будут изгнаны из бизнеса, их ограниченные бюджеты означают, что они не могут сопротивляться таким краткосрочным сделкам. Хитрость в том, что бесплатное программное обеспечение убивается "бесплатным" программным обеспечением. Но как только Windows изгонит с рынка конкурента, и навяжет свою точку зрения тем, кто способен писать, понимать и модифицировать компьютерные коды, цена повысится, и люди будут менее свободны выбирать.
Может показаться, что здесь нет ничего страшного, но есть причина для беспокойства, когда эта же тактика применяется в другой сфере на Глобальном Юге. /58/ Нет ничего бесплатнее, чем материнское молоко. Обширные фундаментальные исследования, окончательно доказали превосходство кормления грудью, над другими видами младенческой пищи. Но, несмотря на это, производители детского питания устроили систематическую и длительную кампанию дезинформации, чтобы убедить матерей заменить грудное молоко молочной смесью. Если вы кормящая мать, давать бесплатную молочную смесь вашему ребенку означает прекратить кормление грудью, а значит, у вас пропадёт грудное молоко, и это сделает вас зависимой от низкосортного заменителя. С помощью этого приёма маркетинга компании-производители распространили бесплатные образцы детского питания, которые привели к смерти 1,3 миллиона младенцев. И к миллионам долларов прибыли ежегодно.39
Повторилась та же история. Матери, особенно с низким доходом, совращены не только краткосрочными финансовыми выгодами "бесплатного", но и введены в заблуждение заявлениями изготовителей молочных смесей, первичное побуждение которых – прибыль, а не здоровье младенцев. «Бесплатно» стало способом создания потребителей. В случае молочных смесей, это способ для производителей, произвести рынок для своего товара, и способствовать лояльности клиентов. Изготовители молочных смесей ведут себя рационально, и, похоже, достаточно сильны, чтобы избежать наказания за это. В результате общественного протеста в Европе и Северной Америке в 1980-ых, Всемирная организация здравоохранения составила «Международный кодекс маркетинга заменителей грудного молока», но это не решило проблему. В недавней статье Аннелис Оллэйн и Еонг Джу Кин сообщили об огромном числе нарушений этого Кодекса, так же как о прямых преступлениях, путём продажи загрязненного продукта с эпизодами, свойственными почти каждому крупному изготовителю молочных смесей во всём мире.40
/59/ Случай с молоком для младенцев – это крайний вариант более широкого явления. «Бесплатное» побуждает нас сделать выбор, который мы ни за что бы не сделали, если бы знали, во что нам это обойдётся. Бесплатное становится особенно соблазнительным, когда у нас скудный бюджет. И это окончательно разоблачает наши претензии на то, что мы – логичные экономические партнёры, и оставляет нам роль потребителей. Мы можем покончить с получением чего-то, что мы ценим и даже хотим. Я показал это на примере бесплатного программного обеспечения с открытым исходным кодом (и в следующих главах мы ещё обсудим, почему это – другое дело). Бесплатное вполне могло бы открывать новые возможности. Но когда «бесплатное» встаёт между нелогичными людьми и прибылью корпораций, захвативших рынок, всегда существует скрытая цена. Хитрость "бесплатных" корпоративных раздач скрыта в том, насколько они могут нас сковать.
Конечно, корпоративные стратегии, продвигающие свои товары, не единственный способ, которым происходит бесплатный обмен. Французский социолог Марсель Мосс написал книгу «Подарок», чтобы исследовать сложные социальные отношения, которые окружают акты дарения и получения. Он заключил, что, в социологии, как и в экономике, мало что обходится бесплатно, в связи с ожиданиями взаимности и уважения. В рыночном обществе связи между людьми подпадают под признаки прибыли. Когда это доходит до бесплатных молочных смесей для младенцев, нормы и культуру обмена пишут корпорации, те вымышленные "юридические лица", которые ищут прибыль везде, где могут. Для этих существ "бесплатно" – это ставка в игре, с шансами и степенью непредсказуемости, но одна вещь определённа. Является ли что-нибудь бесплатным или стоит 100 миллионов $, оно разделяет те же самые признаки, которые вытекают из управляемых прибылью рынков. Признаки, которые могут выдвинуть этот товар на первое место. Кровь на наших сотовых телефонах предполагает, что существуют более широкие экстерналии от ежедневных кинжальных схваток современного капитализма. Ведь кровавая цена генерируется теми ежедневными операциями, которыми рыночное общество оценивает весь мир.
/60/ Могло бы показаться, как будто решение проблемы этого кровопролития находится в улучшении нравственности. В наши дни происходит бум выступлений о безнравственности рынков: от обвинительных радио выступлений гарвардского академика Майкла Сандэля41 до куда менее убедительной Леси Фрэймвёк с её работой «Общие принципы и стандарты правомерности, целостности и прозрачности», поддержанной «Группой восьми» крупнейших экономистов в июле 2009. В официальных обсуждениях, безнравственное обычно означает что-то, чего следует стыдиться, но что не является фактически незаконным. Призывы к капитализму умерить его безнравственное поведение, напоминают призывы к корпоративной ответственности 1990-ых. Когда главы нескольких крупнейших компаний обещали не разрушать окружающую среду или, если всё-таки разрушают, делать это настолько любезно, насколько возможно.
Для лучшего понимания нравственной оценки, стоит вновь послушать оригинальных мыслителей о свободном рынке, которые здраво рассуждают о том, как действуют цены, ценности и общая экономика. Прежде были экономисты, изучавшие рыночное общество, которых называли "нравственными философами". Рассматривая рынок, они были менее обеспокоены поведенческой целостностью крупной сделки или взаимодействием между потребителем и производителем, и более обеспокоенные тем, как стоимость связана с неизгладимым неравенством возможностей. Современная экономика впадает в амнезию, когда подходит к тому, что эти философы говорили о ценности. Дух капитализма ревнив, и чтобы процветать, жаждет задушить другие образы мышления и способы оценки мировых нужд. Но чтобы «контрнаступление» против ограниченного прибылью мышления не было лишь косметическим, давайте вспомним кое-что из той оригинальной, нравственной философии.
ОБ АЛМАЗАХ И ВОДЕ
Капитализм – это странная вера,
что самые аморальные люди
совершат самые аморальные поступки
для величайшего блага всех.
ДЖОН МЕЙНАРД КЕЙНС1
/61/ Более чем 1,4 миллиона книг Айн Рэнд были розданы в американских средних школах институтом, носящим её имя: книги бесплатны для каждого преподавателя, готового заставить своих учеников пострадать от них. Ее произведение преподается как своего рода облегченный Адам Смит, вводный курс в поддержку свободного рынка, который находит свои самые ясные и тонкие формулировки в работах великого шотландского философа. Это несправедливо по отношению к Адаму Смиту.
Если Рэнд мучительно плела оправдания эгоистического поведения, Смит был далек от пения хвалы свободным рынкам. Выражение, с которым его имя чаще всего связывают, «невидимая рука» (рыночного механизма) упоминалось всего однажды в его работе «Исследование о природе и причинах богатства народов». Это выражение Адам Смит использовал не для того, чтобы описать благотворный эффект свободных рынков вообще. Невидимая рука – руководящая сила, которая заставляет шотландских инвесторов вести себя местнически, предпочитая вкладывать свои деньги в шотландскую экономику, вместо того чтобы помещать капитал заграницей. Вкладывая капитал в свою экономику, инвесторы получают отдачу, но кроме того, выгоду получает общество, в котором они вкладывают капитал и, поскольку они живут в нём, инвесторы тоже наслаждаются экономическим стимулом. Эта польза все же непреднамеренное последствие эгоистичных мотивов инвесторов, и появляется только из-за предпочтения внутренних инвестиций международным. Это не обязательно лукавство, когда люди, цитируя Адама Смита, обычно защищают бизнес, говоря о «невидимой руке».2
Смит был намного более тонким и сложным мыслителем, чем его бесплатная рыночная карикатура. Он придерживался искушенных представлений относительно многих проблем, которые тяготят современную экономику. Его мнение о том, например, можно ли за деньги купить счастье, было отрицательным: «Счастье доступно каждому и не зависит от положения в обществе, а истинное наслаждение дают лишь телесное здоровье, удовольствие от работы и спокойствие души».3 Он также думал, что главный движущий принцип деловой активности – это тщеславие. Люди трудились, чтобы платить за вещи, которые считались престижными в среде правящего класса. Это «не хуже, чем у людей», работать всё напряжённее, чтобы удержаться на плаву в глазах окружающего общества, сегодня стало монотонным трудом гедонистов. Но именно благодаря своему пониманию ценностей, Адам Смит и его наследники могут многому нас научить.
В современной экономике студентам преподают механизм стоимости на классическом сравнении: Почему алмазы такие дорогие, хотя без них можно обойтись, а вода такая дешёвая, хотя она жизненно необходима? Вот что Смит сказал о воде и бриллиантах в «Исследовании о природе и причинах богатства народов»:
«Слово «ценность»… имеет два различных значения, иногда выражает полезность конкретного объекта, а иногда способность обменять его на другие товары, которая передается владельцу этого объекта. Первое можно назвать "потребительской стоимостью"; а второе, "меновой стоимостью". Вещи, которые имеют самую большую потребительскую стоимость, имеют часто небольшую или нулевую меновую стоимость; и, напротив, те, которые имеют самую большую меновую стоимость, имеют часто небольшую или нулевую потребительскую стоимость. /63/ Нет ничего необходимее, чем вода, но на неё мало что можно купить, мало что можно обменять на воду. Алмаз, напротив, имеет мало потребительской стоимости; но очень большое количество других товаров зачастую можно обменять на него».4
В экономической школе нынешних студентов учат, что обнаруженная Адамом Смитом разница между "потребительской стоимостью" и "меновой стоимостью" не считалась им большой бедой. Две категории ценности, одна для использования, а другая для обмена этого же на что-то другое, не оставляют вам указателя, насколько это ценно: никто вам не скажет, что это очень ценно, потому что очень полезно, но при этом имеет низкую меновую стоимость.
Затем студенты узнают, что от путаницы и замешательства их спасают мыслители новой породы, неоклассические экономисты девятнадцатого столетия: британский Уильям Стэнли Джевонс, австрийский Карл Менгер и швейцарский Леон Вальрас, которые, вооружившись достижениями в физике и математике, решили проблему ценности, воспринимая её, как вопрос о ценах. Они сделали это, рассматривая прибыль, в случае, когда вы поставляете дополнительную единицу чего-то на рынок. Они смогли показать, как и почему цены именно такие: потому что вода в относительном изобилии, а вот алмазы – дефицит.
Ценность алмазов и чего бы то ни было в неоклассической экономике – это мера того, что следует отдать, чтобы получить их. Поскольку ценность измеряется через обмен, вы не можете определить ценность чего-нибудь, рассматривая только его, или во что обошлось его изготовление, или какую пользу это вам принесёт. Согласно неоклассикам, чтобы определить ценность, вы должны это продать, таков единственный способ, которым наше личное предпочтение можно перевести на общественный язык торговли.
/63/ Так объясняется парадокс, почему нечто жизненно-важное является дешёвым, а нечто бесполезное – дорогим. Но что в этой версии упущено? Никто всерьёз не думал, что это БЫЛО парадоксом до конца девятнадцатого столетия. Загадка воды и алмазов была популяризирована послевоенным учебником экономиста Пола Самуэльсона. Культура свободных рынков нуждалась в библии, и в 1948 «Экономика» Самуельсона обеспечила подходящее для этого искажение истории.5 Учебник игнорировал тот факт, что Адам Смит прекрасно понимал, почему алмазы дороже воды. В своих Лекциях по Юриспруденции, в 1762 Смит указал на это совершенно ясно:
«Термины изобилие и дешевизна используются в качестве синонимов, постольку дешевизна неизбежное следствие изобилия. Таким образом, мы видим, что вода, которая абсолютно необходима для жизни человечества, вследствие своего изобилия ничего не стоит, но потребляется. В то время как алмазы и другие драгоценности, о которых трудно сказать, какя от них польза, продаются по огромной цене».6
Объясняя цены, Смит указывает на относительный дефицит, точно так же как неоклассические экономисты. Разница не в объяснении цены, а в концепциях полезности: Джевонс и неоклассические экономисты имеют абстрактную и количественную полезность, в то время как Смит имеет качественную идею ценности при употреблении (идею качества, как меры потребительской стоимости). Перефразируя Оскара Уайльда, люди сегодня знают меновую стоимость всего и не знают потребительской стоимости ничего. Идею Смита о потребительской стоимости лучше всего понять не как неудачную попытку развить теорию предельной полезности, а как технику выслеживания и объяснения, почему деловая активность выглядит так, на более фундаментальном уровне. Чтобы отделить поверхностный мир от этой более глубокой действительности, Смит вводит различие между тем, что мы платим и «настоящей ценой». Для Смита, чтобы добраться от рыночной цены до настоящей, требуются время и труд:
«Настоящая цена каждой вещи, во что на самом деле она обойдётся человеку, который хочет получить её – это труд и усилия для её обретения. Чего каждая вещь стоит человеку, который её добыл, и хочет обменять на что-то другое – это труд и усилия, которых он может избежать и переложить на других людей».7
Смит обнаружил связь между ценой, трудом и зарплатой. На его взгляд, настоящая цена любой вещи – это работа по её созданию:
«Только труд никогда не меняет своей стоимости, является единственным и настоящим стандартом, по которому можно оценить и сравнить стоимость всех товаров в любое время, в любом месте. Вот их настоящая цена, а деньги – лишь номинальная (условная) цена».8
Он думал, что причина, по которой некоторые рабочие места оплачиваются лучше, состояла в том, что некоторые люди с большей охотой терпели утрату неденежных благ. Причина, почему сторож лесник зарабатывает меньше биржевого маклера в том, что брокер не догадывается провести свои дни, гуляя по лесу. Смит думал, что заработная плата будет иметь тенденцию к равенству, в конечном счете, с незначительными несоответствиями, связанными с суммой времени, которую люди могут взять для отпуска и компенсации за неприятность работы. По таким расчетам, люди, которые работают ночью в канализационных коллекторах, должны быть миллиардерами. То, что мир явно не действовал по таким принципам, для Смита было сигналом: что-то неправильно в экономике, что-то систематически искажает вознаграждение, которое разные группы людей получают за свою работу.
/66/ Эти взгляды характерны не только для Адама Смита, по крайней мере, в современном представлении о нём. Смита должны были бы повесить на галстуке в эпоху Рейгана, автора сомнительных экспериментов в неолиберальном капитализме, но Адам Смит легко отделался, по сравнению с Карлом Марксом. Маркс шёл напролом, не оглядываясь на экономические каноны неоклассических взглядов. Вам кажется, что сегодня экономисты, последователи Маркса, не могут найти приют в учебных заведениях? Но они продолжают существовать, и как ни смешно, не в душных коридорах кафедры экономики, а в школах бизнеса. И по веским причинам. Хотя современная экономическая теория оставила мало места для его мыслей, Маркс может многое объяснить в современной экономической практике.
Карл Маркс согласился с Адамом Смитом, что время и труд – главные в производстве товаров, но пошёл дальше, вскрывая, как время и труд обретают смысл в «Трудовой теории стоимости». Представьте себе, что вы – повар в Макдональде, способный слепить 200 гамбургеров в час. Я, бывший индус, имеющий проблемы с говядиной, смог бы приготовить 20 за час. Означает ли это, что мои в десять раз ценнее ваших? Упрощённая теория трудовой стоимости сказала бы «да», но Маркс объяснил, почему «нет». Очень просто: у вас нормальная производительность труда, а я отстающий. Маркс объясняет это с помощью идеи «общественно-необходимого» рабочего времени: мои гамбургеры требуют на много больше, чем общественно-необходимое время, нормальное время в производстве. Здесь слово «общественно» не означает «естественно», а скорее означает совокупность множества человеческих изобретений, политики и энергии.9
Идея общественно-необходимого рабочего времени проливает свет на главное различие взглядов Смита и Маркса на заработную плату. Смит думал, что искажения не есть норма, что зарплата компенсирует вам объём работы, которую вы делаете. Для Маркса зарплата – это деньги, которые делают вас способным работать на капиталистов. Часть дня нанятый работает, чтобы оплатить еду, жильё и одежду для своей семьи. Но он будет работать не часть дня, а весь день, потому что именно за это ему платит наниматель. /67/ Это центральная ось его теории стоимости, потому что работа – это волшебный компонент, способный добавить потребительскую стоимость к сырью, в отличие от всего остального, что могут купить капиталисты. Всю стоимость, свыше той, что необходима для воспроизводства рабочей силы, забирает наниматель. Маркс называл её «прибавочной стоимостью», именно она – конечный источник прибыли.10
Танцуя отсюда: обмен денег на труд, а полученных товаров на деньги – Маркс описал капитализм. Капитал не просто деньги. Чемодан, набитый банкнотами, это не капитал. Капитал – это процесс преобразования денег в предметы потребления, которые можно продать по цене больше, чем затраты на сырьё, амортизацию оборудования и зарплату рабочих, чтобы получить прибыль.11 Капитал, родившийся из этого процесса, приобрёл собственную жизнь и стал финансовым капиталом.12
Исходя из этих определений, пока всё неплохо. Отмечается процесс постоянного роста прибыли и расширения, который капитализм должен поддерживать ради самосохранения. Вот и намёк, почему в такой экономике Homo economicus – вечно голодное существо. Это указывает на главное неравенство власти между теми, кто управляет капиталом, и теми, кому нечего продать, кроме своей рабочей силы. Другим словами, это определение увязывает воедино понятия власти, собственности, наёмного труда и – самое важное – прибыли. Эти идеи полезны не только для того, чтобы понять загадку стоимости, но и как нам, не ограничивая себя, ограничить рынки, которыми правит прибыль.
Стоимость создаётся не только трудом. Другой способ увеличить прибыль – это заплатить рабочим меньше. Чем дешевле обходится выживание и воспроизводство рабочих, тем лучше для прибыли. Хотя невозможно отдельному капиталисту снижать цену рабочей силы, за это, как мы дальше увидим, они борются коллективно. Воспроизводство рабочих требует больше, чем делать детей. Это долгий процесс кормления, одевания, обеспечения жилищем, воспитания, учёбы, приучения к коллективизму и дисциплине. И затраты на всё это – может быть самая главная недооценка во всём мире – рыночная трактовка женской домашней работы. /68/ Повседневная работа по выращиванию детей, ведение домашнего хозяйства и участие в общественной работе – это целый пласт неоплаченной работы, который феминистки назвали «тройной женский гнёт» – остаётся недооценённой во всём мире. Если бы вся эта работа получила вознаграждение, то сумма, по оценкам 1995 года, достигла бы 16 триллионов долларов. Чтобы стало яснее: 16.000.000.000.000$. Из этой суммы 11 триллионов – не оплаченная женская работа.13 В 2007 году сумма недоплаты составила уже 15 триллионов. Раньше, в 1995 это было больше половины совокупной мировой продукции. И эта недооценка далеко не безвредна. Именно из того, что репродуктивная работа была натурализована как женский труд, и потому что женский труд недоплачен, стала возможной такая расточительная экономика.14 Поскольку женский труд не подсчитан, то кажется, что у женщин есть «свободное» время. «Свободное время», на которое ссылаются управления развития, чтобы объяснить, почему женщины в состоянии «разделить бремя» ухода за слабыми там, где государственные службы терпят неудачу. Повсюду распространена дискриминация по половому признаку в экономии заработной платы. По данным Международной организации труда, женщины в большинстве стран зарабатывают от 70% до 90% того, что зарабатывают мужчины на той же самой работе, хотя в некоторых странах, особенно в Азии, эта цифра ещё ниже.15
Существует крайний способ сделать прибыль без привлечения рабочей силы – огораживание (захват). Исследование Поланьи о создании рыночного общества не просто историческое любопытство. Географ Дэвид Харви описал, как капиталистический поиск новых ресурсов для приватизации производит собственные карты кризисов. Когда государственный лес продают на древесину, на биологическое разнообразие налагается патент. Когда право на разработку полезных ископаемых продают с аукциона – это приватизация, захват общественного ресурса, который позволяет кому-то получать прибыль за счёт общества.
Дискуссия Маркса об экономике действует, задаваясь вопросом: откуда берётся эта стоимость? Он отслеживает её в обратном направлении к рабочей силе, а затем исследует динамику поиска прибыли в рыночном обществе. Этот образ мышления о рыночном обществе с огромной проясняющей силой показывает происхождение экстерналий в процессе роста капитализма, и роль общественных сил в рыночном социуме. /69/ Это объясняет, почему корпоративное поведение последовательно обходит границы этики и законности. Потребность в прибыли ведёт корпорацию к жадности и такой жестокой, безнравственной односторонности, которая, по мнению Маркса, способна прикончить сам капитализм.
Хотя сегодняшний экономический кризис выглядит зловеще, предсказания Маркса не осуществились, пока ещё.16 Нынешний экономический хаос – следствие способа, которым инвестируется капитал, и самодовлеющей жизни, которую обрели деньги, став уже не промышленным, а финансовым капиталом.17 Маркс понял важность финансов лучше, чем классические и неоклассические экономисты. Его исследования относятся к политике, которая совершенно не совместима с идеологией нынешнего рыночного общества. Гораздо удобнее думать, что нынешний кризис – следствие плохого управления или гнилых яблок на Уолл-стрит, чем понять, что он произошёл из общественной системы, в которую нас заключили. Возможно, из-за таких объяснений нынешнего спада, из-за теорий куда более современных экономистов, чьё мышление бросает лишь умеренный вызов господствующим представлениям о рыночном обществе – центральное место на сцене занял британский экономист двадцатого века, Джон Мейнард Кейнс.
ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ ФИНАНСОВОГО КАПИТАЛА
Кейнс начал свою экономическую карьеру, как горячий последователь неоклассической мудрости, потратив большую часть 1920-ых, рассуждая о её достоинствах. Великая Депрессия побудила его к тому, чтобы стать одним из её наиболее проницательных критиков. Это о себе и своих коллегах он сказал в наиболее цитируемой части его «Общей теории»:
«Практичные люди, считающие себя свободными от любых интеллектуальных влияний, обычно являются рабами какого-нибудь мёртвого экономиста. Сходя с ума от авторитета, прислушиваясь к голосу с того света, они подгоняют своё безумие под академического бумагомарателя прошедших лет».18
/70/ Кейнс задался вопросом, почему бывают годы, когда всё происходит неправильно, например в 1929 и 2008? Сам он отметил, что безработицу, сопровождавшую Великую депрессию, нельзя было объяснить тем, что рабочие упрямо отказывались работать за низкую зарплату, как предполагала неоклассическая теория.19 Это было нечто необъяснимое с точки зрения спроса и предложения в неоклассическом смысле. Для решения этой проблемы, Кейнс перевернул обычную экономику с ног на голову, рассматривая не поведение отдельных фирм, а чувства предпринимателей в связи с риском и неуверенностью, и как они мигрируют в другие страны со своим капиталом.
До его вторжения, экономика главным образом старалась осмыслить поведение фирм, где и как создаются цена, прибыль и зарплата, при помощи инструментов анализа предельной полезности. Эти инструменты, казалось бы объяснявшие, почему спрос и предложение выглядят именно так в отдельных секторах по отдельным товарам, отказали при объяснении крупномасштабных тенденций в экономике. Предложенный Кейнсом способ разобраться состоял в том, чтобы подумать о разных уровнях анализа. Он порвал с неоклассическими взглядами, обнаружив: то, что кажется логичным для отдельного человека, становится губительным для всех вместе. Пример тому – «парадокс экономии». В период спада лично для меня разумно экономить больше, чем в период подъёма, но если так поступают все, то в экономике падает совокупный спрос, потому что никто не покупает товары, это усиливает спад, а значит, мы экономим ещё больше, и так далее.
Вот что обнаружил Кейнс, а заодно и мы, обсуждая Homo economicus: предположение о предсказуемых и логичных рисках в мировом масштабе – необоснованно. Люди не логичны и будущее не безоблачно. Если бы мы точно знали, чего ждать от будущего, то нашу нелогичность удалось бы обуздать дополнительной предусмотрительностью. /71/ Будь мы абсолютно логичны, можно было бы планировать экономику, предвидящую весь диапазон вероятных последствий в будущем. Но так как мы не вполне логичны и не обладаем ясновидением, то движемся в будущее импульсивно и в основном, вслепую. По Кейнсу, это не плохо. Рассматривая «жизнерадостную интуицию», которая побуждает предпринимателей принимать правильные решения, Кейнс приветствует её. По его словам, «наибольшая доля успешных действий зависит от спонтанного оптимизма, а не от расчетливых ожиданий… Вероятнее всего, наши решения, ведущие к чему-то положительному, все последствия которого проявятся лишь через много дней, могут быть приняты только в результате жизнерадостной интуиции».20 Для Кейнса, эта интуиция – влияние духов инноваций, и когда они «играют на повышение» в будущем, достижения безграничны. Радостная интуиция, дух оптимизма – это философский камень предпринимательства, превращающий свинец в золото.
Именно так, потому что ощущение будущего приходит с кишечного уровня («кишками чувствую!»), финансирование будущего тоже колеблется в соответствии с этим животным духом. Вот почему, например, Кейнс утверждает, что «процентная ставка – глубоко психологическое явление».21 Потому что процентная ставка – это цена на деньги, спрос на которые зависит от психологии предпринимателей. Когда предприниматели решают, как вложить капитал, они вынуждены оценивать не своё личное мнение о лучшем возврате средств, но и мнение всех остальных тоже. Вот как Кейнс описывает этот процесс:
«Профессиональные капиталовложения можно сравнить с газетным конкурсом, в котором участники должны выбрать шесть самых симпатичных лиц из ста фотографий. Премия, присуждается конкурсанту, выбор которого ближе всего соответствует среднему предпочтению всех участников конкурса. Каждый участник должен выбрать не те лица, которые сам считает наиболее симпатичными, а те, которые больше всего поразят воображение других конкурсантов. Каждый из которых смотрит на эту проблему с той же точки зрения. /72/ Это не выбор тех, кто на чей-то взгляд являются самыми симпатичными, и даже не выбор самых симпатичных по усреднённому мнению».22
Кейнс посчитал одну страну особенно достойной упоминания в этом деле:
«Даже не в финансовой области американцы чересчур стараются разузнать, что среднее мнение думает о том, каким будет среднее мнение; и эта национальная слабость становится роковой на рынке ценных бумаг».23
Кейнс был, между прочим, социологом рынка, и его понимание коллективной психологии привело его к следующему открытию: во время депрессии личное достоинство «экономность» может стать общественным недостатком дефляции. Решение, предложенное Кейнсом, состояло в том, чтобы государство заместило частные предприятия, пока те не приведут свои нервы в порядок, стимулируя спрос в целом.
Главная хитрость в том, чтобы понять: не важно, что делает правительство, но пока оно тратит, экономика поднимается. Кейнс предложил, риторически, что, если не хватает выдумки на что-нибудь полезное, правительство может просто захоронить бутылки с деньгами под тоннами мусора. И это поможет оживить экономику. Звучит странно, но определённо стоит того: закопать в землю бесплатные деньги. Чтобы найти бутылки с деньгами, потребуются рабочие. Эти рабочие будут вынуждены платить за пищу, кров и всё остальное, чтобы выжить, пока будут копать. У бакалейщиков, которые кормят рабочих и собственников жилья, предоставляющих им кров, появятся деньги, которые они тоже смогут потратить, купив товары, и так далее. Это называлось «эффект умножения», нарастающий возврат, получаемый правительством от расходов денег на экономику. /73/ Благоприятное воздействие больше в малообеспеченных слоях общества, чем в богатых. Потому что, давая деньги людям, у которых и так всё есть, вы не побуждаете их тратить больше. А предоставить деньги тем, у кого ничего нет, означает, что наличные будут потрачены немедленно. Вот почему снижение налогов с богатых – абсурдная идея (согласно одному экономисту, делая постоянные снижения налогов, Буш получил эффект умножения 0,23). В то время как один из самых эффективных путей для американского правительства стимулировать экономику – продовольственные талоны (с эффектом умножения 1,73).24
Именно его анализ жизнерадостной интуиции и перспективности государственных расходов сделал Кейнса главным экономистом данного момента. Он показывает, почему свободный рынок нуждается в государстве, чтобы завести ручным стартером экономику. Потому что если в экономике утрачено нечто, чего нельзя купить за деньги, то государство способно это дать – уверенность. Он также вводит фактор, который первоначальные политические экономисты игнорировали: люди, в погоне за прибылью, могут становиться иррациональными, причём эту иррациональность способен усилить финансовый капитал.
В исправлении этого Кейнс видел особую роль государства при экономическом управлении: устранять коллективные ошибки, которые никто не может устранить в одиночку. Именно под этим лозунгом государства всего мира сделали доступными триллионы долларов для банковской системы, в качестве обещанного «стимула» для экономики, чтобы деньги снова потекли потоком, вновь увеличивая занятость.
В нашей истории до сих пор государство скрывалось на заднем плане. Главные персонажи, с которыми мы столкнулись в рассмотрении стоимости в рыночном обществе, были потребители и корпорации. Корпорации могущественны, они составляют две трети из 150 крупнейших экономических существ в мире. Но именно правительства формируют среду, в которой действуют корпорации, и пришло время внимательно рассмотреть, как правительства приспосабливаются к рыночному обществу.
АНТИЭКОНОМИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК
Нам, живым, следует исполниться убежденностью,
что погибшие погибли не зря,
что наша страна с Божьей помощью возродится в свободе,
и что власть народа, волей народа и для народа
не исчезнет с лица Земли.
АВРААМ ЛИНКОЛЬН
«Геттисбергская речь»
Хотя они руководили страной, основанной на революционных возможностях государства, недавние президенты США, нашли способ излить презрение к своей должности. Рональд Рейган полагал, что семь самых ужасающих слов на английском языке: "Я от правительства, и прибыл, чтобы помочь". Билл Клинтон в своей официальной речи 1996 заявил, что «эра влиятельного государства закончилась». Алан Гринспен имел идеологические претензии к правительству. И республиканцы переформулировали его претензии к влиятельному государству. Сейчас, когда они не имеют в нём большинства, по поводу программ спасения неимущих они кричат «Это социализм!», а когда дискуссия поворачивается в сторону бесплатного здравоохранения, «Это нацизм!».
/75/ В популярной американской культуре, влияние государства колеблется от ограничений свободной торговли до тоталитаризма, но только самые фанатичные либералы утверждают, что государство не должно играть никакой роли вообще. Во время финансового кризиса даже Гринспен признал необходимость некоторой роли государства, наконец-то уяснив вслед за всем остальным миром: По результатам многочисленных опросов, граждане хотят, чтобы их государство не только решало экономические проблемы, но было активным почти во всех сферах.
В обзоре 2008, охватившем 60 процентов мира и вовлекавшем 50000 человек, 81% опрошенных считали, что государство должно участвовать в предотвращении дискриминации женщин. 87%, что государство должно обеспечить продовольствием голодающих (две страны с самым низким процентом – Индия 70% и США 74%). 92% требовали, чтобы государство обеспечивало здравоохранением (опять-таки меньше всего энтузиастов в Индии и США). 91% требовали государственного образования (Индия 64%, Египет 77%, США 83%).1
Люди чувствуют, государство обязано обеспечить их здравоохранением и образованием. И это не удивительно. По меньшей мере теоретически, предоставленный сам себе, свободный рынок установил бы цены выше, чем многие смогут себе позволить, и почти каждая культура с недовольством отмечает, что бедность лишает человека образования и медицинского обслуживания. Задача исправить эту несправедливость лежит на государстве, которое наблюдает не только за обменом между производителем и потребителем, но и между гражданином и государством. Это важное различие, потому что мы ожидаем, что государство будет «антикорпорационно» руководствоваться совсем другими мотивами, чем Homo economicus, используя нерыночные средства для устранения рыночных провалов, и признавая ценности там, где частный сектор не видит ни одной. Итак, наши надежды осуществляются?
Давайте начнём с истории здравоохранения. По данным Всемирной организации здравоохранения, малярия убивает больше миллиона человек в год только в одной Африке, и ответственна за четверть всех смертельных случаев среди взрослой молодёжи на этом континенте. /76/ Болезнь распространяется паразитами, которые передаются от человека москиту, а затем снова человеку. И поскольку большинство носителей этой болезни бедняки, свободный рынок плохо финансирует исследования малярии.
Лечение малярии довольно примитивное, и в отсутствие эффективного лекарства, единственный способ профилактики состоит в том, чтобы предотвращать комариные укусы. Дешёвый способ для этого – завешивать кровать противомоскитной сеткой, пропитанной инсектицидом, действующим от 3 до 7 лет, по цене 3 – 6 долларов. Они защищают от укусов москитов на 70%. Всемирная организация здравоохранения рекомендует раздавать такие сетки бесплатно детям и матерям. Почему? Потому что это один из самых дешевых способов спасти жизни в одном из самых бедных регионов мира, где отчаянно не хватает профессионального медицинского обслуживания, и потому что это создаёт положительные экстерналии. Мы столкнулись с отрицательными экстерналиями, наблюдая экологические и человеческие последствия почти любой экономической активности. Как рынки не годятся для оценки общественного вреда, они также не годятся для оценки общественной пользы, «положительных экстерналий». Ценность противомоскитных сеток на много выше их цены, и если это предоставить рынку, то гораздо меньше людей удастся спасти. Чтобы гарантировать, что каждому достанется противомоскитная сетка, государства раздают их бесплатно. Как мы заметили в стратегии бесплатного, это побуждает значительно большее количество людей пользоваться противомоскитной сеткой, чем, если бы она продавалась по номинальной цене.
Легко привести аналогичные аргументы в пользу других видов государственного вмешательства, особенно, когда есть общественная польза. Это гораздо больше, чем личная выгода. Одна из причин, по которой детские прививки распространены во всех государствах, которые могут себе позволить такую программу, в том, что это общественно выгодно. Общественная польза для населения, освободившегося, скажем, от полиомиелита, значительно превышает общественные затраты, которые возникнут, если позволить этой болезни свирепствовать, или сделать прививку выборочно, лишь тем, кто согласен за неё заплатить.
/77/ Тот же случай с образованием: общественная польза от образованного населения больше затрат на обучение детей. Предоставление образования бесплатно – хороший способ гарантировать, что каждый ребёнок будет образованным. Это путь к снижению уровня преступности, росту производительности более здоровых и более занятых граждан. Британский Отдел Международного Развития сообщает, что усилия правительства Руанды гарантировать бесплатное начальное образование для 100 процентов руандских детей после насилия, оставившего 1,2 миллиона детей сиротами, привели к самой высокой степени школьной регистрации, для мальчиков и девочек в Восточной Африке. Степень регистрации в Руанде увеличились с 73 процентов до 94 процентов, а это дополнительно 500000 детей, записанных в школу.2
Иногда даже бесплатности мало. Некоторые из самых успешных программ грамотности – те, что платят семьям за то, что они послали детей в школу. Программы субсидий в Бразилии и Бангладеш обеспечивают семейные стимулы (от денег до еды), чтобы удержать детей в школе. Положительные результаты этих программ: увеличение семейного дохода и энергопотребления среди очень бедного населения, увеличение записи детей в школу и существенное снижение процента детей, бросивших школу.3 Во многих странах даже нет выбора: начальное образование считают настолько ценным для общества и полезным для самих детей, что оно обязательное.
ОБЩЕСТВЕННЫЕ БЛАГА ПРОГНИЛИ
Похоже, государство может исправить недостатки рынка, действуя способами, ориентированными не на прибыль, а на благополучие граждан, и декоммерциализируя вещи, которые общество считает ценными. Государство в состоянии сформировать правила экономической игры и мобилизовать гигантский бюджет, чтобы обеспечить граждан.
Но государства не существуют в сфере, отдельной от современного капитализма. Представление, что корпорация действует, как «человек экономический», а правительство – как «анти-экономический человек», как вещество и антивещество – неудачная метафора. Когда сталкиваются правительство и корпорация, не происходит взрыва энергии; наоборот, первое приспосабливается ко второму.
Как мы видели, образование и здравоохранение – это товары, имеющие более высокую общественную пользу, чем отдельная личная выгода для человека, получающего их. В экономической литературе, есть категория товаров, которые не только приносят более высокую общественную, чем частную пользу, но и по самой своей природе требуют нерыночных средств их обеспечения. Их называют «общественные блага». Национальная оборона – наиболее важное общественное благо: Если вы платите за национальную оборону, а я нет, вы не можете помешать мне пользоваться той же защитой. Кроме того, ваше ощущение себя защищённым, не мешает мне чувствовать себя таким же защищённым.4
Оборона – одно из немногих мест, где свободные рынки признают некоторую роль государства. Но военные расходы – излюбленная область коррупции, в которой соприкасаются государственный и частный сектор. Бывший генерал Дуайт Эйзенхауэр, перед уходом с должности президента США, в своей прощальной речи предупредил, что мы должны сохранять бдительность против «военно-промышленного комплекса». Он добавил: «Потенциал для угрожающего роста лишней военной мощи существует и упорствует. Мы не можем позволить этой тяжёлой смеси покушаться на наши свободы и демократические процессы».
Эйзенхауэр беспокоился правильно. Он видел, как дух капитализма может ограбить государство, набить казённым деньгами личные карманы и воспользоваться демократическими учреждениями, чтобы скрыть своё преступление. Непопулярные войны в Ираке и Афганистане, вместе со множеством продолжающихся военных операций против партизан и сотен карательных действий, показывают, что военно-промышленный комплекс не подчинён общественному контролю. Только теперь стали обсуждать, что частные военные подрядчики несут ответственность за войну в Ираке. Но выглядит маловероятным, что архитекторы и спекулянты этой войны понесут когда-либо ответственность, несмотря на то, что они были частью государственного, а значит, формально, демократического, предприятия. Такие частные фирмы как Xe Services LLC, до февраля 2009 года известная как Blackwater (покрывшая себя позором охранная фирма), не только участвовали в войне в Ираке и Афганистане,5 но были даже наняты, чтобы патрулировать улицы после урагана Катрина.6
Порочная практика потреблять частные военные услуги характерна и для Глобального Севера, и для Глобального Юга. При всех связанных с кризисом сокращениях государственных расходов, оборона – статья, которая продолжает расширяться. За 2008 год в мире было потрачено 1,5 триллиона долларов на оборону.7 Позаимствуем образ блестящего эссеиста Джона Ланчестера для осознания этой суммы. Если бы вы отсчитывали один доллар в секунду, потребовалось бы двенадцать дней, чтобы отсчитать миллион, тридцать один год, чтобы отсчитать миллиард, а для триллиона – 31000 лет. Это в шесть раз дольше, чем вся записанная история. Ник Тёрс отмечает, что министерства обороны разных стран склонны занижать декларируемые суммы своих расходов. Если сложить настоящие расходы на оборону, то одно лишь правительство США тратит больше 1 триллиона долларов в год на военные цели.8 Военные расходы постоянно растут во всём мире в разных странах с более-менее демократически избранным правительством. Хотя и не в таком масштабе, как в США, которые расходуют больше половины на всей планете. Франция планирует удвоить внутренние закупки оружия в 2009 г., в том же году военный бюджет Китая увеличивается на 15 процентов, а Индии на 34 процента.9 Государства тратят рекордные суммы на оружие, когда величайший кризис, разразившийся на планете, требует инвестиций в образование, здравоохранение, экологичное земледелие и экологичную энергетику.
Подмена государственных интересов личными в ассигнованиях на оборону – симптом более распространённого явления? Если да, то трудно вообразить, что правительства способны обуздать управляемые прибылью рынки, и что они могут обуздать силы, стремящиеся превратить весь мир в театр погони за прибылью. /80/ Кейнс рассматривал государственную власть, как инструмент, который, если им владеть разумно, поможет рынку встать на ноги. Вот почему его идеи скорее дополняют, чем переписывают правила рыночного общества. Но что если этот инструмент скомпрометирован? Первые политические экономисты весьма волновались по этому поводу. И вновь нам придётся вернуться в прошлое, которое поможет разобраться в нашем затруднительном положении.
ПРАВИТЕЛЬСТВО И ЭКОНОМИЧЕСКАЯ МОЩЬ
Классика экономической теории считает худшим признаком корпоративной мощи монополию: фирма до такой степени контролирует рынок, что это можно назвать расстрел ценами. А вдруг что-то не так с самой корпорацией? Адам Смит отметил врождённую структурную проблему в корпорациях конкретной разновидности:
«Директора таких (акционерных) компаний управляют скорее деньгами других людей, чем своими собственными, потому нельзя ждать, что они будут следить за этим с той же заинтересованной бдительностью, с какой партнёры кооператива следят за своей собственностью… Поэтому небрежность и расточительство преобладают в делах такой компании».10
Хотя акционерные компании, во времена Адама Смита владевшие торговой монополией, установленной королевской хартией, весьма отличаются от сегодняшних корпораций, его критика по-прежнему полезна. Инвесторы могут быть склонными к спекуляции (Смит, возмущался акционерным пузырём Южных Морей), и более склонны к иррациональной азартной игре, когда деньги, с которыми они играют, не их. Экономисты называют это «проблемой посредника», когда люди, чьими деньгами управляют и люди, осуществляющие управление, имеют разные стимулы.
/81/ Однако, проблема корпоративной власти простирается намного дальше, чем расходящиеся интересы акционеров и главных администраторов. В труде «Исследование о природе и причинах богатства народов», Адам Смит пишет, что экономический мир разделен на рабочих, землевладельцев и торговцев. Рабочие зарабатывают свои деньги в поте лица, землевладельцы получают за счёт арендной платы, а торговцы за счёт прибыли. До некоторой степени, интересы первых двух групп в союзе с общественной пользой: когда экономика процветает, арендная плата и заработная плата высоки, и таким образом обе группы довольны. Смит утверждает, что землевладельцы чересчур далеки от реального мира, чтобы понять, как их интересы направлены на интересы общества, а труд рабочих настолько тяжёл, что они не имеют ни времени, ни образования, чтобы понять, как их интересы становятся интересами общества. Но вот что он сказал о торговцах:
«Интересы тех, кто живёт за счёт прибыли, всегда отличаются, и даже противоположны интересам остальной публики. Расширить рынок и сузить конкуренцию – постоянный интерес дилеров. Расширение рынка зачастую соответствует интересам публики. Но сужение конкуренции противоположно интересам большинства. И служит только тому, чтобы позволить торговцам взвинтить свои прибыли выше естественных, обложив абсурдным налогом остальных сограждан. Каждый новый законопроект о регулировании торговли, следует прослушать с большой настороженностью. И ни в коем случае не принимать, до завершения тщательного и длительного исследования, не только с самым скрупулёзным, но и с самым подозрительным вниманием. /82/ Такой законопроект появляется по заказу людей, чьи интересы противоположны интересам публики. Людей, которым выгодно обманывать и даже угнетать публику, которые и раньше при любой возможности угнетали и обманывали её».11
Смит указывает на системную причину, по которой нормально действующая экономика может создать группу людей, способных обворовывать её. Когда эти «дельцы» берут в свои руки бразды правления экономикой, им нельзя доверять. По этой причине Смит видел очень важную задачу государства, сделать всё возможное, от наказаний за мошенничество до управления финансами, чтобы обеспечить образование и общественный порядок.
Но есть причины думать, что корпорации портят правительство. Карл Маркс и Фридрих Энгельс видели: правительство настолько захвачено классом торговцев, что исполнительная власть – не более чем «комитет по управлению общими делами всей буржуазии».12 Наверное, такого определения следовало ждать от «Коммунистического манифеста». Но Маркс и Энгельс не одиноки в своих взглядах. Алжирский психоаналитик и философ двадцатого века, Франц Омар Фанон тоже считал это роком правительств в недавно освободившихся странах, поддаться «национальной буржуазии». Которая приходит к власти на волне обещания демократического национального развития, а заканчивает тем, что повторяет, с мелкими отличиями, политику своих бывших хозяев, колонизаторов.
То, что интересы богачей господствуют в правительствах всего мира, не случайность. Правительства, под властью которых мы живём, явно создавались с этой задней мыслью. Александр Гамильтон первый американский министр финансов, написал в журнале «Федералист» № 35, что «ремесленники и фабриканты как правило, склонны отдавать свои голоса торговцам, предпочитая их людям собственной профессии и отрасли… /83/ Они знают, что торговец – их постоянный покровитель и друг; они понимают, что как бы они ни были уверены в своём собственном здравомыслии, их интересы будут более эффективно выражены торговцем, чем ими самими… Поэтому мы должны считать торговцев естественными представителями всех этих классов общества».13
Гамильтон был не одинок в своих взглядах, что государство лучше всего отдать в руки людей, квалифицированных в бизнесе. Идея, что члены определенного класса могли представить интересы общества в целом, была широко распространена. Во Франции, философ девятнадцатого столетия Огюст Конт одобрял банкиров как попечителей общества. Беглый взгляд на законодательные собрания во всём мире, объясняет, где находится центр тяжести власти: было бы более чем странно видеть простого рабочего членом сената или палаты лордов. Часто говорят, что в законодательные собрания должны входить более спокойные и более мудрые головы, чтобы они преобладали в принятии государственных решений. Но какая квалификация предполагает мудрость? Может быть, эта: владение большой собственностью?
Кстати, это объясняет, почему высшие законодательные собрания зачастую называют «клубами миллионеров». Это места юридического разбирательства, в которых богачи могут рассмотреть и наложить вето на требования тех, кто ниже по социальной лестнице. Следует сказать, что эта лестница спускается вниз не так уж далеко. По крайней мере, в сенате Соединённых Штатов расстояние между верхней и нижней ступенькой сузилось. Приблизительно половина американских сенаторов миллионеры, по сравнению с четвертью в английском парламенте. Политические последствия этого обстоятельства понятны.
Представьте на секунду, что важнейшие государственные должности захвачены промышленниками и финансистами. В этом гипотетическом случае следовало ожидать, что в структуре налогов бедные будут платить по значительно более высоким налоговым ставкам, чем богатые, а корпорации смогут эффективнее избегать налогов, чем народ. /84/ Именно это произошло в Соединённых Штатах: с корпораций взяли меньше четвёртой части всего федерального подоходного налога, и содрали три шкуры с народа, заплатившего остальные 76%. Теперь Службы внутренних доходов устраивают миллионерам ревизию только на половину той ставки, которая была даже в 2007 году.14 После проведения собственного внутреннего аудита, один из крупнейших в мире инвесторов, Уоррен Баффетт обнаружил, что он платит намного меньший процент от своего дохода в налогах, чем секретари и клерки в его офисе. «Существует классовая борьба, согласен», – сказал Баффетт. – «Но ведь это мой класс, класс богачей, развязал войну и побеждает в ней».15 Такие «приятные неожиданности» для богачей можно найти повсюду: от антирабочих законов о регулировании занятости, до сделанных под копирку систем капитал-торговля; от законов об охране окружающей среды, которые передают общественные богатства в частные руки, до аварийного спасения банков.16
Чтобы показать, как экономика и государство взаимодействуют между собой, великий французский историк Фернан Бродель изобразил процесс захвата правительства богачами и корпорациями на примере трёхслойного пирога. В основании – ежедневный, тяжкий труд большинства ради выживания. Выше этого «простирается привилегированный ландшафт рыночной экономики, с его многими горизонтальными связями между различными рынками. Здесь разная степень автоматического взаимодействия обычно связывает спрос, предложение и цены. Наконец, выше этого слоя, находится зона антирынка, где плавают огромные акулы, и действует закон джунглей. Это сегодня, как и в прошлом, накануне и после промышленной революции – настоящая зона обитания капитализма».17 Другими словами, корпоративный капитализм объявил анафему добросовестному свободному обмену. Если вам нравятся децентрализованные рынки и свободный обмен, основанный на потребностях, то современный капитализм не для вас. Но в таком случае, откуда ждать перемен?
ОТКУДА КОНТРНАСТУПЛЕНИЕ?
Государства не парят над рыночным обществом, они встроены в него, и недавний экономический кризис ясно продемонстрировал это. /85/ В одном международном обзоре, 63% опрошенных людей считали, что их государства служат интересам «большой прибыли», в отличие от 30%, считавших, что государство служит желаниям народа. Почти во всех странах,18 опрошенные хотели, чтобы их государства проводили политику более отзывчивую к народу. Международный опрос больше чем 29 000 человек, предпринятый Би-би-си показал, что 2 из 3 опрошенных считают необходимым перестроить международную и внутреннюю экономическую систему.19 Мир готов измениться.
Но вот тёмная сторона этой истории. Народ, подчинённый этим государствам, и вы, и я – мы тоже часть рыночного общества. Нет такого положения, из которого, не испорченная окружающим миром, некая вечная истина сможет повести нас к светлому будущему. «Контрнаступление» Поланьи не было простым поворотом вспять от экспансии рынка. Законы Спинхемленда не были возвратом к феодализму. «Контрнаступление» было сделано с помощью политических ресурсов, которые были у народа под рукой. Отсюда идея контрнаступления, которую Поланьи описывал в своей книге, во время войны с фашизмом, вскоре после экономического кризиса, который способствовал войне. У него не было иллюзий по поводу того, как общество может реагировать на экономический кризис: сепаратизмом и национальным шовинизмом. И существует реальная угроза, что необдуманное желание перемен может втянуть нас во всё это опять.
Точно так же, как произошёл рыночный крах, может произойти «общественный крах», при котором меньшинство может подвергнуться гонениям или чему-то худшему. Недавний подъём крайне правых движений во всём мире, от Индии до Европы и Соединённых Штатов, тоже может быть воспринят, как «контрнаступление». В США председатель Института национальной политики, Луис Р. Андрюс, защитник белого населения, надеется увидеть, как «республиканская партия развалится, чтобы затем возродиться, как партия, защищающая интересы белого населения, а не укрепления корпоративной элиты».20 – вот зачем, говорит Андюс, он голосовал за Абаму.
/86/ Если вы заинтересованы в общественных переменах, которые не опустятся до политики гонений, но хотите выяснить, как наше предположительно демократическое правительство было захвачено интересами корпораций, то, есть о чём поразмыслить. Точно так же, как нет архимедовой точки опоры, оперевшись на которую можно перевернуть мир, нет и надсоциального положения, из которого мы могли бы осуществлять политику. Недавно появилась и становится всё популярнее идея, что мы больше не должны считать себя потребителями и стать гражданами. Похвальный призыв. Но при тщательном исследовании выясняется, что идея «гражданин» столь же абстрактна, как «надежда». В истории человечества самые репрессивные режимы навязывали народу конкретные представления о том, «каким обязан быть гражданин». Конечно, понятие «гражданин» не является на веки опороченным, только потому, что этим словом манипулировали диктаторы. Но если «гражданин» звучит для вас, как призыв к действию, то неизбежно возникает вопрос: «Какого сорта гражданин?».
Некоторые предположили, что основы прогрессивной политики можно найти в том обстоятельстве, которое всех нас объединяет: то, что мы все – люди. Хотя оно содержит дух борьбы за равноправие, само по себе это обстоятельство не производит политические принципы. Наблюдение, что все мы люди, не политический факт, а всего лишь биологический. Чтобы вывести политику из нашей общей человечности, вам следует дать определение, что это значит. Опять-таки на этой основе крепко стояли два фундаментальных мыслителя Запада: Томас Гоббс и Жан-Жак Руссо.
ПРОБЛЕМА С ИСКУССТВЕННЫМИ ЛЮДЬМИ
«Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского» Т. Гоббса содержит в первых главах длинный и подробный список признаков человеческой природы. Среди ключевых – конкуренция, гордость и желание славы. /87/ Таковы гипотезы, из которых он исходит, как геометр, вычерчивающий модель людей и общества. Выводы не из приятных. Один из его интересов может быть прослежен, как конфликт вокруг ресурсов: «Если два человека хотят одной и той же вещи, которой они не могут пользоваться вдвоём, они становятся врагами». Но вражду может усмирить «Сила, держащая их в страхе». Некая власть, которая больше и могущественнее, чем любой человек, с его природными склонностями.
Без этой силы, «не будет промышленности; потому что нет уверенности в плодах её. И, следовательно, никакой Культуры на Земле; никакого Мореплавания и пользования заморскими товарами. Никаких просторных Зданий; никаких Подъёмных кранов для перемещения тяжёлых предметов. Никакого Знания на Земле; никакого Летоисчисления. Никакого Искусства; никакой Письменности; никакого Общества. И хуже всего – постоянный страх и угроза насильственной смерти; а жизнь человека будет одинокая, нищая, мерзкая, жестокая и короткая».21
Вот почему для Гоббса естественным состояние было состоянием войны. Война могла, однако, быть предотвращена Левиафаном, государством, которое будет держать антиобщественное поведение людей под контролем. Гоббс думал, что объединившись и используя свой разум для создания искусственной личности, государства, человечество сможет навязать себе достоинства самообладания и сотрудничества, которых людям не хватает от природы.
Жан-Жак Руссо опрокинул эту теорию. Хотя он разделял точку зрения Гоббса, что люди в целом асоциальны, он был не согласен, что люди – это по существу машины бесконечных желаний. Он доказал, что люди способны почувствовать, что имеют «достаточно».
/88/ Быть удовлетворённым – это то, чему люди могут научиться. И после того как они научились управлять своими инстинктами и порывами ради высших интересов самих себя и общества, они становятся по-настоящему свободными. Этот процесс обретения свободы, по Руссо, противоположен представлениям Гринспена. Кроме того, Руссо продолжал доказывать, что «искусственные личности» определённо были одержимы свойствами, которые Гоббс по ошибке считал естественными. Такие существа, как корпорации и государства, были омерзительно жестокими. Хуже того, поскольку им не нужно было есть, спать и умирать, искусственные личности были совершенно ненасытными.
Руссо был не первым, кого обеспокоили жадные нечеловеческие существа, живущие среди нас. Почти во всех культурных традициях передаются легенды о подобных ненасытных, свирепых сущностях. На тех землях, которые сейчас именуются Западной Канадой и США, туземные культуры рассказывали про «вендиго».22 У голодного приведения огромного роста, вендиго, губы окровавлены от постоянного скрежетания челюстей, и его голод обостряется с каждой каплей выпитой человеческой крови. Вендиго были каннибалами, это бывшие люди, настолько потакавшие желаниям, что были готовы пожрать другого человека. Легенды о вендиго служили напоминанием, что необузданное обжорство в урожайные месяцы приведёт к оскудению запасов и нехватке продовольствия для всех в неурожайные сезоны. И сегодня злоупотреблять продовольствием, вместо того чтобы поделиться с голодными, означает людоедство по отношению к бедной части рода человеческого. Базиль Джонсон, учёный-преподаватель оджибве, языка канадских индейцев, утверждает, что вендиго вполне существуют. Мало людей в Северной Америке видели огромных привидений. Но множество людей видели их современное воплощение, гигантские организмы, не имеющие других интересов, кроме удовлетворения сиюминутных аппетитов, даже если это помешает утолить завтрашний голод. Современные вендиго, полагает Джонсон, это транснациональные корпорации. В других культурах тоже есть образы жадных и вечно голодных тварей. Тайские и японские буддисты рассказывают о голодных призраках, когда-то бывших жадными людьми. Умерев, они стали привидениями, у которых рот размером с игольное ушко. На них лежит проклятье непрестанного голода. Эти мифические люди не были слепыми, они лишь смотрели на мир сквозь искажающую призму личных желаний. Желаний, пренебрегающих всякой осторожностью, по отношению к возможному ущербу, который они причиняли. Не только Азия и Америка, Европа тоже имеет примеры таких существ. И когда Маркс писал о детищах капитализма, он использовал эти образы. Для него, капитализм порождает вампиров.
Руссо помогает проникнуть в смысл этих жадных искусственных людей - Homo economicus, корпораций и государств. Он рассматривал искусственных людей, которых мы позволяем себе в рыночном обществе, как потенциальную проблему. Но Руссо не требовал отменить государство и экономические организации. Учреждения, организации и правительства всегда будут с нами. Они жизненно важны. Потому что помогают собрать нас в коллективы, способные достичь гораздо большего, чем каждый из нас в отдельности. Но эти искусственные личности могут быть опасными, когда их аппетиты растут бесконтрольно. И если они захватывают и пожирают живых людей, то людям кажется, что весь мир тоже захвачен и проглочен. Какого сорта гражданами мы являемся, зависит от учреждений, в которых мы работаем. И наоборот. Искусственные личности никогда не бывают нейтральными.
Это оставляет нас без якорей. Нет вечной политики, к которой мы могли бы взывать из человеческой сущности, чтобы произвести контрнаступление на самоуправный рынок. Нет святого места, откуда запустить политическую реакцию. Вместо этого нам приходится начинать оттуда, где мы находимся. С той политики, которая есть под рукой. Томас Элиот хорошо отметил: «Успех – штука относительная. Это то, что мы смогли сделать из бардака, который сами натворили».23 Чтобы разобраться в этом беспорядке, нам надо подумать, где он относится к рынкам, а где нет. И ещё раз обратиться к появлению современного рыночного общества. Рынки родились, как сиамские близнецы, соединённые со своими государственными формами. Но для того, чтобы современное рыночное общество смогло процветать, за пятьсот лет, начиная с его рождения, другие формы экономики и государства пришлось задушить. Шла долгая борьба за оценку и управление основными материалами, необходимыми для выживания и процветания.
Были другие организации прежде того, что мы называем современным обществом, и будут другие организации после него. Некоторые из них были, и будут, но станут более демократичными, чем те, что мы имеем прямо сейчас. Те, которые преуспеют, найдут способ, как побудить правительства управлять "свободными" товарами экологично и равноправно. Завтрашние правительства добьются успеха, в той мене, в какой они будут обязаны вчерашней политике всеобщего благоденствия, старому доброму способу оценивать и делиться, который глубокомысленно называется «община».
Постепенно община начинает занимать всё более широкое место, как способ управления нашим миром. «Премия Шведского государственного банка по экономическим наукам памяти Альфреда Нобеля»24 2009 года была присуждена, в частности, американскому экономисту Элинор Остром, за её научный труд по изучению общины. Лучший способ понять стержень её труда, это рассмотреть политику ценностей, которую сегодня настойчиво проводят общины.25 Сделав так, мы ясно увидим, что демократия с меньшим количеством бесплатных завтраков, может быть тем, что, как ни парадоксально, имеет намного больше подлинной свободы.
ВСЕ МЫ – ОБЩИННИКИ
Разумнее предположить,
что вещь придумана теми, кому она выгодна,
чем теми, кому она вредит.
ЖАН ЖАК РУССО
«Беседа о неравенстве»
Когда я услышал слово «община» первые три раза в жизни, я понятия не имел, что оно означает. Слыша фразу «Палата общин» в передачах СМИ из британского парламента, я предположил, что быть членом «Палаты общин», означает быть богатым белым человеком, демонстративно пьянствующим. В следующий раз, это слово появилось в контексте британского детского телесериала «Уомблы» в 1970-ых, о семейке пушистых зверьков, которые собирают и перерабатывают мусор, а живут на окраине Лондона в районе «Община Уимблдон». В моём детском воображении «община» стала свалкой занимательных вещей, которые Уомблы затаскивали к себе в норы и там перерабатывали. В третий раз во время отпуска в Нью-Йорке, где моей семье сказали, что если мы хотим получить полное представление об Америке, нам следует отправиться в «Общину Вудбэри», один из самых больших торговых комплексов на окраине Нью-Йорка, чтобы мы смогли сделать покупки, как их делают настоящие американцы. (Там мне купили свитер с американским флагом). Тогда я подумал, что «община» - это американский вариант английского слова «универмаг». /92/ Чего я так и не понял тогда, что «община» – это не только место, но и глагол, описывающий, как ценить и делиться всем, что есть в мире, окружающем нас.
Хотя это слово часто связывают с Британской колониальной империей, общины, как место и процесс можно найти в разных странах от Центральной Америки до Южной Азии, а в последнее время даже в киберпространстве. Община – это ресурс, чаще всего земля, и обозначает как территорию, так и способы, которыми люди распределяют блага, произведённые на этой земле. Община производила продовольствие, топливо, воду и лекарственные растения для тех, кто пользовался ими. Это была беднейшая система жизнеобеспечения людей. Вот почему общины в Англии были стартовой площадкой, с которой началась великая трансформация в рыночное общество. Оценить что-либо, означает дать этому определение и установить правила, по которым это может быть использовано обществом. А общинные правила были принципиально несовместимы с капитализмом. Отбирая общественную землю в частную собственность, капитализм не только превращал землю в товар, но и отрезал сельских бедняков от их единственного средства к существованию, и заставлял их продавать последнее, что у них осталось – рабочую силу. Огораживание общинных земель породило два новых вида платежей: арендную плату и заработную плату.
Однако нынешнее понимание слова «община» далеко ушло от этих исторических фактов. Откройте, например, Оксфордский словарь английского языка, там вы прочтёте, что «общинная» означает «не поделённая земля, принадлежащая членам местной общины в целом, и поэтому не огороженная или бесполезная земля».1 Вся история огораживания и лишения прав собственности сельского населения перечёркнута лексикографами словом «поэтому». Но этот словарь всего лишь отражает, что думал наш современник, подбирая доводы к тому, что община стала «бесполезной». Сегодня слово «община» чаще всего ассоциируется с её заброшенностью и «трагедией».
Словосочетание «трагедия общины» было введено микробиологом Гарреттом Хардином в статье журнала Science 1968. Автор задаётся вопросом: что происходит, когда люди конкурируют за недостаточный ресурс?2 Главный персонаж в трагедии Хардина – тот, с которым мы встречались раньше – Homo economicus. /93/ Хардин утверждал что, имея дело с общим ресурсом, люди опустошат его эгоистическим желанием присвоить себе, даже если знают, что этим они губят ресурс. Так, в мире дефицита, движимые жадностью, люди доведут до полного уничтожения всё, от чего зависит их выживание. Томас Гоббс не смог бы сказать лучше. Но взгляды Хардина не опирались на эксперименты и наблюдения, а также игнорировали историю огораживания и уничтожения общин. Несмотря на всю оторванность от фактов, его эссе стало одним из самых цитируемых произведений двадцатого века.
Так или иначе, мир Хардина становится похожим на наш мир, по мере того, как мы разрушаем его. Темп разрушения ускоряет ужасный кризис. Если вы ищите трагедию, то можете найти её повсюду, от тайных шахт Конго, добывающих колтан, до всё более отчаянных действий фермеров, применяющих химические удобрения, взамен плодородия, которое разрушила их монокультура. Перспективы Хардина резонируют с конкретным классом защитников окружающей среды. «Друзья Земли» нашли предмет своей озабоченности в его произведении от 1972 г., и он был причислен к лику экологических знаменитостей.3
Но если поскрести по стеклу, то прояснится, что аргументы Хардина делают виноватой жертву. Вопрос, в какой мере мы испытываем экологические трудности, больше не актуален: совершенно очевидно, что все мы оказались в беде. 1360 учёных на протяжении последних лет прилагают международные усилия по программе «Оценка экосистемы на рубеже тысячелетия», чтобы измерить воздействия человечества на мир природы. Все характеристики этой оценки показывают, что мы убиваем жизнь на планете. Выводы – это вопрос мотива. Логическая структура «трагедия общины» опирается на модель, в которой люди, во всех случаях, готовы действовать вопреки собственному благу, служа своей эгоистической натуре. Такой мир нарисовал первый профессиональный экономист, Томас Мальтус, в эссе «Опыт о законе народонаселения». /94/ Мальтус утверждал, что любое население будет, трагически, перерастать ресурсную базу, доступную, чтобы прокормить это население. Не трудно догадаться, как применить здесь «трагедию общины»: бедные люди, движимые инстинктом размножения (даже зная о последствиях), делают детей больше, чем могут прокормить, и это, согласно данной теории, объясняет, почему в мире существует голод.
Не удивительно, что Хардин был сильным сторонником ограничения рождаемости. Он не одинок в своём представлении, что решение проблемы экологической деградации, голода и изменения климата, заключается в том, чтобы предохранять бедняков от беременности. Но это неправильное понимание проблемы. Причина голода вообще не имеет отношения к нехватке продовольствия на душу населения. Сейчас на Земле продовольствия в полтора раза больше, чем нужно, чтобы прокормить всё человечество. Причина голода в том, что мы распределяем пищу через рынок, как частную собственность, а голодные люди слишком бедны, чтобы платить за неё. Если бы в мире было меньше людей, но способ распределения пищи остался бы прежним, то бедняки продолжали бы голодать. Но это не значит, что женщины не должны быть ответственными за свою плодовитость. Наоборот, самый лучший путь к сокращению рождаемости в развивающихся странах – это образование для девочек. А жертвами платного образования как раз становятся женщины и девочки, которым не позволяют учиться в школе.4
Это глубоко связано с тем, почему трагедия Хардина вводит в заблуждение. Для мальтузианцев, классических и современных, причина, по которой мы катимся к чёрту со своей потребительской корзиной, заключается в том, что люди – это жадные ненасытные существа порыва и страсти. Жадность заставляет нас бесконечно наращивать потребление. Но мы с вами уже видели, что люди так ведут себя не всегда, а вот корпорации – всегда. Ненасытными корпорации делает мотив прибыли, а это позволяет нам глубже понять «трагедию общины».
/95/ Возможно, самый цитируемый пример трагедии общины – это рыболовство.5 Аргумент таков: каждого мелкого рыбака вынуждают ловить как можно больше, доводя его рыболовство, его средство существования, до полного краха. Многие из мировых рыболовств находятся в тяжёлом упадке. Одна статья в журнале «Наука» предсказывает полный крах глобального океанского рыболовства к 2048 году,6 но отрицает упадок рыболовства как трагедию общины, а это заблуждение. Рыбацкие посёлки существовали тысячелетиями, и скромный рост рыбацких общин не может объяснить опустошение океанов. Во многих случаях общины не расширяют свои границы, а наоборот, сужают. Сообщение международной неправительственной организацией развития «ActionAid» приводит поразительный пример.
Шестьсот миль береговой линии Пакистана благословляют морские богатства: кальмары, макрель, креветка, тунец и множество рыбы других сортов. Так было на протяжении столетий. Эти прибрежные воды кормят 180000 мелких рыбаков, таких как Абдул Мотании. Мотании рыбачит с командой из десяти других жителей посёлка в своей небольшой деревянной лодке. Он и его деревенские друзья заметили, что их уловы резко уменьшились за последнее десятилетие. «Пакистанский форум сельских рыбаков» (ПФСР) сообщает, что у местных рыбаков уловы снизились на 70-80%. В результате стали расти долги, бедность и голод в посёлках вдоль аравийского побережья.7 Так почему же спустя столетия стабильного использования местными рыбаками, моря вдруг опустели?
Местные жители сообщают, что упадок начался, когда военное правительство Пакистана, в нетерпении усилить национальный экспортный доход, смягчило ограничения на лов рыбы иностранными траулерами, принадлежащими иностранным владельцам. Впервые Пакистан открыл свои воды для иностранных траулеров в 1982, но в 2001 правительство переписало правила, запрещавшие иностранным судам лов рыбы в 35-мильной зоне от берега. Теперь только большим иностранным траулерам запрещено входить в 35-мильную зону, а иностранным траулерам меньшего водоизмещения разрешён лов между 35 и 30 милями от берега. Ближайшие 12 миль к берегу предполагается сохранить для местных жителей. Правительство официально лицензировало двадцать один крупный иностранный траулер и двадцать три траулера среднего размера в 2007 году,8 но местные рыбаки опознали более ста иностранных судов, тралящих побережье Пакистана каждый год. Многие из них – совместные предприятия, оформленные, как «местные» траулеры, открыто ловят рыбу в двенадцатимильной зоне. Местные рыбаки жалуются, что правительство пренебрегает этими правилами, закрывает глаза на злоупотребления, чтобы сохранить коррумпированную экономику.
В отличие от местных жителей, промышленные траулеры обшаривают дно океана и днём, и ночью, сетями, растягивающимися на 3 километра, и выгребают всё на своём пути. Согласно ПФСР, только 10 процентов улова траулеров ценятся на международном рынке, остальные 90 процентов выбрасываются. Это кажется чрезмерным, но по международным стандартам, даже в самых удобных зонах глобального рыболовства, полезная часть улова составляет не более 40%.9
Опять-таки женщины несут на себе непропорционально большое бремя от снижения уловов. Изготовление сетей и корзин, сушка и продажа рыбы, традиционно женская работа, больше не находит высокого спроса. По сообщениям «ActionAid», женщин заставляют работать на местных текстильных фабриках или заводах, обрабатывающих креветку, где многие жалуются на опасные условия труда.
Пакистанская поговорка «Когда всё рухнуло, море прокормит», отчасти остаётся верной. Даже притом, что рыболовство находится в тяжёлом упадке, оно продолжает обеспечивать, но теперь уже обеспечивает других.10 Пакистанская рыбацкая община находится в осаде, но осаждают её не местные рыбаки. На неё наступают интересы транснационального бизнеса, попускаемые правительством. Этот бизнес не потеряет средства к существованию. Свободные рынки означают, что когда рыболовство Пакистана окончательно рухнет, промышленные траулеры переместятся в более прибыльные и выгодные воды. Но патриархальные рыбацкие семьи Пакистана не имеют такой свободы. Более богатые воды их не ждут. Эта пакистанская история получила широкий резонанс и длинное продолжение.
/97/ Глядя на огромное экологическое бедствие двадцатого века, не видишь людей в состоянии неиствства. Экологические трагедии, начиная с 1930-х годов: «Пыльный котёл» в США, массовое истребление тропических лесов и океана – это результат поведения корпораций, капиталистического сельского хозяйства, лесоводства и лова рыбы. Американские Великие равнины превратились в «Пыльный котёл», потому что в то время люди знали только ценный, плодородный, верхний слой почвы. Их введение в капиталистическое сельское хозяйство, превратило их в эксплуататоров самой земли, от которой зависело их выживание. Их внутренняя связь с окружающим миром деформировалась в жажду сиюминутной прибыли.
Общинники опутываются сетью общественных отношений, которые держат их убеждения под контролем, заставляя по-другому оценивать мир, и по-другому относиться к людям. Можно видеть губительные последствия огораживания не только в шрамах, оставленных на природном окружении, но и в самых интимных отношениях, вокруг пола. Когда способ, которым общество оценивало работу, был преобразован, социально приемлемые роли для мужчин и женщин также изменились. Те, кто не принял новый порядок, стали мишенью, и в некоторых частях мира их преследование продолжается до сих пор. Термин не изменился, это до сих пор называется «охота на ведьм».
ОГОРАЖИВАНИЯ ОБЩИНЫ
В 2009 году римский папа посетил Африку, где он умудрился внести смятение в умы слушателей, сначала заявив, что презервативы обостряют проблему СПИДА. А затем, отметив, что африканцы «живут в страхе перед духами, перед грозными и губительными силами. По своей бестолковости, они даже бездомных детей и стариков считают колдунами».11 Эта карикатура на Африку изображает её диким, суеверным местом, ожидающим, в зависимости от вашей веры, либо слова Христова, либо произвольных толкований. Что усиленнее распространять, то и получит полное развитие. Конечно, есть историческая связь между проповедью христианства в Азии, Африке, Америке и последовавшим за тем вторжением колонизаторов.
/98/ В недавней серии основательных, интригующих статей, историк и социолог Сильвия Федерики предположила, что в Африке захват, приватизация земли и одновременный всплеск охоты на ведьм – не случайное совпадение.12 То же самое совпадение можно обнаружить в массовой охоте на ведьм, затопившей Европу между XV и XVII столетиями. Количество европейцев, жестоко казненных по обвинению в колдовстве, невозможно сосчитать. В Савойе, рассаднике охоты на ведьм, обвинительные документы инквизиции вешали на шею приговорённой женщине и сжигали вместе с нею на костре. По скромным подсчетам, список убитых в Европе насчитывает от сорока до шестидесяти тысяч.13 Большинство убитых были женщинами. Федерики утверждает, что их преследование совпало с резким изменением их положения в обществе.
Она показывает, как политика, скрытая в охоте на ведьм, насаждала новое представление о мире. В этом представлении, женщинам, настаивавшим на своём праве ценить землю, на своей общинной свободе – не было места.14 Именно за то, что они защищали общину, женщин объявляли ведьмами и убивали. Так что огораживание не было простым окруженимем участка земли забором. Оно было способом ликвидировать целый ряд политических процессов, и заменить их новыми, в которых женское участие было ограничено. Охота на ведьм – не всегда реакция на попытки защитить конкретную общину, но всегда – признак более глубокой политической борьбы. Не случайно мы используем термин «охота на ведьм», как метафору для массовой истерии, которая отвлекает нас от крупных политических махинаций.15
/99/ Чтобы понять общину сегодня, стоит начать с феодальной Англии – родины современного капитализма – рассмотрев «Великую хартию вольностей», а точнее, её близнеца, «Хартию леса». Хотя в значительной степени забытая сегодня, «Хартия леса» гарантировала возможность простому человеку получить доступ к пастбищу для домашних животных, к земле, собрать дрова, мед, лекарственные растения, фураж и так далее. Питер Линебог, который сделал больше чем любой другой современный историк, чтобы восстановить историю этой хартии, замечает о «Манифесте Великой хартии вольностей», что общинное право гарантировало свободу использования местных ресурсов навечно и каждому.16 Это не означало, что все могли брать столько, сколько хотели. Общинное пользование не означало вседозволенность, как полагает Хардин, и вседозволенности не было в истории. В точных границах общинники договаривались о конкретном месте и времени, в зависимости от экологии и общности. По мере того, как менялась сама география физической общины, всеобщие права развивались на протяжении долгих эпох, ограниченные относительной властью тех, кто сидел за круглым столом. Другими словами, община была одновременно и местом и «процессом свободы», в котором люди боролись за право формировать условия распределения богатства общины.
Важно не романтизировать эту идею. Община не представляла собой некого пра-демократического рая, в котором каждый получал справедливую и равную долю. Община была непрерывным полем битвы между лордами и крепостными, но здесь бедняки одержали некоторую победу и сумели отстоять общественное пространство, вопреки тем, кто угнетал их. Сама «Великая хартия вольностей» стала следствием и положила конец жадности английского короля Иоанна Безземельного. Чтобы обеспечить деньгами крестовый поход и войну во Франции, он совершил множество преступлений. Он украл леса, обложил данью баронов, взял в заложники их детей. Даже свою первую жену, Изабеллу, герцогиню Глостера, король продал графу Эссекса за двадцать тысяч марок.17 Бароны восстали. В 1215, они промаршировали в Лондон, где были встречены открытыми воротами, в знак одобрения горожан. Они противостояли королю и вели тяжёлые переговоры. Великая хартия вольностей включала требования, предъявленные баронами, торговцами и зажиточным жителями Лондона. Но она также включала крепкий набор защиты прав каждого человека. Гарантировала простым общинникам доступ к свободе, пище, топливу, и плодам леса, возвращая народу природные ресурсы, которые король Иоанн присвоил себе. /100/ Это была та самая община, на которую указывали историки, отвергая аргументы Хардина. Вопреки мнению Хардина, народ знал, как управлять доступом и сохранять ограниченный ресурс, несмотря на желание королей и знати приватизировать его. Если рассмотреть дополнение «трагедия» к слову «община», то трагедия начинается не в период роста общины, а в период её уничтожения, когда общие ресурсы отбирают в частную собственность.
Иногда по частям, порой, сметая всё подряд (как в 1536 Генри VIII отобрал землю у монастырей) огораживание было процессом, посредством которого земля отбиралась у общества. Землемеры растягивали свои цепи, которые народ назвал «кишки дьявола», чтобы отгородить участки общинной земли и официально передать во владение отдельного человека. Не только поля, но и леса и воды огораживались подобным образом. Лорды запрещали доступ к водоёмам и речным протокам богатым рыбой, и лесам, изобилующим дичью, снабжавшей бедняков мясом. Около 1500 года 45% пригодной для обработки земли в Англии были огорожены. Потребовалась новая логика: не только сдавать землю в аренду, но и подобрать цену арендной платы.18 Стоит ли говорить, что этот грабёж был крайне не популярен, и послужил поводом для народных бунтов. От мелких актов вредительства (Лорд Арундел за одну ночь потерял 100 лебедей, убитых на дичь, в качестве предупреждения богачу), до восстания крестьян 1381 года и восстаний углекопов в 1600-х годах и позднее. Протесты и выступления всякий раз подавлялись. А поскольку огораживания отбирали у крестьян единственное средство выживания, им оставалось выбирать одно из двух: либо работать на новых землевладельцев, либо попытать удачу в городах. /101/ Адам Смит оплакивал насилие, совершённое над общиной ради распространения частной собственности, хотя к тому времени, когда он делал свои записи, процесс был уже завершён: «Древесина леса, полевая трава, все природные плоды земли, пока эта земля была общей, стоила рабочему только усилий собрать их… а теперь за разрешение собрать их, он вынужден платить; и вынужден отдавать землевладельцу часть из того, что он собрал или произвёл своим трудом».19 Это были безземельные крестьяне, которым в течение одного поколения предстояло стать пролетариатом, основой промышленной революции.
Конечно, мир усиленно огораживался и за пределами Англии. К тому времени, когда капитализм твердо укрепился в Европе, колонизаторы убивали и бесчинствовали за морями. Магическим заклинанием колонизаторов стало слово «дикарь»: оно не только открывало пещеры Алладина на землях от Ирландии до Австралии, но даже превращало человеческие тела в вещи, которые можно было продавать и покупать миллионами на невольничьих рынках. 75 миллионов африканцев погибли в Америке в течение 100 лет с начала колонизации.20 Инструментом огораживания было убийство. Но колонизаторы придумали ряд аргументов и объяснений для оправдания своих действий, как цивилизованные люди. Оправдания огораживания были обеспечены никем иным, как Джоном Локком, человеком, которого сегодня считают одним из крестных отцов либерализма. Его утверждение, что естественные права человека – это «жизнь, свобода и собственность»,21 записали, с одним небольшим изменением, в американскую «Декларации независимости».
Как секретарь министерства Торговли и плантаций, Джон Локк умно и выгодно прилагал усилия, чтобы найти причины для увеличения площадей, занятых под его личную компанию. Его оправдания присвоения «ничейной земли» в частную собственность, состояло из двух частей. Первая часть: поскольку у каждого есть сила трудиться, то обрабатывать землю своими силами, означает владеть ею. Если вы обрабатываете землю, то она ваша и сохраняется за вами, но всё, что на первый взгляд не используется должным образом, считается охотничьими угодьями для огораживания. Вторая часть: земля может быть изъята у общины, если «достаточно, и плодородной» остаётся всем остальным.
/102/ Хотя причины, по которым англичане хотели нагрести богатства в двух Америках, были совершенно эгоистичными, оправдание частной собственности давали важный ключ к тому, как различные рыночные системы могут действовать. Частная собственность требует, чтобы общество одобряло изъятие собственности из рук общества. Иными словами, природные ресурсы общественны, и это противоестественно, когда одни люди изолируют других от земли. И действительно, право делиться общими ресурсами было отобрано. Радикальность этого факта подчеркнул молодой немецкий мыслитель, недавно оставивший академию и работавший журналистом. Его политические взгляды работали на оптимистический либерализм. Учтите, что он был читателем телеграмм девятнадцатого века, считавшим, что свободная пресса и действующий парламент гарантируют светлое будущее. Двум событиям предстояло изменить его взгляды. Первое, когда он стал свидетелем дебатов в местном парламенте о праве граждан собирать дрова в Рейнских лесах. Это заставило его понять, что вопросы собственности занимают в политике центральное место. Вторым стала лёгкость, с которой прусская цензура закрыла его газету. Именно эти события побудили молодого Карла Маркса к размышлениям о главенстве собственности в политике и обществе.
Не надо быть марксистом, чтобы понять, что изначально собственность общественна. Вот хотя бы один пример: рассмотрите, как правительство обращается с радиочастотным спектром. Весь радиодиапазон принадлежит государству, и право вести радио- и телепередачи на конкретных радиочастотах государство продаёт компаниям СМИ, подчинённым исполнению конкретного социального заказа. Если журналисты передают материал, считающийся непристойным или неподобающим, они будут оштрафованы, а если они продолжают нарушать предписания государства, их право использовать часть радиодиапазона может быть отобрано. Другой пример – законы обращения с домашними животными.22 В большинстве стран есть законы, позволяющие считать животных личной собственностью, но в то же время жестокое обращение с собаками и кошками запрещено большинством государств. В Кодексе законов Наполеона есть условия, при которых частная собственность может передаваться другому лицу. /103/ Земля, например, может оставаться частной, пока она используется. Но как только она становится брошенной, или сохраняется в собственности лишь для спекулятивных целей, право собственности на землю утрачивается, и она передаётся в распоряжение тому, кто найдёт ей лучшее применение. Другими словами, право на собственность может быть более гибким и растяжимым, чем мы себе представляем.
Когда роль земли была переиначена по стандартам британских колонизаторов, это не облегчило жизнь коренных американцев. Хотя их охотничьи методы были в гармонии с окружающей средой, и часто улучшали её, они не могли доказать это людям, которые отобрали их землю. Когда белые люди приходили, они видели богатую и плодородную землю, которая, казалось, была занята коренными американцами только короткий период времени раз в год. Они не понимали, что земля была частью более широкой системы экологичного кочевого пастбища. Среди некоторых племен, было постоянное сельское хозяйство, с большими полями культивированной земли. Использовались сложные агроэкологические методы поддержания плодородия почвы и экологической целостности. Один из примеров – междурядное размещение культур зерна, бобов и кабачковых («три сестры» сельского хозяйства коренных американцев). В этих племенах, как и в большинстве стран Глобального Юга сегодня, земледелие было женским трудом по выращиванию пищи для домашнего употребления, пока мужчины занимались охотой. Англичане не могли понять, как это сельское хозяйство управляется одними женщинами, поскольку англичанки той эпохи были ограничены внутренними, не деловыми обязанностями. Поэтому колонизаторы описали женский труд не как сельское хозяйство, а как озеленение, и затем конфисковали их землю.
Вдоль тихоокеанского побережья Северной Америки местные экономические системы подверглись атакам в другой форме. Главным учреждением многих местных культур был так называемый «потлач». Это была церемония приветствия гостя или празднования события, и в каждом обществе был свой набор правил и обычаев. /104/ Общей чертой, замеченной белым правительством, было то, что потлач включал в себя массовое перераспределение богатств, в котором щедрая раздача своих вещей была признаком высокого ранга. В глазах американских и канадских правительств, без воспитания бережливости и благоразумия, коренные американцы были бы осуждены на вечную отсталость. Потлач был описан как «родитель многочисленных недостатков, которые питают вне дома сердца людей.... Не возможно, чтобы индейцы смогли приобрести собственность или смогли стать трудолюбивыми и добиться успехов, пока находятся под влиянием этой мании».23 Так, с 1885 по 1951, канадское правительство объявляло потлач вне закона, карая заключением от двух до шести месяцев тюрьмы.
Эти отвратительные истории имеют современные варианты: правительства и корпорации продолжают огораживать леса, рыболовные зоны и пахотные земли. Потому что, предположительно, коренные жители этой земли неспособны распоряжаться ею для общественной пользы, или потому что коренными жителями пренебрегают. Идейное наследие Локка можно обнаружить в международном правовом стандарте «терра нуллиус» (земля, никому не принадлежащая). Стандарт использовался, чтобы отменить права коренных жителей на землю, от Соединенных Штатов до Австралии. Это живая проблема с той же законодательной доктриной, оспаривавшейся от Западного берега США до Южно-Китайского моря. И всюду где «окраинная земля» лицензировалась, вопреки возражениям окраинного населения.24 Что возвращает нас к сегодняшнему росту «охоты на ведьм» в Африке.
Границы африканских стран выглядят так, как будто они были нарисованы под линейку, потому что именно это и произошло в Берлине в 1884 году. Берлинская конференция примирила великие европейские державы, которые торговались и препирались по поводу того, кто и что должен получить в Африке. Великие державы выстроили цепь губительных событий, которые к сегодняшенму дню сделали этот континент отчаянно обедневшим, милитаризованным и деградирующим. В начале XXI века Африка очередной раз оказалась в прицеле великих держав. Хотя на сей раз нет официальной конференции, которая поделит добычу. /105/ Вместо этого США, Европа, Ближний Восток, Китай, Индия и другие азиатские страны посягают на Африку другими способами. Контракты частного сектора, наёмники, дела по развитию и "помощь", военные базы. Соединенные Штаты недавно рассекретили AFRICOM, свой объединенный командный пункт, который, из-за непопулярности среди африканцев, в настоящее время базируется во Франкфурте. Все это – попытки контролировать и присваивать богатые ресурсы: биологическое разнообразие, запасы продовольствия и землю.
Как и с огораживанием в Европе, углубление рыночного общества означало изменение родовых ролей, поскольку традиционные способы управления ресурсами искоренялись. Трудно установить личности, но в 1990-х, согласно одной осторожной оценке, основанной на опубликованных данных, 22000 человек были убиты за колдовство.25 Неслучайно, что насилие против женщин, обвинённых в колдовстве, было особенно массовым в тех областях, где местные ресурсы конфисковали для туризма. В Замбии, «ведьмы» чаще всего проживали на земле, отобранной для охотничьих заказников, и в районах размножения животных. Их отбирали для «пьяной охоты». Здесь богатые туристы празднуют победу над «пятью великанами» Африки: львом, слоном, буйволом, носорогом и леопардом – убивая всех до одного.26 В Нигерии, женщины в заповедном лесу Игуобазува были изгнаны со своей земли, когда правительство продало лес компании по производству шин «Michelin». Компания «Michelin» приступала к превращению леса в каучуковую плантацию, разрушая фермы, с помощью которых женщины кормили свои общины.27 Мейбл Убара, одна из пострадавших женщин, рассказывала: «через два года после смерти моего мужа, я начала заниматься сельским хозяйством.... «Michelin» двинул свои бульдозеры и унитожил все, что я посадила. Я плакала.... Я пыталась остановить их; но они угрожали раздавить меня своими гусеницами, если я буду им мешать».28
/106/ Но сообщения о захвате земли не появляются в газетах рядом с репортажами об африканской «охоте на ведьм». Не удивительно, что издалека убийства женщин кажутся варварскими и загадочными. Далёкие от Африки читатели, склонны воспринимать это, как необъяснимый признак тёмного, непросвещённого сознания. Но это не что иное как смертельная агония одной общественной формы под натиском другой. Не следует полагать, что в Африке нет экологического кризиса, как на других континентах, или что эти традиционные общественные системы были абсолютно справедливы и желательны. Но их преобразование в рыночное общество осуществляют, не спрашивая согласия самих африканцев. В дополнение к потере жизни, происходит потеря культуры, которая сопровождает этот вид убийства. Исчезают знания об экологичном, возобновляемом управлении природными ресурсами местной общины. От сохранения или потери знания, как ценить природные богатства, зависит их жизнь или смерть.
Давайте вернёмся к наиболее типичной «трагедии общины», рыбацкой. Не существует решений, типа «один размер подходит всем», особенно когда речь идёт о лицензиях на рыболовство в прибрежной зоне. Но в отстаивании политических и экономических прав, коллективы пакистанских рыбаков могут получить ключ к защите рыбного промысла. Социологическое исследование традиционного рыболовства в Чили убеждает, что предоставление общинных прав общине, как общине, может быть весьма успешным. В 1960-х Чили запрещала лов промышленным траулерам, чтобы её лицензированный рыбацкий сектор был защищён от конкуренции со стороны транснациональных разрушителей. После того, как система квот потерпела крах, правительство начало сотрудничать с организациями рыбаков вдоль всего побережья. Вместе, они придумали систему ТПИР – Территориальных Прав Использования в Рыболовстве. Рыбацким деревням и организациям рыбаков предоставляли коллективные права по традиционным рыбопромысловым районам, которые они знали и где ловили рыбу в течение нескольких поколений. Осуществление было передано местным рыбацким союзам. Это сработало: рыболовство возродилось. ТПИР был смоделирован на основе отношений, исторически сложившихся в рыбацком посёлке. По существу, ТПИР предоставляет современные коллективные права на то, что в предыдущих столетиях уже принадлежало местной общине.29
/107/ Но Чилийский опыт – это исключение из правила. В целом, в двадцать первом столетии общинные системы не поддерживаются, наоборот, их демонтируют. По мере того, как они исчезают, мы теряем тысячелетиями копившиеся знания о том, как управлять ограниченными ресурсами экологично, возобновляемо. Теряем знание о технике сбора урожая, сохраняющей изобилие местных ресурсов, знание общественных систем, гарантирующих, что никто не возьмёт больше своей справедливо назначенной доли. Эта система знаний вытесняется руководящими мотивами рынка, погоней за прибылью. Это не говорит о том, что существующие системы совершенны, вовсе нет. Но они предлагали способы, как обществу выжить и процветать, с механизмом оценки ресурсов, отличающимся от рыночного. Как отметил британский активист и писатель Джордж Монбио, «квоты на предъявителя», выпускаемые Европейским союзом для рыболовства, привели к тому, что миллионы тонн рыбы выбрасывают, рыбные богатства сверхэксплуатируются на 88%, а цены для покупателей во много раз выше стоимости улова.30
Огораживания общин разрушили системы знаний, помогавшие нам когда-то правильно оценивать мир. Но трансформация, о которой писал Поланьи, никогда не была полной, и никогда не заканчивалась. Всегда есть методы, идеи и движения, которые сопротивляются, и предлагают инструменты для новых методов оценки, помимо рынков движимых прибылью. Теперь, когда экологические и экономические кризисы, вызванные «наступлением» Поланьи, необычайно обострились, кажется разумным спросить, где же «контрнаступление»? Почему общество не начало автоматически исцелять себя от рыночного насилия? Ответ, который мы слишком часто слышим слева: потому что наши дела ещё не достаточно плохи, и потребуется огромная трагедия, чтобы опомниться и приступить к политическим переменам.
Этот первый ответ не убедителен, потому что дела наши уже достаточно плохи. Например, число людей, голодавших в 2009 году, достигло планетарного рекорда – один миллиард человек. Второй ответ на вопрос, почему не происходит контрнаступление Поланьи: потому что больше нет главных героев контрнаступления. Законы Спинхемленда были провозглашены горсткой аристократов-землевладельцев, а этих людей осталось не так много… Но может быть наиболее убедительным будет такой ответ: на самом деле контрнаступление существует. Существует множество движений, прогрессивных и реакционных, всеохватных и сепаративных. Но только их не афишируют. Потому что, особенно в случае прогрессивных примеров, лидеры таких движений – люди провинциальные, бесправные, бедные. Люди, на чьи плечи чаще всего тяжёлым грузом ложатся «экстерналии» богачей. Самые закрепощённые в мире люди, открывшие, что они – и есть Та Перемена, Которой Ждут. В следующей части книги мы увидим, как они восстанавливают равноправие в рыночном обществе. И как определяют ценности, не возвращаясь к общине, а создавая её по-новому.
Одно дело, знать,
что всем хватит места у буфетной стойки,
но что нам придумать,
чтобы каждый смог заплатить за еду?
БАРАК ОБАМА,
Речь на обеде Фонда «Национальной ассоциации
содействия прогрессу цветного населения», 2005
КОНТРНАСТУПЛЕНИЕ И ПРАВО ИМЕТЬ ПРАВА
Живи свободным или умри!
Государственный геральдический девиз Нью-Хэмпшира
Дайте мне свободу или дайте мне смерть!
Патрик Генри,
приводя доводы в пользу восстания против британцев
Романтический девиз «Свобода или смерть!», через политическую демагогию в Соединенных Штатах переплетает прошлое с настоящим. Это язык фронтов и революций, но его грамматика больше подходит определению ценностей в духе капитализма. В сердце капитализма бьётся идея, что частная собственность и движимые прибылью рынки обеспечивают то, что не может ни какая другая система – свободу. Община налагает на живущих в ней людей ограничения: какими ресурсами вы можете пользоваться, сколько вы можете накапливать, как вещи следует поделить. Свободный рынок не имеет ни одного из таких ограничений. На нём вы свободны покупать, продавать, потреблять и производить всё что хотите. С набитым кошельком и жадным предпринимательским духом, вы положите весь мир к своим ногам. Нет другой общественной системы, более подходящей к этой версии свободы, чем капитализм. Эта обволакивающая власть рынка, когда он предлагает свободу как заманчивый товар, одни из его самых обворожительных элементов.
/112/ Когда Обама для выхода из кризиса поставил вопрос о гигантских зарплатах банкиров, получающих государственные деньги, вопли раздались во всех корпорациях Америки. От обитателей директорских кабинетов до выпускников вузов, надеющихся когда-то усесться в директорское кресло. «Без адекватного вознаграждения и свободы предпринимательства», – вопили они, – «таланты уйдут из бизнеса!» Учитывая, что именно такие «таланты» довели экономику до кризиса, за пределами банковского мира мало прольётся слёз о потере их свободы. Но может быть они правы? Хотя бы теоретически? Капитализм обеспечивает максимальную свободу?
Недавно почивший оксфордский философ Джерри Коэн провёл мысленный эксперимент. Эксперимент помогает понять, как работают деньги. И как они влияют на свободу, которую сулят свободные рынки. Пока рынок распределяет товары за деньги, доказывал он, представление, что рынки дают свободу, остаётся спорным.
Представьте, что мы живём в мире, где у нас есть талоны, распределённые наугад. На этих талонах записаны наши права: право навестить больную мать, право проехать по конкретной дороге, право жить где-нибудь, право съесть котлету, право на лечение болезни и так далее. Вы не обязаны делать то, что написано на этих талонах, но они ограничивают степень вашей свободы. Если вы попытаетесь сделать что-нибудь, на что у вас нет талона, то окажетесь вне закона. Талоны определяют степень, насколько вы свободны (или не свободны) делать что-либо, талоны – полный список ваших прав. Чем больше у вас талонов, тем больше у вас свободы.
Но вот в чём фокус: деньги – это те же талоны. Что, в конце концов, деньги предлагают в рыночном обществе, если не возможность купить свободу? Позволить себе лечение, приличную еду, жилье, возможность не работать в пожилом возрасте, страхование от несчастного случая и безработицы. Те, кто без денег, точно также несвободны, как те, кто без талонов. В рыночном обществе, не имея денег, вы свободны ничего не делать, ничего не иметь и умереть молодым. Другими словами, при капитализме, деньги – это право иметь права.
/113/ Ирония в том, что империя цен, как говорят, распространяется вместе со свободой. И всё же свободы, которые предлагает свободный рынок – это иллюзии. Для бедных цена приличной пищи, здравоохранения, социального обеспечения, жилья – все, по сути, недоступно. Разрыв между тем, что люди зарабатывают и ценой их свободы, означает, что, для растущего количества американцев свобода – только синоним слова «ничего», что они могут себе позволить. Эта напряженность становится намного более острой при нынешнем глобальном кризисе. В Сакраменто, столице Калифорнии, возникли палаточные города. В них живут сотни людей, и по сообщениям прессы, к ним каждый день присоединяются новые пятьдесят человек. В развивающихся странах ситуация давно была ужасной, а глобальный спад швырнул новые миллионы людей в бедность. Но в обоих случаях эта бедность углубилась в общественной системе, которая сулила прогресс, процветание и развитие даже самому бедному. Но вместо обещанного, обеспечила ему пропасть неравенства, постоянные несчастья и болезни, от которых мы знаем только один способ лечения…
На территории «свободы» рынок не оставляет никакого выбора тем, кто не может за него заплатить. Например, в США систему здравоохранения (цену на жизнь!) лихо определяет рынок. «ЗдравоЗАХОРОНЕНИЕ» (англ. Sicko), документальный фильм известного режиссёра Майкла Мура, показывает худшие стороны американского здравоохранения, управляемого прибылью. Истории пациентов, которых страховая компания просит выбрать, какой из своих пальцев они хотели бы спасти: средний палец, стоящий шестьдесят тысяч долларов, или указательный палец, за более разумные двенадцать тысяч долларов. Гораздо меньше известно, как несправедливы результаты медицинского обслуживания, как они зависят от того, что мы не можем выбирать: наша раса, наш пол, богатство семьи, в которой мы родились – всё это определяет нашу судьбу.
/114/ Если мы хотите узнать количество жертв неравенства свободы в Америке, возьмите данные о смертности рожениц. Пропорцию, в которой женщины умирают во время или вскоре после рождения ребёнка. И вы получите мрачное впечатление. Эта цифра в Соединённых Штатах – 11 смертей на 100000 рожениц. В Великобритании – 8 на 100000, в Словакии – 6.1 В Соединенных Штатах расходы на здравоохранение – более 6000$ на человека. В Словакии – 565$.2
Хуже того, с 1995 года смертность рожениц у всех национальных меньшинств увеличилась. При лучшей в мире медицинской технологии, повышенном среднем доходе, и количествем миллиардеров больше, чем когда-либо прежде в Америке, больше женщин умирает во время родов, причём смертность среди афроамериканок в пять раз выше, чем среди белых женщин. Если бы афроамериканское население в Соединенных Штатах было отдельной страной, то она оценивалась бы, ниже Узбекистана, который имеет материнскую смертность 24 на 100000, и где средний доход на человека – 840$ в год. В Соединённых Штатах свободный рынок гарантирует только одну свободу – умереть молодым.
Историю США невозможно рассказать без разоблачения множества культурных, политических и экономических нажимов, которые удержали эту страну от единого, общегосударственного здравоохранения. И всё же, американский провал в обеспечении женского здравоохранения – это часть глобальной истории. В 2000 году, когда мировые лидеры встретились, чтобы обсудить, как улучшить свою социальную политику, они объявили Цели Развития Тысячелетия (ЦРТ), ряд целей, намеренных обратиться к самому вопиющему неравенству и социальной несправедливости. Не похоже, что большинство из поставленных целей будут достигнуты к 2015 году, как планировалось, и то же самое относится к цели понижения смертности среди рожениц. В 1990 году 576000 женщин умерли во всем мире от беременности или осложнений в результате родов. Цель состоит в том, чтобы сократить это число на 75 процентов, до 144000 к 2015 году. В 2005 уровень был 536000, с 7-процентным сокращением.3
/115/ Цели Развития Тысячелетия были спорны. Критики рассматривали эти цели, как разбавленный вариант «Всеобщей декларации прав человека».4 Подразумевалось, что Декларация станет новым общественным договором, обязывающим правительства всех стран гарантировать право на жизнь, собственность, занятость, здоровье и образование, наряду с другими свободами. Защитники Целей Развития Тысячелетия ссылались на реализм, утверждая, что поскольку правительства в прошлом давали обещания, но оказались не в состоянии их выполнить, то эти более скромные цели могут быть, в конце концов, достигнуты. Потому что они в компетенции каждого правительства. Права человека, записанные на бумаге, неоспоримо добрые и хорошие, но государственные цели, по сравнению с правами, остались второсортными.
В соответствии с этой моделью, права – то, что правительства дают, а не то, что граждане берут. Правительства, вроде бы, дают много, и все же. «Всеобщая декларация прав человека», документ человечества, переведённый на самое большое количество языков, кажется и сегодня небывалым достижением. Трудно представить себе государство двадцать первого века, всерьёз посвящающее себя прогрессивной внутренней политике перераспределения, которой требуют права человека.
В начале 1940-х годов, когда Поланьи заканчивал книгу «Великая трансформация», а Декларация только задумывалась, все умы были заняты ужасами Второй мировой войны, как и условиями, давшими ей начало – Великой депрессией 1930-х годов, и её убийственными политическими последствиями в Европе. Была также популярна потребность в активно перераспределяющем государстве, в немалой мере обязанная мощи воинственного рабочего движения во всём мире. В 1942 году президент Рузвельт мог призвать к «сверхналогу», 100% ставке налога на прибыль, превышающую 110000$ (в 2007 году это соответствовало бы 1,4 миллиона $). И конгресс США мог согласиться на компромиссную ставку налога в 94% со всех доходов, превышавших 200000$ (2.5 миллиона $ сегодня), и всё же быть созвучным с общественным мнением.5 Права, проистекавшие из этой политики, гарантировали всё: от прав на свободу слова и политических организаций, до права на пищу и оплаченный отпуск.
/116/ Неудивительно, что после первого прилива энтузиазма о правах человека (и после его поддержки людьми, типа Элеоноры Рузвельт, которая возглавляла Комиссию по правам человека ООН) правительства США, Великобритания и России пытались пойти на попятный. Их беспокоило, как быть с «правами человека» для групп, лишенных прав, внутри этих государств. В 1947 США ощутили это, когда Уильям Эдуард Бёркхардт Дюбуа представил петицию в ООН от «Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения» (НАСПЦН), называвшуюся «Призыв к Миру: Заявление о нарушении человеческих прав меньшинств по отношению к гражданам США негритянского происхождения, и Призыв к ООН об исправлении». Движение за гражданские права нашло брешь в обороне государства.
В последние месяцы ожидаемого конца войны, в октябре 1944 Великобритания, Соединенные Штаты, Китай и Россия сформулировали документ для послевоенного управления, в котором не было ни слова о правах человека.6 Но отступники были встречены бурей международных протестов, со стороны британских колоний и внутреннего общественного мнения в Соединенных Штатах, требовавших неотступного соблюдения прав человека. Сам Рузвельт сделал многое, чтобы разжечь эту ответную реакцию. После встречи с активистами, просившими его поддержать права человека, президент сказал: «Хорошо, вы меня убедили. А теперь продолжайте оказывать на меня давление!»7
В конце концов, компромисс был достигнут: пока язык индивидуальных прав был резким, выбор механизмов принудительного осуществления этих прав предоставлялся самим государствам. Так, 10 декабря 1948, «Всеобщая декларация прав человека» была подписана в Париже. Потребовалось гораздо больше лет, и намного больше переговоров, прежде чем международное сообщество смогло договориться о двух соглашениях, которые обязывают подписавшие государства, обеспечивать права человека, вместо того, чтобы только заявлять, что права существуют. Точно так же, как «Великая хартия вольностей» гарантировала гражданские права, а «Хартия леса» обеспечивала некоторые базовые гарантии общественных и экономических прав, было подписано два соглашения. «Международный пакт о гражданских и политических правах» и «Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах». Декларация и два пакта составили «Международный билль о правах человека». Когда они были, наконец, ратифицированы в 1966, они предназначались в качестве строгих рамок, за которые не имели право заступать ни одна корпорация, ни одно правительство.
/117/ Эта история не имела счастливого конца. Особенно на Глобальном Юге, где государства предлагали своим гражданам ждать, когда права будут предоставлены. По мере того, как государство займётся интересами всех граждан по очереди.8 Команда «Терпение, граждане!!!» подразумевает, что со временем, все мы, один за другим, достигнем Земли Обетованной. Но история доказывает, что терпение служит совсем другой цели. Это способ демобилизовать популярные требования, и позволить правительствам уклониться и не давать вообще ничего, считая, что главный долг гражданина – ждать с протянутой рукой. Другими словами, «права человека» можно считать детской сказкой, если мы позволим рынкам сохранить абсолютное господство, и если согласимся, что главное право – это право личности на частную собственность.
Но, как показали Уильям Дюбуа и движение за гражданские права, способ заставить правительство предоставить права – это не ждать, а требовать! Такое понимание прав освободило от навязанных попыток объявить права будущими выгодами от нынешнего терпения. Сегодня язык прав был заново адаптирован униженными и оскорблёнными группами, стремящимися вернуть себе часть власти, отобранной у них рыночным обществом. От движений за женские права до требований коренного населения – всюду есть признаки успеха дискуссии о правах. Потому что миллионы людей продвигают демократические общественные перемены под именем прав. Вопреки призывам потерпеть, пока правительство наберётся политической воли для перемен.
О «ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВОЛЕ»
/118/ Если «дикарь» было магическим заклинанием колонизаторов, то «политическая воля» – дурманящая пыль, брошенная в глаза современной демократии. Когда ожидаемые перемены не происходят именно из-за отсутствия «политической воли», своего рода колдовская пыль мешает власть имущим действовать, даже если это действие «на колу мочало, начинай сначала». Больше всего нас обманывает в нынешнем представлении о «политической воле» наше собственное двойственное отношение к правительству. Публика в целом имеет более чем достаточно политической воли для бесплатного здравоохранения и образования, для снижения расходов на оружие, или для спасения окружающей среды. Вот только уж слишком часто обильная воля представителей правительства формируется сиюминутными интересами корпораций, а не публики. В Италии, один из бестселлеров последних лет - La Casta (Каста) – политическое разоблачение, сделанное ветеранами журналистики, Серхиоом Риссо и Джаном Антонайо Стеллой. Книга изображает политические круги, как клуб более-менее добропорядочных клептократов. Когда члены правительства действительно отдельная каста, то, как показала история, ничто не может их отрезвить, кроме широкого гражданского наступления. Курьёзно то, что в одном из самых цитируемых трудов академика Роберта Патнэма «Чтобы демократия работала», о том, что заставляет бюрократов трудиться для народа, ключевым фактором в Италии было названо присутствие коммунистической партии.
В то время как итальянская Коммунистическая партия может казаться маловероятным и отдаленным источником надежды, ее пехотинцы 1970-ых знали кое-что, о чём забыли в Западных демократических государствах. Именно пассивность большинства позволяет править сильным мира сего. В этом понимании мы можем найти ракетное топливо для контрнаступления Поланьи. В ходе контрнаступлении общество возвращает себе власть, отобранную рынком, требуя, а не ожидая подачек. В каком-то смысле, это было предвыборным обещанием Обамы. Девиз его избирательно кампании «Нет прежней политике!» воодушевил, как и должен был воодушевить, бесправных людей всего мира, а не только Соединённых Штатов.
/119/ Но есть разница между очередной общественной кампаний и широкой демократией. Администрация Обамы, например, запустила механизм кампании, которая его избрала президентом, чтобы поставить на повестку дня образование, здравоохранение и климатические перемены. Одна из особенностей митингов новой кампании – нехватка времени, чтобы подвергнуть сомнению эту политику: есть всего один противник – «прежняя политика», и только одно решение – новая политика президента. Это называется популизм. Но культовый договор между лидером и теми, кто за ним следует, не есть признак воодушевлённой демократии – это последняя отчаянная попытка подменить демократию. Чтобы демократия развивалась, нам необходимо наше собственное движение, признающее, что экономическая система нас подвела. Как Гринспен утратил веру в правильность экономического устройства, нам тоже необходимо тщательно рассмотреть не только свободный рынок, но и политическую систему, которая его поддерживает. Это возрождение идеи, что мы можем сами о себе позаботиться. Что мы предпочитаем сами заниматься политикой, чем делегировать её третьим лицам. Что мы способны исправить и демократию, и экономику.
Это может показаться долгим делом, но уже сегодня существует организация, описанная мною ранее,9 которая вполне понимает отношения между правами, демократией и действиями: международное крестьянское движение «La Via Campesina» («Крестьянский путь»). Основанное в 1993 году множеством американских и европейских фермерских коллективов, это движение выросло, по некоторым оценкам, до 150 миллионов участников из 69 стран. Все они крестьяне, фермеры, сельскохозяйственные рабочие или безземельные люди, желающие выращивать продовольствие. Один из первых организаторов этого движения сегодня стал президентом Боливии – Хуан Эво Моралес. Хотя движение было основано в начале 1990-х годов, его организации–участники возникли гораздо раньше. История создания движения «Крестьянский путь» – наглядный пример того, как действует демократия, как она осуществляет гражданские права. Вот парадокс: люди, казалось бы, меньше всего способные беречь землю (в английском языке слово «крестьянин», оно же презрительное «деревня!») с помощью своей политики предлагают путь спасения нашей планеты.
/120/ La Via Campesina сосредотачивает значительную часть своих усилий на демократизации как общественного, так и частного сектора: их цель – рыночное общество. Степень их успеха демонстрирует тот факт, что правительства всего мира, от Мали до Непала и Боливии принимают их взгляды к исполнению. Это движение активно влияет на местные и государственные власти. И уже добилось признания в ООН.
Политика «Крестьянского пути» осуществляется не по мановению волшебной палочки, а в результате борьбы, как с правительствами, так и с частным сектором. Существует опыт встречного движения даже в микромире, на уровне генетической информации. На протяжении 1980-х годов Мировой Банк занимался привнесением рынка на Глобальный Юг. С рвением миссионеров, экономисты, вызубрившие библию Чикагской школы бизнеса, «крестом и мечом» распространяли «истины» неограниченного свободного рынка.10 Они принесли с собой тактику огораживания: не только старые приёмы захвата общественной земли, но и современные удобства, включая научные знания, проявившуюся в «биопиратстве», захвате интеллектуальной собственности на семена.11
Одним росчерком пера генетическая информация семян, которые тщательно отбирали и культивировали многие поколения крестьян, превратилась в новое Эльдорадо для транснациональных корпораций, объявивших эти семена своей интеллектуально собственностью. Второй акт пьесы «Великая трансформация» сыграли бесчисленные специалисты, разрушившие местные формы знания и управления, чтобы их собственные формы смогли пустить корни. Последствия этих действий, особенно в сельском хозяйстве, оказались бедственными. Собственная «Независимая группа развития» Всемирного банка писала в 2007, что результаты вмешательства Всемирного банка в Африке, были, в основном, катастрофическими. «Невидимая рука» намеревалась использовать местрые ресурсы лучше, чем это делали правительства. А когда эти правительства были сметены, «невидимая рука» оказалась вроде бы, ни при чём.12
/121/ Разумеется, это произошло не без борьбы, и нам не обязательно было ждать до 2007 года, ради обвинительного акта. В странах, которым навязывали свободный рынок, происходили протесты и бунты: по меньшей мере, 146 таких массовых выступлений произошло по всему миру между 1976 и 1982 годами. Народы, переживающие последствия этой политики, прекрасно знают, какие перемены она принесла: от роста цены на хлеб и топливо, до сокращения социальных гарантий и льгот. Это было лишь началом наступательного движения рынка. Международные критики обвиняли Всемирный банк в том, что он не прислушивается к потребностям бедных. Что его политика сокращения государственных расходов, валютные спекуляции и проталкивание свободного рынка – это совсем не то, чего хотят бедные люди. В ответ на критику, Всемирный банк организовал «консультации» с гражданским обществом в тех странах, где он действовал, наняв тех, кого было легче всего подкупить.
Банку были нужны «консультации» людей, большинство из которых, задетые его действиями, хотели послать его к чёрту. В этом была проблема. Поэтому банк обратился к организациям с сельской аудиторией, с которыми он мог сговориться по-хорошему, не привлекая большого внимания. Обратившись к организациям, желающим консультироваться, банк получил армию людей, рассчитывающих устроиться на работу во Всемирном Банке. Армию брокеров третьего мира, предлагающих свои услуги, в обмен на командировочные деньги и билет до Вашингтона. Всемирный Банк устроил своего рода демократический спектакль в театре марионеток.13
Это вместо того, чтобы собрать вместе представителей крестьянских движений – людей, наиболее затронутых политикой Всемирного банка – вместе с лояльными банку организациями и фондами, и поговорить о том, что следует делать. Сытые по горло указаниями банка, как им следует жить, крестьянские движения создали федерацию, в которой не было и не могло быть такого рода господства. /122/ Особенно в федерации, где некоторые движения насчитывают десятки миллионов участников, в то время как другие имеют всего несколько сот, малочисленные движения боролись и добились значительной самостоятельности. Ла Виа Кампесина (La Via Campesina) установила внутреннюю структуру, в которой ни одна организация не может указывать другой, что делать, а решения достигаются благодаря широкому, длительному процессу массового обсуждения. Этот педантично демократический процесс был сформирован из-за недоверия к правительствам и экспертам по развитию, которые так долго указывали, как им жить.
Противостоя уничтожению общины и созданию фальшивой демократии на её землях, Ла Виа Кампесина столкнулась с вызовом рыночного общества. Её ответ оказался не только основательным, но и философским. Мировоззрение, которое они развили, как часть контрнаступления, называется «Продовольственный суверенитет», а из множества его определений главное в этом:
«Продовольственный суверенитет – это ПРАВО людей, стран или союзов государств самим определять свою продовольственную и сельскохозяйственную политику».
Это не похоже на бомбу, но это бомба. Хотя у продовольственного суверенитета есть особый аккомпанемент, например, женские права и требования свободы от вмешательства Европейского союза и США. Но призыв к продовольственному суверенитету сам по себе проясняет, что именно должно произойти. Это не только требование конкретного набора прав, чтобы ставить условия стоимости – они хотят иметь право распоряжаться вещами, от которых зависит их выживание: землёй, водой, семенами и культурой. Они хотят иметь право самим решать, какими должны быть их права. Зкомо звучит?
О ПРАВЕ ИМЕТЬ ПРАВА
/123/ Участники Виа Кампесина не первые, кто высказал идею «право иметь права». Ханна Арендт использовала эту идею, чтобы описать тяжелое положение народа, лишенного своей страны – еврейских беженцев в годы между двумя мировыми войнами. В своей книге «Истоки тоталитаризма» она отмечает такое наблюдение: «Люди, лишённые прав человека… лишаются не права на свободу, а права на действия, не права думать, о чём хотят, а права высказываться… мы узнали о существовании права иметь права… только когда появились миллионы людей, которые потеряли его и не могли восстановить из-за новой геополитической ситуации».14
Можно было бы подумать, что эти права – в лучшем случае совесть, к которой можно взывать, когда всё остальное утрачено. Но права Виа Кампесина имеют вполне конкретные следствия. Поначалу это движение устроило множество встреч и дебатов. Речи о «праве народа иметь права» – не программа действий, которые предшествуют конкретным требованиям – это волеизъявление.15
В серии повторяющихся определений на успешных митингах участники Виа Кампесина ясно дали понять, что они не предлагают полностью отменить рынки или международную торговлю. Они только хотят, чтобы рынок перестал господствовать. Они хотят общественного контроля над рынками, чтобы востребовать некую стоимость от того, что свободные рынки разрушают. Проблема в том, что в ходе этого повторяющегося процесса всё больше людей набивается в эту палатку, палатка раздувается, чтобы вместить всех желающих, и может, в конце концов, лопнуть. В более позднем определении это выглядело примерно так: «давайте все соберёмся за столом, и обсудим» – но дело зашло слишком далеко. Определение 2007 года выражало желание собрать «производителей, поставщиков и потребителей» продовольствия под одной крышей – но осуществление этого вызвало конфликт на той же самой стороне стола переговоров. /124/ Конфликты неизбежны в процессе выяснения, что на самом деле хочет движение. Это коллективный вариант вопроса, заданного Эдвардом Морганом Форстером: «Откуда мне знать, что я думаю, пока не пойму, что сам сказал?»16
Все мы на собственном опыте знаем: нет никакой гарантии, что фраза, слетевшая с языка первой, окажется самой лучшей идеей, необходимой миру. Одно из прав, за которые борются эти движения – право делать ошибки и учиться на собственных ошибках. И это работает. К счастью, последнее определение продовольственного суверенитета, наиболее ясное и логичное.
На конференции в Мапуту, Мозамбик, в 2008, участники Виа Кампесина придумали новый девиз и стратегию продовольственного суверенитета, которой они целятся в транснациональные корпорации. Новый девиз наиболее разоблачающий, потому что раскрывает самое распространённое неравенство в обществе:
«Продовольственный суверенитет – это конец всех форм насилия над женщинами».
Вот вам заявление беднейших людей всего мира, представителей крестьян, являющихся синонимом самых тёмных и необразованных людей. Несмотря на это, их последняя декларация демонстрирует понимание голода, как проявления тысячелетней эксплуатации и искажения отношений вокруг определения стоимости. Они диагностируют проблему голода и бедности не как нехватку пищи, но как нехватку власти. Вот почему идея, покончить со всеми формами насилия над женщинами, фундаментальна. Помимо физического насилия: изнасилований, издевательств и побоев, которым подвергается каждая третья женщина за время своей жизни,17 голод – форма насилия, которой женщины подвергаются несоразмерно. Из людей, голодающих сегодня во всём мире, 60% – это женщины, девушки и девочки. Эта история происходит в равной мере, как в бедных странах, так и в богатых, когда матери отдают свою порцию еды детям. Когда женщина не может продать свои продукты на рынке, потому что субсидированная альтернатива из Европейского Союза или США дешевле – это тоже разновидность насилия. Когда семья не может себе позволить отправить дочерей в школу, потому что они нуждаются в их рабочей силе дома, это также форма насилия. Переселение, к которому принуждает изменение климата – тоже форма насилия.18
/125/ Путь Виа Кампесина многообещающий. Если предстоит восстановить гражданские права, то каждый должен уметь сформулировать свои права. Для этого нет естественного или очевидного пути. Вот почему так много определений продовольственного суверенитета, и так много способов требовать его. Хотя похожие сюжеты можно найти почти всюду, например, в Соединённых Штатах. Эта история произошла в Иммокали, местности, на юге штата Флорида. Здесь участники Виа Кампесина организовали контрнаступление в ответ на экспансию капитализма, который не только превратил землю и труд в товары, но и самих рабочих в рабов.
АМЕРИКАНСКИЙ АПАРТЕИД
Когда я предпринял обзорную поездку по городу Иммокали, он показался мне знакомым. На языке индейцев из племени Семинолы, «иммокали» означает «мой дом». Трейлеры, в которых ночевали сборщики помидор, напомнили мне другие дома, в южно-африканских городах, тесно прижатые друг к другу лачуги, построенные государством, чтобы держать чернокожих рабочих поблизости, но не слишком близко к городам, где требовался их труд. Но пригороды эпохи апартеида казались получше, чем эти, на юге США.
/126/ В Иммокали, жилищный фонд принадлежит горстке местных домовладельцев, которые управляют архипелагом из кучек антисанитарных развалюх. Я посетил трейлер, в котором ночевали и жили в нищете восемь человек, занимая каждое утро очередь в туалет, и очередь к кухонной конфорке каждый вечер. За это они платили сорок долларов в неделю. Если они хотели кондиционер, то им приходилось платить на двадцать долларов больше. Рабочие, желавшие смыть с кожи въевшиеся за день пестициды, платили пять долларов, чтобы их облили из брансбойта. Они находили это дешевле и эффективнее, чем мыть руки отбеливателем.
Это не только жестокие условия жизни, которые напоминают южноафриканский апартеид. Иммокали расположен в округе Коллиер, в административном центре которого, Неаполе, находятся великолепные дома (вторые или третьи по счёту) Билла Гейтса, Стивена Спилберга и магната Дональда Трампа. Средний семейный доход в Неаполе – более 100000$. Роскошь, поля для гольфа, высокие стены, полицейские патрули, тщательно следящие, чтобы сюда не зашел ни один бедняк. Иммокали расположен на полюсе бедности нашей страны, но при этом является источником одной из самых больших государственных прибылей.
Флорида производит до 90% томата США в зимний период, и этот бизнес выглядит весьма прибыльным. Но насколько прибыльным, сказать трудно, потому что такие корпорации, как Pacific Tomato Growers, Six Ls Packing Company, и DiMare Fresh – это частный семейный бизнес, официально не зарегистрированный. Когда рабочие на плантациях помидор сформировали свою Коалицию Рабочих Иммокали (КРИ) чтобы бороться за перемены, структура этой собственности имела для них большое значение. Частная фирма, находящаяся в собственности семьи, не отвечает перед акционерами, и не стыдится общественного порицания. Вот почему КРИ больше тяготела к таким компаниям, как Макдональд и Тако Белл, которые покупают помидоры у производителей и заботятся о репутации своей торговой марки.
Работа сборщика помидоров изнурительна, непостоянна, и зависит от погоды. Способный сборщик, которому повезло работать на поле, на котором ещё ни разу не собирали урожай (а собирают его четыре раза, и во время четвёртого сбора на стеблях остаётся ничтожно мало плодов) может наполнить 150 вёдер в день. Такой рабочий собирает до 2,4 тонн помидоров в день, которые продаются на овощную базу за 5000$, а платят ему за 12 часов непосильного труда всего 67$. Такова ставка: 45 центов за ведро зелёных помидор весом 16 килограмм. За последние 30 лет эта ставка выросла всего на 5 центов. Если бы она росла в ногу с инфляцией, то сегодня она составляла бы 1,2$ за ведро. Но и на 5 центов ставку повысили только из-за месячной голодовки шести участников КРИ.19
/127/ Нелли Родригес, одна из организаторов коалиции, описывает непропорциональное бремя, которое несут женщины: «Женщины трудятся в поле так же тяжело, как и мужчины, но зарабатывают на много меньше мужчин, потому что у нас меньше силы и мы не можем работать каждый день. Из-за низкой зарплаты мы живём в переполненных трейлерах и плохих условиях, вынужденные растить своих детей в этих местах. Мы урываем время от своих детей, в надежде заработать им на лучшую жизнь».
Мало того, что зарплата ничтожна, а жизненные условия ужасны – некоторые из нынешних рабочих стали рабами. С 1997 года с помощью КРИ судебные исполнители Флориды освободили из рабства больше тысячи человек. А их поработители преследовались судом по тем же законам, которые были написаны ещё в эпоху отмены рабства в США.20 В последнем судебном разбирательстве рассматривался случай, когда двенадцать рабов бежали, проделав дыру в стенке трейлера, где их держали, как пленников.21
В условиях апартеида в Южной Африке белые практиковали особый вид самообмана, полагая, что существует два мира, герметично отделённых друг от друга к общей пользе. Высокие стены усиливали психологический сепаратизм и невежество. И хотя этот сепаратизм устраивал власть имущих, двум мирам пришлось встретиться, поскольку один паразитировал на другом. В Южной Африке такой стеной служила эксплуатация труда чернокожих рабочих, ради производства прибыли в промышленности, сельском хозяйстве и работах на дому. Та же история произошла во Флориде.
/127/ До недавнего времени томатным плантаторам даже в голову не приходило позаботиться о своих рабочих, ведь они держали этих рабочих подальше от своих глаз, как пасынков в тёмном чулане. Но однажды эта несправедливость выплыла на свет. Пока конгресс был на рождественских каникулах 2008 года, три главных производителя томата во Флориде попросили у правительства 100 миллиардов долларов субсидии. Ну, разумеется, это было в общественных интересах.
Благодаря демократическому социалисту сенатору Берни Сандерсу, операция по предоставлению субсидии была заблокирована, сообщает Катрина Хэувель, пресс-секретарь сенатора. Не называя конкретных предпринимателей, далее она сказала, что сенатор посчитал невозможным предоставлять государственную помощь тем, кто держит людей в рабстве и отказывает сборщикам урожая прибавить один цент за фунт их изнурительного труда.22
Причиной, по которой Сандерс занял такую активную позицию, стало то, что КРИ, объединив свои усилия со студенческими и религиозными группами, предприняла активное давление на конгресс. В столице Флориды, Таллахасси, перед зданием госадминистрации они устроили демонстрацию, изобразив, как закованные в кандалы люди работают на полях, и организовали бойкот товаров, связанных с жестокой эксплуатацией сельскохозяйственных рабочих. С момента своего появления в 1993 году, эта Коалиция стала мощным голосом рабочих. И добилась крупных побед, в том числе воздействуя на четыре крупнейшие кампании общественного питания: Макдональд, Yum! Brands, Бургер кинг корпорейшн, Subway. В 2003 КРИ получила премию имени Роберта Кеннеди за успехи в борьбе за права человека. Лукас Бенитез, один из организаторов, объяснил, почему права человека является центральными в их движении:
/129/ «Борьба за права человека для нас не новость. Мы иммигрировали не из тех стран, где соблюдаются права. Мы прибыли из таких стран, как Мексика, Гаити, Гватемала, где мы привыкли говорить на языке прав человека, на протяжении своей многолетней борьбы. И здесь, в Америке, мы не требуем ничего из того, что уже стало нашим правом. Другое дело, когда в Америке обнаруживаются случаи современного рабства, люди оказываются в плену не только из-за отсутствия документов. Например, в 2001 году в рабство попадали афроамериканцы, которых нанимали в убежищах для бездомных и реабилитационных центрах, для работы на плантациях помидор, но затем продавали им выпивку и кокаин из «фабричной лавки», которая постоянно держала их в долгах. Они были американскими гражданами. То, чего мы требуем – это право на справедливую заработную плату, честную оплату за сделанную работу, право, которое не отберут. Право иметь свою организацию, которое всегда отрицалось для сельскохозяйственных рабочих. Разве это не есть гражданские права? К сожалению, американская публика думает, что в их стране права соблюдаются, поэтому американцы не знают, как их требовать».
Бенитез объяснил мне, как они организовались, чтобы эти права стали реальными, процитировав слова освобождённого раба Фредерика Дугласа: «Власть ничего не уступает без требований. Нам запрещают иметь свою организацию, но это наше право, поэтому мы должны бороться. Мы же не требуем зарплату генерального директора, мы требуем всего лишь уважать наше достоинство». КРИ – не насильственная организация, как объяснил Бенитез, но она не может избежать конфликтов. «Конфликты повсюду. В семейных отношениях постоянно происходят конфликты. Конфликт не есть что-то плохое. Он естественен». Фокус в том, как с ним управиться, и сделать процесс созидательным. Это означает довести до совершенства искусство дискуссии, обсуждения, поскольку право формировать тактику – первая прерогатива демократической организации. «Мы не дети», сказал Бенитез. – «Мы взрослые люди, мы рабочие. Мы знаем, как мыслить, и как развиваться. Нам не нужен какой-то профессор, чтобы он учил нас этому».
/130/ Именно благодаря коллективному обсуждению, КРИ разработала самую успешную тактику. Решение бойкотировать сеть ресторанов быстрого питания Taco Bell пришло на обычном собрании десяти участников КРИ, на котором кто-то предложил: поскольку их непосредственные работодатели «Pacific» и «Six L's» никому не известны и не боятся общественного осуждения, нужно обратиться к корпорациям, ближайшим по очереди в продовольственной цепи. На первом рабочем митинге в начале кампании байкотирования ресторанов, к Бенитез подошел бригадир и, пожав руку, сказал: «Вы – головастые мужики!» Четыре года спустя КРИ одержала первую победу: компания Taco Bell согласилась поднять сдельную оплату на один цент за фунт. Subway, Burger King и Макдональд последовали этому примеру.
Хозяева томатных плантаций – приверженцы худших традиций. «Однажды я слышал, как плантатор сказал, что это началось с африканских рабов, которым вообще ничего не платили. Потом их освободили от рабства, но превратили в батраков, а теперь вместо них батрачат мексиканцы», – сказал мне Херардо Рейес, другой член КРИ. – «Но мы не предметы для одноразового пользования, как рабы прошлого. Вот почему один из наших девизов: «Человек – не лошадь!» Я тоже не лошадь, и в борьбе против эксплуатации главным оружием стало осознание действительности». Сильвия Перес, другой организатор Коалиции, соглашается: «Понимание, что мы – тоже люди, стало первым шагом к изменению ситуации». Коалиция всего лишь добивалась, чтобы их работа оценивалась должным образом, и чтобы их считали людьми, имеющими политические права. Чтобы добиться этого, им пришлось наступать на силы, которые превратили их в одноразовую посуду, и оценивали их работу настолько низко, что людей могли использовать, а затем выбросить, как прошлогодний сотовый телефон. Поэтому они организовались и начали своё контрнаступление.
История на этом не закончилась. Плантаторы разработали и внедрили свой «Добровольный кодекс» – набор условий, написанных для рабочих, но без ведома самих рабочих. Этот «Кодекс» принуждает соглашаться со всеми существующими законами, включая запрет сельскохозяйственным рабочим создавать свои организации и запрет на оплату сверхурочной работы. Оба плантатора, Six L's и Pacific наняли агентов по найму, которые в свою очередь наняли рабов, недавно освобождённых по решению федерального суда в Иммокали, но по условиям найма, заставили их подписаться под «Кодексом». Этот «Добровольный кодекс» мешает Коалиции требовать свои законные права, например, заработную плату.
/131/ Рабочие плантаций отвергли «Добровольный кодекс». Они не участвовали в его составлении, с какой стати они будут под ним подписываться? Вместо этого, они мобилизовали людей на всех уровнях, от местного до общегосударственного, чтобы добиться желаемых перемен. Они воздействовали на представителей власти федерального и местного уровня, но делали это не как проситель, умоляющий о восстановлении своих прав. Коалиция бросила вызов комплексной сети частных и общественных учреждений, которые составляют рыночное общество, обращаясь ко всем: начиная от агента по найму и кончая транснациональными корпорациями, распространяя культуру уважения к правам. Можете оценить меру их успеха: сразу после того, как президент Обама назначил министром труда Хильду Солис, в своей первой речи она обещала поддерживать эту Коалицию. И всё же Коалиция не сделала центром своего контрнаступления федеральное правительство. Движение оказалось куда более широким, и в связи с его успехами, федеральному правительству пришлось плестись в хвосте.
В конечном счете, один цент на фунт помидоров мог бы показаться мелочью в преобразовании рыночного общества. Но по пути, на котором они старались установить стоимость своего труда, коалиция создала инструменты, политику и социальные гарантии, образующие платформу для более широких перемен. Перемен, которые становятся заметными не только на полях Флориды, но и в крупнейших городах мира. Где идея «Право иметь права» тоже применяется, чтобы перекроить городское пространство, исправить ландшафт, по которому оценивается жизнь, работа и бытие нашего города.
ДЕМОКРАТИЯ В ГОРОДЕ
Главная работа общественного движения –
ставить богачей на место.
ШАМИТА НАИДУ,
активистка движения «Абахлали басемондоло»
/132/ Начиная с 2007 года, многие крупнейшие города мира стали ареной для выступлений и демонстраций протеста против голода, глобальный всплеск которых был назван прессой "голодные бунты". К сожалению, СМИ пропустили историю поважнее. Начиная с первой половины 2008 года, журналисты часто давали репортажи о голодных бунтах из многих стран: от Гаити до Египта, от Мадагаскара до Италии. В репортажах обычно сообщалось о сожжённых автомашинах, тлеющих на дороге, о том, что всего час назад толпа, обезумевшая от голода, бушевала на всей улице, разбивая окна и громя витрины. Объяснение этих протестов тем, что их провоцируют муки голода, было широко распространённым и заказным. Глава продовольственной программы Организаций Объединенных Наций, Жозетта Ширан, говорила о продовольственном кризисе как «тихом цунами, которое, не зная границ, топит весь мир». Но цунами не было тихим. Люди прекрасно понимали, чего хотят. Все их мирные попытки быть услышанными, игнорировались.
/133/ На Гаити Всемирный Банк последовательно давал кредиты на реструктуризацию экономики, и требовал, чтобы местные фермеры конкурировали с американскими производителями риса. Чем опустошил местное производство риса, сделав страну полностью зависимой от импорта. Когда затем цена на рис поднялась на 30%, ещё больше людей оказались голодными. Протестующие ответили не просто требованиями еды – они шли с политическими требованиями. Призывали вернуть к власти Жан-Бертран Аристида, президента, свергнутого Джорджем Бушем в 2004 году. В Италии «макаронные» демонстрации протеста требовали более дешевую пшеницу и предъявили обвинение правительству Проди в его многочисленных провалах. Во всех случаях бунты были также выражением более глубокого гнева на политику, связанную с продовольствием, которая привела к высоким ценам и низким доходам.1
Такие бунты происходят, когда люди понимают, во-первых, что они обижены общественным порядком, и, во-вторых, что у них нет другого способа быть услышанными. Одни из самых успешных бунтов состоялись в Соединённых Штатах в конце первой мировой войны, когда произошел скачок цен на продовольствие, подобный тому, который мы наблюдали в начале 2000-ых. Люди, обязанные ставить еду на семейный стол, были женщины. В 1917, несмотря на государственную демагогию о том, что мы – страна свободы и больших возможностей, женщины не ощущали ни того, ни другого. Не имея возможности поставить еду на стол, лишенные избирательных прав, и поэтому, не имея другого способа призвать правительство к ответственности, они вышли на улицы. Женщины, которые протестовали в Нью-Йорке, Филадельфии и Бостоне, не были толпой – они были хорошо организованы. Часто иммигрантки и члены женских социалистических лиг, и они знали, как обращаться с политической силой.
Демонстрации протеста в Медисон-сквер-гарден, состояли главным образом из женщин-иммигранток. Одна из выступавших с речью побудила свою аудиторию последовать за нею к отелю Астория, где, по слухам, обедал губернатор. Тысячи женщин взяли штурмом гостиницу, требуя от политика, чтобы тот обуздал рост цен. В конечном счете, голодные бунты добились успеха. Правительство было вынуждено действовать, спасая народ от голода. Важнее то, что эти демонстрации требовали политические права: в США женщины-рабочие боролись за избирательное право. И в результате их требований, к концу десятилетия появилась Девятнадцатая поправка к конституции.
Фото из газеты «Индепендент» от 12 марта 1917 г. Женщины держат плакат с надписью: «Америка! Мы взываем к твоему милосердию и справедливости! Наши дети голодают! Опусти цены!»
/134/ Голодные бунты в городах двадцатого века намекают, на что может походить «Право иметь права» в городах двадцать первого века. В Нью-Йорке протесты заставили рынки повседневных товаров стать управляемыми, явно бросая вызов политическому порядку. В 1968 г. французский мыслитель Анри Лефевр рассматривал в книге «Право на город», идеи, призывающие к политическому преображению того, как и для кого действуют города. Позднее, группа общественных организаций, парламентариев, активистов и граждан восприняли взгляды Лефевра ещё буквальнее, чем он сам. В 2002 году они приняли хартию «Право на город», предоставлявшую права каждому, кто живет в городском пространстве. Хартия «Право на город» включает в себя всё: от права иметь работу, до права пользоваться питьевой водой и туалетами.2 Как мы уже видели на примере с правами человека, написать хартию – это самая лёгкая часть работы. Без государственных властей, согласных ей следовать, эта хартия может стать туалетной бумажкой. Но так же, как в сельских районах, где крестьяне и сельскохозяйственные рабочие сплотились, чтобы сделать свои права реальными, в городе требования прав пришло от арендаторов жилья с низким доходом, неофициальных поселенцев, обитателей трущоб и тротуаров. Утверждение, что мы можем требовать, потому что живём в городе как все остальные, – является призывом к равенству и участию в управлении городом, даже если у нас нет собственности.
/135/ Ранее, я сравнил Иммокали с апартеидом в Южной Африке. Но мое первое посещение Южной Африки состоялось в 2004, спустя четырнадцать лет после того, как Нельсон Мандела был освобождён из тюрьмы. Постапартеидское правительство заботилось о том, чтобы покончить со зверской системой расовой эксплуатации и неуважения к Бантустанам (резервациям чернокожих) и об увеличении прав для обычных граждан. Но переход от экономики апартеида к современной неолиберальной, не обеспечил свободу, на которую надеялись. Правительство заменило грабительский апартеид одной из наиболее демократичных и прогрессивных конституций на земле. Несмотря на это, неолиберальный капитализм ограничил права простых граждан в Южной Африке. По международным оценкам, Индекс развития человеческого потенциала ЮАР, сложный индикатор богатства, здоровья и образования, неотступно падавший вплоть до 1995 года, и упавший до 58 в 1990 году, поднялся всего лишь до 121 к 2005 году, оказавшись где-то ниже Палестины.
/136/ Продажи земли на свободном рынке привели к тому, что меньше 5% земли перешло от белых к чернокожим собственникам. Новое правительство ЮАР выдвинуло экономическую модель «Преимущества чернокожей экономике», предпочитая подписывать контракты с предприятиями, которыми владели и управляли чернокожие предприниматели. Эти контракты были получены наиболее близкими к правительству и самыми богатыми чернокожими предпринимателями, но богатство по-прежнему не просачивалось вниз к беднякам. Как отметил архиепископ Десмонд Туту:
«Что толку от «чернокожих преимуществ», если они, похоже, приносят пользу не огромному большинству, а малочисленной элите, которая склонна замыкаться в своём кругу? Разве у нас не возникает чувство возмущения? Нельзя сказать, что народ не жаловался, пока белые богатели. Когда это мы считали старый режим нормальным? И вспомните, о чем гласит самая авторитетная истина: «С людьми надо делиться». Нас втянули в борьбу, потому что мы надеялись, что разовьём общество нового типа. Заботливое, милосердное общество. Сейчас много, слишком много наших людей живёт в мучительном унижении, в бесчеловечной нищете».3
Архиепископ Туту получил нагоняй от тогдашнего президента Табо Мбеки. Но архиепископ был не единственным, кто заметил несоответствие. В стране, которая сейчас, по крайней мере, на бумаге, свободная, обещанная свобода предаётся каждый день. Как раз сегодня, когда Южная Африка готовится стать хозяйкой чемпионата мира по футболу за Кубок мира 2010, бедняки выселяются из городов такими способами, которые напоминают эпоху апартеида. При апартеиде бедняков выселяли в микрорайоны, с лачугами, площадью приблизительно 50 квадратных метров. Сегодня, оказавшись выселенными, они оказываются в лачугах, площадью 35 квадратных метров, за много миль от своей работы, школы и общины. Протесты против недостатков местного совета, начавшиеся в Дурбане, переросли в общегосударственное движение тридцати тысяч жителей лачуг. Организация «Абахлали басемондоло» (на языке зулусов, «люди, живущие в трущобах») боролась за главное право на город – право остаться в нём.4
/137/ Во всем мире приблизительно один миллиард человек, живёт в лачугах и неофициальных поселениях, на земле, которой они не владеют.5 Один из предложенных способов поднять их из бедности, был такой: дайте им права на землю, на которой они живут. Эта идея – детище перуанского экономиста Эрнандо де Сото, основателя «Института Свободы и Демократии» и автора книги «Тайны Капитала», расхваленной такими личностями, как Алан Гринспен, Джордж Х. В. Буш и Билл Клинтон. Тайна, раскрытая Де Сото, состоит в том, что, хотя люди в развивающихся странах имеют дома, они не в состоянии превратить своё жильё в капитал. Де Сото предполагает, что они занимают землю, с приблизительной стоимостью 10 триллионов долларов, и настаивает, что этот «мёртвый капитал» следует превратить в «живой капитал», который принёс процветание богатым странам, благодаря применению мощного рычага права собственности. Это экономика Франкенштейна. Дать беднякам право на землю, которую они уже занимают. Хотя звучит заманчиво. Де Сото преподносит это, как способ раскрепостить внутреннюю предприимчивость, скрытую в каждом человеке. И есть кое-какие неоднозначные признаки, что право на землю создаёт предпринимательские надежды на рыночное общество. В Аргентине исследователи наблюдали городские территории, где некоторым обитателям трущоб выдали документы о правах на землю, а другим не выдавали. Те, кому выдали право на землю, «счастливчики», охотнее доверяли другим.6 Любопытно, что «счастливчик» живущий в трущобах, тоже думал что «может преуспеть самостоятельно» на 30% чаще, чем «неудачник», несмотря на то, что право на землю было роздано, а не заработано. Те, кто получил право на землю, стали больше придерживаться индивидуалистических и материалистических убеждений, чем их бесправные партнёры, не смотря на то, что «счастливчики» и «неудачники» зарабатывали одинаково. Де Сото видит в этом воспитательную выгоду: «Собственность вырабатывает дружественное отношение к капиталу», – говорит он.
/138/ В конечном счёте, важно вот что: действительно ли выдача официальных прав на землю помогает поднять людей из бедности? И здесь аргументы Де Сото рушатся. Он никогда не демонстрировал нам данных, на которые опирается его теория, эти данные остались тайной. При объективном исследовании его утверждений в Египте, Никарагуа, и даже в родном для Де Сото Перу,7 повторялся один и тот же сценарий. После того, как беднякам давали землю, всё разваливалось. Предоставление права собственности превращает мёртвый капитал в живой капитал. Но поскольку законы и правила, управляющие капиталом, написаны богачами, бедняки лишаются своего имущества гораздо быстрее, чем надеялись. Как и Гарри Беккер, Де Сото проталкивает преимущества рынка для богатых. Приватизация земли не означает большее богатство и свободу. Это означает, что бедные имеют кое-что, что они могут заложить при продаже описанного имущества. Что приводит к сосредоточению земли в руках богатых, и более высокой арендной плате с бедных. Таким образом, Де Сото прав в одном смысле: собственность на землю стимулирует предпринимательство. Но из этого не бедные извлекают выгоду. Потому что, если не обратиться к основам неравенства, это преобразование принесёт мало пользы тем, ради кого оно проводилось.
Защищая свои взгляды, Де Сото расценивает частную собственность на землю, как платформу для других изменений, особенно в правительстве, чтобы снизить бюрократизм, и чтобы предприятие могло процветать. Но есть признаки, что право собственности полезно только после того, как правительство стало демократическим и ограничивает несправедливую концентрацию собственности. Лозунг: «Сначала право собственности, а всё остальное потом» – не только ставит телегу впереди лошади, но и помогает скрыть крупномасштабное воровство. Именно этот горький урок пришлось выучить жителям трущоб в Южной Африке.
/139/ Жители трущобных поселений в Дурбане подали прошение в местный совет, чтобы узаконить свое право на некоторую часть общественной земли. Совет бы политическим механизмом, который раньше принадлежал Национальной партии, а затем, под действием политического ветра, дрейфовал в сторону правления Африканского Национального Конгресса. Совет обещал беднякам землю, но затем продал права на неё местному застройщику. Тогда жители обратились к местным чиновникам, но безуспешно. Они обратились к провинциальному правительству и, наконец, к национальному правительству, где их снова проигнорировали.
Они решили не сдаться, и находили новые способы представить свои требования. Они настаивали, что способны сами думать о себе.8 Как сказала одна активистка, Мду Хлонгва: «Мы сами являемся профессорами собственного страдания, и не станем надуваться от важности, болтая о правах, как эксперты развития, которые говорят о нас, но не с нами». Один из самых первых плакатов движения настаивал, что жители лачуг – интеллектуальные люди. Он звучал так: «Университет Абахлали басемондоло».
Политика бедняков выработана в регулярных собраниях. На собрании, фотографию которого вы увидите на следующей странице, Мозес Мнкванго при свечах изучает доклад муниципального совета о трущобах. Это документы, в которых правительство оценивает число, занятость и перспективы на будущее городской бедноты. «Профессоры собственного страдания» изучили доклад, представленный государством им на рассмотрение, и доклад не одобрили. На собрании они обсуждали стратегии, как отстаивать своё право на город, своё человеческое достоинство. Их акции простирались от демонстраций протеста до празднования всем обществом «Дня несвободы» в противовес официальным празднованиям первых постапартеидских выборов 27 апреля 1994. Бедняки испытывали гнев, по поводу незаконного разгона их демонстрации полицией, по поводу своих друзей, избитых и арестованных. Но кроме того, они познали чувство победы. Когда я жил в Дурбане, полицейские постоянно доставляли беспокойство. Они приставали к беднякам, злоупотребляя своей властью над жителями района, отказывались выслушивать их жалобы, незаконно запрещали их протесты и вообще обращались с жителями трущоб хуже, чем с людьми. Но постепенно ситуация стала меняться. Полицейские всё реже запугивали бедняков и всё чаще вставали на защиту их прав, против тех, кто эти права отбирал. Достоинство бедняков в глазах полиции повышалось благодаря протестам, коллективным и обдуманным действиям.
/140/ Мозес Мнкванго изучает документы городского совета при свечах, 23 ноября 2005, в Гребенчатом зале собраний Pemary, в Дурбане, Южная Африка,9 Источник: фотография автора.
/141/ Сбу Зикоде, бывший дежурный на бензозаправочной станции (уволенный за общественную активность) и бывший президент Абахлали басемондоло, отмечает большие победы, одержанные его движением: «Я имею в виду не только победы в суде. Не только прекращение выселений, или подключенное электричество и водопровод. Я говорю о своих товарищах, ставших уверенными в себе, радостными от того, что узнали о своей силе и правах в этом мире. Я имею в виду товарищей, добившихся уважения, которые раньше даже не представляли себе, что смогут подняться на тот уровень, на котором сейчас участвуют в борьбе. Наши молодые соратники выступают на радио и телевидении, где вступают в дебаты с министрами!»10
Смысл этих собраний, их сила: в продвижении гуманизма и равенства, величайшая целеустремлённость в борьбе с апартеидом – стали очевидными в июне 2008. Из-за цен на топливо, больно ударивших зимой, по многим общинам бедняков прокатились волны насилия, в потоке общей ненависти ко всему иностранному в Южной Африке.11 Множество иностранцев и южноафриканцев были убиты и тысячи изгнаны в процессе того, что большинство западных СМИ характеризовало, как мальтузианскую войну за ресурсы. Но в лачугах, организованных Абахлали басемондоло, не было ни одного насильственного происшествия. Независимо от национальности, если вы живёте в лачуге, то вы свой, лачужник.12 Поистине всеобщая идея гражданской принадлежности.
ЖИВАЯ ПОЛИТИКА ГОРОДА
/142/ Абахлали басемондоло делает то, что создаёт своего рода живую политику, открытую для каждого, богатого и бедного, начитанного и неграмотного. Опять-таки Сбу Зикоде дал этому красноречивое определение:
«Живая политика – это не та политика, которая требует образования. Живая политика понятна всем, потому что она – следствие нашей повседневной жизни, ежедневных проблем, с которыми мы сталкиваемся. Это политика, понятная каждому простому человеку. Это политика, знающая, что у нас нет воды, но на самом деле, мы все заслуживаем иметь воду. Это политика за то, что каждый должен иметь электричество, потому что это жизненно важная потребность. Понимание, что нет туалетов, но туалеты должны быть – вот живая политика. Это не сложно, не нужно рыться в толстых книгах, чтобы найти такую информацию. У неё нет тайных планов – это политика жизни, основанная только на природе самой жизни. Все люди могут понять эти требования, и все люди должны признать, что эти требования законны».
Они требуют себе права стать неотъемлемой частью городской политики, поскольку они уже являются неотъемлемой частью городского общества и городской экономики. Для бедных жителей любого города, главное право на город – право остаться в нём. Это острая проблема для самых бедных жителей многих городов, особенно теперь, когда выселения и лишения должника права выкупа заложенного имущества стоят на рекордно высоких уровнях. Некоторые группы поняли, что их требование остаться в городе, могло также стать тактикой. Против выселения за долги, например, в Филадельфии борются коллективами, типа Ассоциации Общественных Организаций за Немедленные Реформы (АООНР).13 Семьи, оказавшиеся под угрозой выселения, АООНР призывает в общественную организацию «Защитим свои дома», которая мирным путём препятствует полиции выселять людей из домов. Их требования и тактика, как у организации Виакампесина, поскольку эта последняя сопротивляется выселению из сельской местности, утверждая право участвовать и строить общину. Чтобы получить «право иметь права», сначала добиваются права сесть за стол переговоров.
ЦЕНА УПУЩЕННОЙ ВЫГОДЫ И ОЧЕРТАНИЯ ГОРОДА
/143/ При гарантированном праве участвовать, следующий шаг – формирование местной политики цен. Чтобы лучше понять, что это означает, полезно знать одну из основополагающих идей в современной экономике: понятие «цена упущенной выгоды». Когда мы сравниваем альтернативы: израсходовать десять долларов на кино или потратить их на обед, или сэкономить их сейчас, чтобы накопить сумму по-больше и потратить на что-то в будущем, мы подсчитываем цену упущенной выгоды. Следует сказать, что для экономистов наступили трудные времена с «упущенной выгодой». Вот вопрос, который два профессора поставили перед своими коллегами из Объединенной Ассоциации Общественных наук в 2005 году:
«Вы выиграли бесплатный билет на концерт британского рок-композитора Эрика Клэптона (билет невозможно продать). Американский автор-исполнитель Боб Дилан выступает тем же вечером, и вы охотнее сходили бы на его концерт. Билет на концерт Дилана стоит 40$. Но вы согласны заплатить 50$, если бы он выступал не сегодня, а в любой другой день. Предположим, что нет других затрат, необходимых, чтобы послушать этих исполнителей. Основываясь на этой информации, определите «цену упущенной выгоды», если вы пошли на концерт Эрика Клэптона. Варианты ответа: 0$, 10$, 40$, 50$».
Почти две трети ответчиков сами преподавали начальный курс экономики. Но только 21% ответили правильно, а это хуже, чем выбор наугад. Правильный ответ – 10$, потому что если вы пошли на концерт Клэптона, то не попали на концерт Дилана. Насколько ценным для вас является концерт Дилана? Вы сами оценили его в 50$. А сколько стоил билет на концерт Дилана? 40$. Значит, выгода, которую вы упустили – 10$. И это правильный ответ. Вы можете подумать, что следует знать, сколько вы готовы заплатить за концерт Клэптона, но это неважно в вопросе об «упущенной выгоде». Это легче понять, если перефразировать в понятиях «затраты – прибыль». Поэтому исследователи повторили тест, задав вопрос так: «Исходя только из этой информации, во что вам обойдётся (в долларах) ваш выбор концерта Клэптона?» Правильный ответ, снова 10$, и уже больше людей ответило правильно, когда вопрос был задан обыденным языком.
/144/ Давайте не останавливаться на факте, что только 20% аспирантов экономики получили правильный ответ, статистически тот же самый уровень как у студентов, которым никогда не читали курс экономики.14 Ключевым является вопрос о разнице между рыночной ценой билета на концерт Дилана и настоящей ценностью, которую он представляет для вас. Если же вы не питаете слабости к Дилану, если вы не сходите с ума от жажды его увидеть, то анализ затрат и выгоды будет выглядеть совсем по-другому. Точно так же в каждом случае. Когда этот анализ применяется к ресурсам большого объёма, «упущенная выгода» становится менее заметной.
Рассмотрим случай с выбросом ядовитых отходов. Такие отходы появляются в результате производственных процессов, которые, обычно, не оплачивают все убытки загрязнения окружающей среды. Если бы промышленность действительно была обязана платить, то, конечно, загрязнений было бы на много меньше. Но как поступают с убытками, когда они уже происходят? Лоуренс Саммерс, директор Национального Экономического совета президента Обамы, когда-то, следуя на поводу у рыночных отношений, пришел к логичному заключению, и дал ответ на этот вопрос. В служебной записке, написанной во время работы во Всемирном банке, Саммерс предложил: «Строго между нами, разве Всемирный банк не должен поощрять миграцию вредного производства в бедные страны?» Его логика, безошибочная с точки зрения экономической расчётливости, была в том, что бедные народы меньше оценивают экологический вред, чем богатые народы. А значит, ядовитые отходы выгоднее всего сбрасывать в Африке. За такого рода взгляды, Саммерс был переведён с повышением в Казначейство президента Клинтона, и сейчас он – архитектор экономической политики Соединённых Штатов. Журнал «Экономист» как-то отметил: «язык – бестолковое средство даже для служебных записок,… но в сфере экономики на его указания трудно возразить».15 Всё из-за того, что в долларовом исчислении, африканцы заплатили бы меньше, чтобы их не убивали ядовитыми отходами, чем за это заплатил бы народ Северной Америки. Эти идеи Гэри Беккера воплотились.
/145/ Давайте продолжим в будущее пример демпинга ядовитых отходов в Африке, ведь это не абстрактная теория, такое происходит на протяжении десятилетий. Европейской корпорации, чтобы избавиться от каждой тонны опасных отходов, приходится платить 1000$. А чтобы избавиться от этой же тонны в Сомали, достаточно 2,5$. После азиатского цунами 2005 г. ядовитые отходы, бочки с которыми топили в море у берегов Сомали, оказались выброшенными на береговую линию. Отходы вызвали у людей спектр симптомов, похожих на радиоактивное заражение. Но местное население не обратилось к международному сообществу. Хронические болезни, вызванные ядовитыми отходами, сегодня сомалийские пираты считают поводом для нападений на корабли, проплывающие мимо Сомалийских берегов.16
Саммерс не мог предвидеть таких последствий, которые заставляют выглядеть его расчёты несколько иначе. Но это демонстрирует, как может быть полезна идея «упущенной выгоды». Решения, как пользоваться ресурсами, имеют последствия, в которых все мы живём, и все принимаем участие. Нет никакой частной упущенной выгоды: примеры, преподаваемые в студенческих аудиториях, признают общий экономический язык денег. Но мнение Лоуренса Саммерса, как следует обращаться с ядовитыми отходами, сильно отличается от мнения женщины из рыбацкого посёлка в Сомали, которая переживает последствия. Эта женщина ценит своих детей не меньше, чем немка или американка, и не меньше чем они хочет, чтобы её дети росли здоровыми. Но поскольку сомалийка беднее, то её любовь стоит меньше в расчётах прибыли корпораций, выбрасывающих отходы. А также в расчетах политиков, которые их поддерживают. «Упущенная выгода», когда она входит в общественную политику, есть то, чему следует дать определение и обсудить коллективно. Когда «упущенная выгода» становится предметом дебатов между европейскими корпорациями, сбрасившими ядовитые отходы, и прибрежными жителями Сомали, которые переживают последствия, определение стоимости – это не техническая задача, а политическая. Задача, требующая демократии, а не экспертов.
/146/ Экономика – наука о выборе. Но она не говорит, кто делает выбор. Это решают рынки. Оценивая мир с помощью рынка, мы выбрали принцип «Чем больше у вас денег, тем больше можете получить». Но это не самый демократичный способ распределения общественных фондов. Хотя современная политика, похоже, управляется по принципу «один доллар – один избирательный голос», некоторые муниципалитеты открыли, что существуют другие способы распределения общественных богатств.
Порто-Алегре в Бразилии прославился своим процессом «общественного бюджетирования». Граждане собираются на форумы, чтобы решить, как следует потратить фонды в их окружении: что является приоритетным, и какие коллективы получат государственные деньги первыми. Подобные эксперименты в Керале, Индия, были невероятно успешными: не только заметно поднялась активность граждан, но поднялся и уровень их удовлетворённости государственными службами и отзывчивостью. Вот что происходит, когда народ перестаёт быть потребителем, а становится творцом своей жизни, политическим субъектом, который управляет ресурсами и развивает демократические способы их распределения.
ОБЩЕСТВЕННОЕ БЮДЖЕТИРОВАНИЕ
/147/ Порту-Алегри – это бразильский город с населением почти в 3 миллиона человек, где в 1988 году к власти пришла Рабочая партия. Партия нынешнего бразильского президента Луиса Лула да Силва, которого со времён участия в профсоюзном движении, народ прозвал «Лула», от уменьшительного Луис. Во время правления Рабочей партии, в результате давления союза районных общественных организаций на муниципалитет, в конце 1990-х годов было введено общественное составление городского бюджета. Такая политика теперь применяется более чем в 300 городах в разных странах мира.17 Это движение позволяет гражданам гораздо яснее сказать городским властям, что нужно делать. В районных дискуссиях «упущенная выгода» города определяется в ходе дебатов. Это квинтэссенция нерыночного механизма, с помощью которого ценность получает конкретное определение всех, принимающих участие в праве на город.
Общественное бюджетирование включает в себя ряд собраний в каждом из шестнадцати районов города, сочетающих в себе представительность и полную демократию. Обсуждения того, как следует потратить городской бюджет, происходят на разных уровнях: от небольших собраний жителей квартала, до ежегодной конференции жителей области. Дебаты сосредоточены на том, как правильнее расходовать местный государственный бюджет: потратить деньги на жилищное строительство, очистку территории, строительство дорог, здравоохранение или образование.18 Ежегодные ассамблеи горожан происходят в марте в каждом районе. И здесь же рассматривается выполнение бюджета предыдущего года. Жители квартала и организованные коллективы избирают своих делегатов для последующего ведения дел. Делегаты участвуют в собраниях более высокого уровня, где узнают о критериях и затратах городского планирования. Затем представители городской общественности определяют ассигнования путём дебатов и голосования. Таким образом, общественность управляет ежегодным бюджетом городского строительства и обслуживания на сумму около 200 миллионов долларов США.
Главное в успехе общественного бюджетирования – степень вовлечённости граждан. Количество участвующих в этом людей выросло с 900 в первый год, до свыше 30000 в начале 2000-х.19 Этот процесс, похоже, имел довольно положительные последствия. К 2004 г., 99,5% населения Порту-Алегри было подключено к водопроводу и 83% к канализации. Муниципальное бюджетирование утроило количество детей в муниципальных школах. Привлекательность этого процесса в том, что участие граждан в политике приводит к конкретным результатам, и народ их видит. Этот процесс имеет фанатов всего политического спектра. Им восхищается Всемирный банк за его прозрачность и эффективный инвестиционный климат. Его горячо поддерживают гражданские группы за перераспределяющую силу и абсолютную демократию, которую он создаёт.
/148/ Фанаты общественного бюджетирования могут найти себе поддержку в Институциональной и Поведенческой экономике, которая продемонстрировала своими экспериментами, что люди лучше всего сотрудничают в ситуациях, где они сами могут приспосабливать и менять правила игры.20 Процесс обсуждения и выбора гражданами, что построить в первую очередь, где и для кого – способствует причастности, редкой для большинства демократий.
Кроме того, общественное бюджетирование имеет встроенное исправление ошибок. Решения, принятые людьми сегодня повлияют на них же в ближайшем будущем. Поэтому добровольно установленные ограничения на бюджетный период, гарантируют, что будущие решения учтут и смогут избежать ошибок, возможных сегодня. Фиксированные расходы, вроде процентных выплат по кредитам и пенсиям не являются предметом общественного бюджетирования. С деньгами обходятся так, чтобы прошлые и будущие долги не легли на плечи следующих поколений.
Главное в успехе общественного бюджетирования – это вовлечённость граждан. Действительно, без их участия общественное бюджетирование просто не существует. Эта форма правления не была дана – она была взята. Как сказал один активист:
«Не было никакого кабинетного мэра, который положил начало общественному бюджетированию, сам, по своей воле. Это было независимое народное движение. Например, в нашем районе, Глория, уже был Народный совет до того, как появилось общественное бюджетирование. Поэтому для нас общественное бюджетирование началось, как подкомиссия Народного совета Глории. Именно народное движение началось в Порту-Алегри, в результате чего Рабочая партия побеждала на выборах в последних четырёх избирательных кампаниях».21
/149/ Но такое бюджетирование не привязано к одной партии. Около половины городов Бразилии с общественным бюджетированием, включая Порту-Алегри, имеют мэров не из Рабочей партии. Но именно благодаря активному участию в местной политике, простые граждане Бразилии смогли коллективно решать, что является ценным, а что нет. При этом они изменили политическую географию города. Это не тот случай, когда самая богатая и амбициозная личность принимает решение для общества, или какой-нибудь бюрократ, который может будет, а может и не будет переживать последствия своего решения. Это противоположность апартеида: все работают сообща, чтобы вернуть себе некоторую независимость от рынка, ведут контрнаступление, устанавливая ценности демократически. Подумайте над этим, как современный общинник.
Конечно, есть проблемы. Пока этот процесс помогает строить общество, он в свою очередь зависит от общества, а совершенных обществ не бывает. Если вы злитесь на своего соседа, или вы вообще не считаете своего соседа частью своего общества, то договориться с ним о бюджете будет труднее, чем с кем-либо другим. Общественное бюджетирование критиковалось за то, что оно исключает самых бедных, за то, что оно привлекает людей для решения отдельной задачи, и после её решения некоторые люди вообще перестают участвовать в процессе. Для по-настоящему демократической организации и демократического бюджетирования эти проблемы существенны, но преодолимы.
Работу с угнетёнными группами следует поддержать системой индивидуальных и коллективных прав, которые смогут предотвратить коллективную диктатуру. Кроме текущих перемен, есть также более глубокие способы заняться обойдёнными, взявшись за материальные основы неравенства в обществе. Рассмотрите показатели средней продолжительности жизни, общественного участия женщин, счастья и все остальные показатели успешности государства. Вы обнаружите, что самые успешные демократические государства – это те, в которых больше равенства. То, что верно на государственном уровне, также верно на местном уровне. Парадокс состоит в том, что для создания демократии, в которой каждый сможет участвовать, полезно иметь общество, в котором уже имеется относительное равенство и начала демократии. Этот парадокс напоминает известную шутку: заблудившийся путник спрашивает у дурака, как лучше всего добраться до города. Дурак отвечает: «На вашем месте, я шёл бы не отсюда».
/150/ Исходя из того факта, где мы находимся, добираемся, как можем. Одно из достоинств подхода, который полагается на местную демократию, в том, что она содержит встроенные механизмы обучения. Учатся на ошибках, как выяснили общественные организации США, работающие ради права на город. США – родина растущего числа организаций, объединяющих граждан и иммигрантов. Одна из старейших – Союз Арендаторов и Рабочих (САР), штаб-квартира которой находится недалеко от Белого Дома, в Александрии, штат Виржиния. Там в 1986 году афроамериканцы и община сальвадорских беженцев объединились, чтобы бороться против выселений тысяч людей, проводившихся владельцами трущоб в городском районе Арландрия. Начавшись с группы афроамериканских активистов, «Союз Арендаторов и Рабочих» собрался и построил в США одно из самых ярких и активных общественных движений за права.
Это был тот случай, когда с самого начала учатся на личном опыте. Как признался руководитель организации, Джон Лисс, «каждый день были ошибки». Эта организация получала разные уроки, от «не зная броду, не суйся в воду», до «не позволяй адвокатам соглашаться на уступки без твоего ведома!» Если взять конкретный пример, участники этой организации разработали, развили, боролись и добились подписания «Указа о прожиточном минимуме». Как часть этого процесса, профсоюз металлургов изучил тактику и стратегию, когда мобилизация людей проводится звонком в домашнюю дверь – тактика, новая для большинства профсоюзов. К тому же, «люди без документов» успешно провели кампанию за право голосовать на выборах местного совета, научившись быть частью государства, а не его жертвой. Если результаты этих кампаний важны, то сам процесс жизненно важен. По словам профессора Дана Мошенберга, организатора САР, «очертания города формируются в борьбе за право на город».
/151/ Этот процесс действует, но далёк от совершенства. По целому ряду показателей, общественное управление строит наилучшее общество.22 Ошибки на пути неизбежны, но их совершают люди, которые сами ощутят последствия этих ошибок. Таков путь совершенствования учреждений, государств и корпораций. Бюрократы склоны взваливать на других ответственность за свои ошибки. И даже те чиновники, которые пришли к должности в результате голосования, после отставки могут с комфортом устроиться в частном секторе, от которого должны были нас защищать. Буш, Чейни, Рамсфильд – хорошо устроились после отставки.
Существует график обучения во всех видах общественных действий, открытый социальной наукой в мире общественной борьбы. Эта кривая оказалась верной в каждой среде, которую я изучал: от мелкого поселения из лачуг, до величайшей страны – Китая. Для посторонних по-прежнему трудно собрать воедино точную картину того, что происходит в Китае за официальным фасадом, но можно получить приблизительную картину. Право на забастовку было изъято из китайской конституции в 1982 году под предлогом, что «рабочие не нуждаются в забастовках, поскольку они сами – владельцы средств производства». Но, в зависимости от того, каким источникам вы доверяете, в 2006 г. состоялось от 50000 до 100000 «массовых инцидентов» (государственный эвфемизм для обозначения рабочих волнений с численностью более 100 человек). Согласно одного источника, произошло 58000 «инцидентов» за первые 3 месяца в 2009 года.23
/152/ Основной источник информации о Китае – Хан Донгфанг, человек, основавший Автономную Федерацию Пекинских Рабочих. После того, как он был арестован, подвергся издевательствам и пыткам, потерял легкое от туберкулеза, он договорился со своими соратниками по Федерации, и теперь живет в изгнании в Гонконге, откуда выступает на радиостанции и веб-сайте за права рабочих. В одном интервью Хан рассказал, как он создал первый независимый профсоюз во время восстания на площади Тяньаньмэнь:
«Рабочие вышли на улицы, потому что, как старшие братья, хотели оказать моральную поддержку студентам, но не было ничего конкретного, что они хотели бы для себя. Когда мы спрашивали фабричных рабочих, они отвечали, что хотят, чтобы правительство лучше обращалось со студентами, и больше ничего. Даже когда мы создали профсоюзную организацию и первый проект её устава, мы записали его общими фразами. Там не было ничего конкретного, такого как льготы, зарплаты, рабочее время, или коллективный договор с предприятием. Хотя мы упомянули фабричную демократию, если мне не изменяет память. Политически и социально в то время мы не умели быть собой, как личности или даже как представители рабочего класса. Мы ещё не научились сосредотачивать мысли на том, в чём нуждаемся. Мы собирались совершить прыжок, но это было впервые, и мы не знали, как прыгнуть».24
Рабочие в целом не свободны, чтобы организоваться независимо от подконтрольной государству Всекитайской Федерации Профсоюзов (ВФП). К концу 2008 года ВФП добилась некоторых положительных результатов для рабочих. Например, создала профсоюз рабочих торговой сети «Вол-Март». Усилиями этого профсоюза удалось поднять зарплату рабочих на 8%.25 Для сравнения, в США «Вол-Март» не имеет своего профсоюза.
/153/ Экономический кризис охладил интерес китайского правительства к правам рабочих. И рабочие, особенно недавно ставшие безработными, обрели свой громкий голос. Недавний подъём воинственности рабочих поддержал целый ряд неправительственных организаций. В одном из случаев общественная организация «Яренпинг-центр» обеспечила поддержку тем, кто был уволен за то, что является носителем гепатита В (таких в Китае 130 миллионов человек). Компании «Нокиа» и «Кока-кола» оказались среди тех, против кого были выдвинуты такие обвинения. По некоторым данным, эти транснациональные корпорации проводят дискриминацию на 80% из-за гепатита В.26 В дополнение к этому виду легальной поддержки, новые технологии связи (интернет и др.) облегчили рабочим возможность заявить о злоупотреблениях, от которых они страдают. А текстовые сообщения позволяют им избежать цензуры, которую иначе могло бы наложить государство.
Эти китайские рабочие борются как-то очень похоже на рабочих в Иммокали. Борются за право остаться, право на справедливое отношение, право высказываться, право управлять вещами, на которые у них нет собственности. Короче говоря, право заниматься политикой, в котором им отказывает коммунистическое правительство Китая. Не меньше, чем обитателям трущоб отказывает в праве заниматься политикой южноафриканский капитализм.27 Такая политика обязательно включает в себя преодоление неравенства власти. Это происходит не только благодаря непосредственной борьбе, но и благодаря творческому созиданию общественной науки. В которой обычные люди проводят эксперименты, как организоваться, придумать и построить новые общественные отношения.
Это звучит анахронично или чересчур абстрактно. Но можно с уверенностью сказать, что в митинги, собранные онлайн, вовлекаются миллионы участников. Миллионы активистов обращаются к этим проблемам и получают вполне реальные результаты. Движение за Свободное программное обеспечение (СПО) использует широко распространённых девиз: «Бесплатно, как речь, но не как пиво». Другими словами, программное обеспечение отдается бесплатно. А "свобода" в бесплатном программном обеспечении состоит в том, что продукт является вашим, и вы можете им обменяться или поделиться с кем угодно. Бесплатное есть бесплатное, как свобода. Это сильно отличается от случая, когда вы приобрели программное обеспечение компании Эппл или Майкрософт, программы, которое юридически запрещено копировать, раздавать, запрещено вскрывать коды для изучения. По примеру Свободного программного обеспечения, с его широким сотрудничеством и децентрализацией, сегодня миллионы людей делятся своим опытом и пониманием во всём, от браузеров до медицинских информационных систем.
/154/ Вот как описал мне это Майк Линксвэйер, вице-президент Creative Commons: «Мы добровольно восстанавливаем интеллектуальную общину, стараясь вернуть людям неосязаемые товары, отобранные у них в прошлом столетии». Экономически образованный, Линксвэйер способен привести аргументы, доказывающие, что общественная собственность эффективнее частной собственности. Но надо сказать, его самый неотразимый аргумент не об эффективности: «Эффективное программное обеспечение можно написать, и сидя в концлагере». Что бесспорно: в движении СПО больше свободы. Авторы имеют больше независимости, когда требования частной собственности приостановлены, или лучше сказать «на них забили» (пренебрегают).28
Это тот случай, когда информационные богатства можно размножить и распространить бесплатно. Хотя вещественный мир не такой. Но разница между киберпространством и вещественным миром может оказаться преимуществом. За то время, пока в материальном мире ведутся споры, кому мыть общую посуду, цифровой мир может развить и применить прототип нового управления. «Понадобится несколько поколений, чтобы сделать это с человеческим обществом», – говорит Линксвэйер. В движении за Свободное программное обеспечение всего за двадцать лет развились и распространились демократические и децентрализованные формы управления. Эти навыки нигде не преподавались, им учились, задавая вопросы и делясь опытом. Возможно, самый известный пример – энциклопедия Википедия, которая вербует добровольных сотрудников благодаря тому, что хорошо работает. Нельзя сказать, что она достигла совершенства. Но процесс свободного исправления статей, коллективного вклада и равноправной оценки, обеспичил успех этой интернет-энциклопедии. Кроме возможности найти всё что угодно онлайн, Википедия и движение Свободного программного обеспечения предоставили нечто более тонкое: способ объединиться и сотрудничать, что поощряет нас делиться. Это воспитательный опыт, от которого, думаю, Руссо пришёл бы в восторг, не в последнюю очередь потому, что его можно применить к вещественному миру.
/155/ Есть причины думать, что дух общины, действующий в Википедии, способен повлиять на вещественный мир.
Мир компьютеров генерирует свои собственные экстерналии: информационные технологии ответственны за 2% мировых выбросов парникового газа, столько же, сколько выбрасывает мировая авиация. Британские газеты сообщили, что два поиска в Google вызывают такой же выброс парниковых газов, как кипячение чайника для чашки кофе. А значит, всемирный поиск в Google за один день эквивалентен девяносто одному кругосветному путешествию на самолёте. Рассмотрев эту жалобу, компания Google заявила, что её данные на много ниже. Но поскольку IT-инфраструктура компании является коммерческой тайной, нам приходится принимать это заявление на веру. Движение за Свободное программное обеспечение настаивает на том, чтобы инфраструктура была прозрачной и открытой. Если мир поисковиков будет действовать на более открытых принципах, люди, желающие написать более эффективный код, смогут внести свой вклад. А пока мы можем только просить, чтобы Google расходовал меньше энергии.
Вопросы, поднятые движением за Свободное программное обеспечение, вернули нас в сердцевину частной собственности, и к пониманию, что собственность может сыграть общественную роль. В собственности нет ничего естественного, она – результат договорённости. И современные общественные перемены всякий раз оспаривают границы между общественной и частной собственностью. Идея Джона Локка, что работа над чем-то предоставляет право собственности – не более чем социальное ожидание, но оно растяжимо. Когда никто не пытается захватить коллективный проект, тогда частная собственность уступает место чему-то более открытому, и зависящему в своём выживании только от выдержки и сотрудничества своих творцов. От голодных бунтов до Свободного программного обеспечения – общественные движения находятся на переднем крае реальной политики и экономики. Общественные движения учатся управлять ресурсами, не присваивая их себе.
/156/ Их успех неоценим. Чтобы понять почему, вернёмся к продовольственному суверенитету и климатическим переменам. Учтём, что в мире голодает миллиард человек, и, согласно научным данным, климатические перемены зайдут гораздо дальше, чем ранее ожидалось. В таком случае, умение ценить окружающий мир, не вешая на него ценник, станет средством выживания человечества. Если ещё не поздно.
НАЗАД, К ПРОДОВОЛЬСТВЕННОМУ СУВЕРЕНИТЕТУ
Я с природой «на ты».
ВУДИ АЛЛЕН
ВЛАДЕНИЕ ВОЗДУХОМ
Южноафриканские советы обитателей трущоб, общественное бюджетирование и движение Свободного программного обеспечения можно считать «контрнаступлением» в терминологии Поланьи, по отношению к превращению всего мира в частную собственность и по отношению к разрушительным способам управления общими ресурсами. Но здесь проблема. Если у Поланьи была идея механизма, с помощью которого общество может защитить себя от рынка, то для планеты в целом такого механизма нет. Как гласит поговорка, «Мать-Природа не имеет аварийных выходов». Результаты всех измерений показывают: именно то, что мы, как вид живых существ, уже сделали с планетой, причиняет львиную долю вреда человеческим жизням. Я имею в виду богатые страны. Из имеющихся, лучшие научные знания утверждают, что для выживания мы должны сократить уровень эквивалента СО2 в атмосфере до 350 частей на миллион. Сейчас у нас 390 частей, и рост на 2 части ежегодно.
Государства всего мира приходят к пониманию, что загрязнение атмосферы парниковыми газами требует регулирования. Понимание, которого давно ждали. Ясно, что планета нуждается в основательных и конструктивных инвестициях на Глобальном Севере, чтобы отучить его граждан от ненасытного потребления ресурсов. Если бы все народы вносили столько же загрязнений, сколько вносят граждане США или Канады, понадобилось бы девять планет Земля, чтобы поглотить вредные выбросы. А также необходимы огромные инвестиции на Глобальном Юге, чтобы сделать доступной для бедных энергию, получаемую не из ископаемого топлива.
Вопрос, в чьих интересах будет действовать это регулирование? Нынешнее мышление в государственных кругах предлагает, чтобы цену климатических изменений подсчитал рынок. Другими словами, после признания атмосферы общественным благом, правительства хотят приватизировать её, создав систему торговли квотами на эмиссию парниковых газов. При этом уровни разрешённого загрязнения ограничены (квота). Но некоторым загрязнителям разрешается купить «разрешение на загрязнение» у других, чтобы дать этим другим деньги для перехода к низкоуглеродистой технологии. Нас уверяли: если за выбросы углекислого газа назначить высокую цену, то рынок всё уладит. По крайней мере, есть надежда.
/158/ Торговлю квотами рекламировали с таким шумом, что это стало вызывать подозрения. Несколькими годами раньше рекламировалась отмена госконтроля над экспериментами с ДНК. Отмена, породившая в 2000-х годах более экзотические (и как выяснилось, более ядовитые) продукты. Посреди финансового краха повторять ту же ошибку – безумие. Но, похоже, именно это и происходит.
Перед обсуждением квот, стоит отметить моральные возражения на рыночный подход, который позволяет загрязнять атмосферу за деньги. Это способ, как сказал Вуди Аллен «Быть с природой «на ты»: одновременно зависеть от неё и губить её. При торговле загрязнениями, США, например, могут сохранять свою приверженность к нефти, пока модернизируются загрязняющие фабрики в Индии и Китае. Заметив, что фактически это – разрешение для Соединённых Штатов продолжать своё неэкологичное поведение, некоторые активисты создали пародийный веб-сайт, назвав его «Нейтрализация измены» (CheatNeutral.com). На котором желающие могут «компенсировать» свои супружеские измены, полагаясь на поглощающую силу людей, которые порядочнее относятся к единобрачию.
/159/ И всё-таки есть полезное в идее, что загрязнители должны платить за вред, который они причиняют. Если Вы признаёте, что загрязнители должны платить, возникает вопрос: сколько платить? Опасные перемены климата – результат загрязнения. Поэтому кажется разумным, что загрязнение должно иметь цену. Торговля загрязнениями, кажется, создаёт механизм для определения этой цены. Что же с ним не так?
Лэрри Лохманн, один из ведущих исследователей климатических перемен британской экологической организации «Корнер хаус», ответил на мой вопрос так: «Принцип платы за загрязнение полезен, при определённых обстоятельствах: когда цену можно установить продуманным и демократичным способом, и когда эта цена оказывает влияние на проблему». Проблема в том, что ещё до того, как цены смогут приостановить изменение климата, следует проделать фундаментальную работу. Необходимо финансировать альтернативную энергетику. Ограничение выбросов наладить и вести непрерывно. Передачу ресурсов от богатых к бедным сделать чёткой и обязательной. И, конечно, демократические механизмы должны действовать. «Всё это необходимо сделать до обсуждения цены на углерод, – говорит Лохманн. – А до тех пор, это весьма интересный, но второстепенный вопрос».
А также запустить механизм преодоления бедности. Если единственный рычаг для управления климатическими переменами – это цена на углерод, всё зависит от фактически действующего ценового механизма. Представления о том, что высокая цена на углерод сама по себе остановит изменение климата, не выдерживает критики. Нефтяной кризис в 1970-ых не отучил мир от ископаемого топлива. Даже астрономические цены на нефть в 2008 сделали немного, чтобы заложить основы экологичной экономики. Защитники торговли квотами считают, что она дала хороший результат, приписывая ей сокращение выбросов серы в США в 1990-х. Более тщательная экспертиза Лохманна показывает, что не «торговля» квотами уменьшила выбросы серы, не рынок, а государственные ограничения.1
/160/ Если это сделали квоты, то следует спросить, какая часть «торговли» квотами? И как торговля действует сегодня? Финансовые директора на множестве угольных электростанций вряд ли будут смотреть благосклонно на высокую цену углекислого газа. Если политиков можно «уговорить» посмотреть сквозь пальцы на эту проблему, то «игра стоит свеч». Поэтому они приложат все усилия, чтобы «уговорить» правительство дать им некие льготы на загрязнение. Потому что цена переналадки предприятия может их обанкротить. В пяти европейских странах, скрытая прибыль от этих льгот, как оценивают, достигнет 112 миллиардов $ к 2012 году.
Загрязнителям разрешают "компенсировать" их загрязнение, покупая углеродистые кредиты у компаний и организаций, которые сокращают свои выбросы углерода, чего не делает загрязнитель. Беда в том, что этот способ уменьшения выбросов углерода удобен для мошенничества. Около 30% (наибольшая часть) компенсационных кредитов приходится на ликвидацию газа Фтороформ-HFC-23, побочного продукта производителей холодильных агрегатов. Фактически, производители газа для холодильников зарабатывают больше на продаже квот, чем на продаже газа для холодильников. Это направило Глобальный Юг на путь к лучшей технологии и развитию? Напротив, это поощряет фирмы на Глобальном Юге использовать устарелые технологии. Чтобы эти семнадцать производителей на Глобальном Юге полностью прекратили выбросы фтороформа, достаточно купить и установить им новое оборудование на 100 миллионов евро. А на торговле эмиссией они зарабатывают 4,7 миллиарда евро. Похожие истории о парниковых газах происходят в промышленности, производящей нейлон и химические удобрения. Короче говоря, эта система «плати за загрязнение» превратилась в систему «заработай на загрязнении».
Выигравших на торговле квотами, можно найти не только в тучах азиатского смога. Лохманн цитирует Питера Атэртона, главу «Европейских исследований коммунальных услуг» по поводу подведённого им бухгалтерского баланса «Схемы торговли квотами Европейского Союза»: «Все поставщики коммунальных услуг в выигрыше. Угольные и ядерные электростанции в большом выигрыше. Страховщики, банковские фонды и продавцы электроэнергии в ещё большем выигрыше. А кто в проигрыше?? Хм… потребители! Цены выросли. Загрязнение выросло. Так что, политические цели не достигнуты». Атэртон прав, если производители загрязнений процветают в схеме торговли квотами, то банкиры процветают ещё больше. Вот почему крупнейший банк «Голдман Сакс», как сообщает Матта Тэйбби, так заинтересован принять в этом участие: то, что делают квоты и торговля, позволяет фактически захватить право собирать налоги за загрязнение помимо правительства, руками частного сектора.2
/161/ За идеей цены на углерод скрывается предположение, что рынок оценит правильно. Даже при том, что рынок доказал свою непригодность при оценке риска маловероятных но разрушительных событий. Помните крах гипотезы Эффективных рынков? Тот же самый догмат веры узаконил торговлю углеродом. Мы уже видели, как корпорации могут поглотить правительство. И они опять этим занимаются в системе торговли квотами президента Обамы, убеждая правительство США отдать 85% разрешений на эмиссию бесплатно. Если учесть опасные климатические перемены, это перекачка средств суммами, неизмеримо выше, чем триллионы долларов. Кажется неразумным использовать те же инструменты, которые довели нас до кризиса, для решения самой неотложной проблемы, стоящей перед планетой. И всё же мы настолько слепы к иным способам оценивать окружающий мир, что это воровство на рыночной основе мы считаем единственным ответом на изменение климата.
Гвайн Принс и Стив Рэйнер пишут в статье влиятельного журнала «Природа» (Nature):
«Изменение климата не имеет изящного решения, потому что это не отдельная проблема. Правильнее её понимать, как симптом конкретного пути развития, с его глобальной системой поставок ископаемой энергии. Поставки образуют сложное переплетение взаимно укрепляющих связей: шаблонов человеческого поведения, физических материалов и получающейся технологии. Такие сложные системы невозможно изменить желанным образом, если сосредоточиться только на одной части».3
/162/ То, в чём мы нуждаемся – это политических курс, направленный не на цену углерода, а на стабилизацию парниковых газов ниже уровня 350 частей на миллион. Всё, что мы знаем о человеке, как о виде животных, поможет нам найти решение. Уже знаем, что будучи эгоистичными, мы всё же ценим справедливость. Мы способны к сотрудничеству и альтруизму. А также способны требовать справедливости и демократии.
Важно заплатить экологический долг, который богатые страны задолжали бедным. А правительства на Глобальном Севере и Юге должны отучить нас от склонности к нефти. В этом рынки мало помогут. Община нуждается в таких инструкциях и правилах, от которых больше всего пользы, и к разработке которых сможет приложить руку большинство людей. Община, применяющая идеи регулирования, осуждения, наказания и справедливости, так же как и денег, ведёт к пониманию, как определить цену изменения климата. Лэрри Лохман указывает, что «проблема климата – не новая проблема, это продолжение старых проблем». Создание инфраструктуры для ненасытного энергопотребления богатых уже принесло огромные убытки бедным, убытки, которые обременили общину. Поэтому Лохманн предлагает: «Если вы хотите систему, которая будет ценить климат, давайте оценим то, что уже получили. У людей нет проблем с оценкой земли и её разрушения, которые уже произошли. Это всего один пример. На первых шагах проблему климата надо связать с теми вещами, которые люди уже умеют оценивать».
Будет много шагов, и не будет мгновенного решения климатической проблемы, как по мановению волшебной палочки. Если мы успешно решим её, то шаг за шагом, пройдя много тысяч шагов.
Эти шаги будут предприниматься в разных секторах, и будут руководствоваться лучшими достижениями науки в общественных интересах. Они включат в себя: регламентирование, иное культурное отношение к использованию ископаемого топлива, личную сдержанность, государственное финансирование экологичной энергетики и экологичной занятости. И это возвращает нас к одному из тех секторов, с которых мы начали: к продовольствию.
СЪЕДОБНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
/163/ Размышления о продовольствии объединяют: ценность земли и воды, потребность в отзывчивых учреждениях, права человека и политику подлинной демократии. По сообщениям более четырёхсот ведущих учёных, во главе с Робертом Уотсоном, главным экспертом Всемирного банка, они задались вопросом: как мы сможем накормить человечество в 2050 году, когда нас будет 9 миллиардов? Их научно-исследовательский труд «Сельское хозяйство на распутье» заканчивается выводом, что мы должны повернуть в сторону от нынешней системы промышленного сельского хозяйства, потому что она ошибочно оценивает природные ресурсы. В будущем у нас не останется огромного количества воды и удобрений, которых требует промышленное сельское хозяйство капитализма. И климат будет меняться гораздо быстрее, чем теперь. В этой истории фермеры являются как жертвами, так и спасителями. Поскольку мелкие фермеры беднее, они тяжелее переносят удары климатических перемен, хотя они меньше других виноваты в этих переменах. По результатам самых продолжительных исследований, экологически чистое, органической сельское хозяйство смогло бы поглотить до 40% нынешней эмиссии СО2.4
Чтобы выполнить рекомендации этого исследования и предотвратить войну за ресурсы, нам понадобится новое, децентрализованное планирование и местные способы обобществления ресурсов. На практике, это означает участие в демократии на множестве институциональных уровней: решения о том, как совместно использовать воду, следует принимать по всей географии водораздела. Решения о том, как нам выращивать и распределять продовольствие, должны приходить из разной, возможно, муниципальной географии. Тот аспект, в котором эти решения могут опасно влиять на климат, должен быть согласован глобально. Когда всемирно известные учёные обратились к проблеме глобального голода, они пришли к тем же решениям, которые раньше них нашли беднейшие люди во всём мире. Местные, экологичные решения, которые уважают местные знания, демократию и независимость.
/164/ Если мы кормим человечество, то было бы глупо, и лично, и политически, пренебрегать стоящими перед нами проблемами. В мире с населением 9 миллиардов человек, нам придётся сократить потребление мяса. Если мясо будет потребляться вообще (я не уверен, что это необходимо), то глобальный паёк составит 25 килограммов мяса и 50 килограммов молочных продуктов на человека в год. И не больше, иначе угрожающе изменится климат. По словам Тары Гарнетт из международной организации «Сеть продовольственно-климатических исследований», это означает самое большее: две сосиски, один кусочек цыплёнка и маленький кусочек свинины в неделю, а молоко только для кукурузных хлопьев и чая. Преодолеть западную привычку есть мясо, будет трудно. Это значит, придётся взять на себя все расходы за двухсотдолларовые гамбургеры, и обеспечить, чтобы каждый желающий смог сделать такой покупательский выбор. Кроме того, нам нужно политически ограничить время на всё, начиная с просмотра телевизора. И заканчивая чрезвычайно продолжительным рабочим днём, до которого мы докатились, и считаем, будто это нормально.
Утрата старых надежд будет компенсирована новыми ожиданиями. В экономике, связанной с более экологичной работой, агроэкологическое производство продовольствия создаст больше рабочих мест, чем создают промышленные фермы. По результатам одного исследования, простое перемещение 20% сельхозугодий в органическое производство (в отличие от полностью агроэкологического) в Великобритании создало бы 73 200 рабочих мест. Местное потребление – это тоже стимул, как для климата, так и для экономики. По данным исследования в штате Айова, увеличение местных закупок продовольствия всего на 10%, сократило бы государственную дотацию на 3500 тонн продовольствия в год. В Японии аналогичное исследование установило, что поедание пищи, выращенной поблизости, эквивалентно сбережению 20% энергии в домашнем хозяйстве. В бедных городских районах местные продовольственные инициативы оказались эффективными в борьбе с недоеданием. Что экономит миллионы долларов будущих социальных и медицинских затрат.5 Здесь есть на что рассчитывать.
/165/ Пока национальные правительства топтались вокруг продовольственного суверенитета и опасного изменения климата, простые люди взяли власть в свои руки, чтобы добиться перемен на местах. Муниципальные советы продовольственной политики, которые находят способы поручить местным органам власти систематические способы борьбы с голодом, и «Пермакультурные города», которые закладывают основы жизни без ископаемого топлива, можно найти от Торонто до Эль Манзано в Чили и до Фуджино в Японии.6
Эти примеры указывают на более глубокий принцип: чтобы экологичная политика пошла на подъём, господство над миром юридических лиц (частных и государственных) следует реформировать, так же как наши представления о собственности. Это уже происходит. Эквадор принял конституцию, которая предоставляет природе «право на существование, сохранение, обслуживание и восстановление её жизненных циклов, структуры, функций и процессов эволюции». Конечно, предоставление прав на бумаге не обязательно приводит к тому, что оно предоставляется на практике. Но правительство взялось за нефтяного гиганта Шеврон, за то что он погубил участок джунглей, размером со штат Делавэр. Как сообщает "Уолл-стрит джорнал", Шеврон «оказался в безвыходном положении».7 В случае с эквадорцами, большая часть этой власти сконцентрирована в руках центрального правительства, которое продолжает контрнаступление на добывающую промышленность и предприятия, производящие загрязнения. Использование государственной машины против корпораций – дело непростое. Это борьба одного юридического лица с другим, чтобы вернуть то что стало, но не должно быть собственностью. Эта борьба идёт даже в оплоте современного капитализма, Соединённых Штатах.
СВЕРЖЕНИЕ HOMO ECONOMICUS
/166/ Томас Линзей, адвокат из штата Пенсильвания, который помог проектировать конституцию Эквадора, активно работает и в США, в «Общественном фонде юридической защиты окружающей среды» (ОФЮЗОС). Первоначально основанный для решения только экологической проблемы, ОФЮЗОС вступил в борьбу на более широком фронте. Главным образом против законодательства государственного уровня, которое мешало общинам защищать себя от экологического вреда. В одном случае общины были против промышленных свиноферм. Но промышленности были гарантированы льготы, которые означали, что отходы от этих свиноферм не подвергаются тщательному контролю. А государство лишь требовало, чтобы сбросы каждые три месяца проверяли на кишечную палочку и тяжёлые металлы. Отходы были смертоносными. В 1995 году, два молодых человека, Дэниел Пеннок и Тони Бехан, умерли от контакта с этими отходами. Школа демократии ОФЮЗОС, где студенты изучают методы организации для схватки с властью корпораций, носит имя философа Пеннока. Школьный учебный план включает историю приёмов, с помощью которых корпорации сумели отобрать права общин и создать демократию для самих себя.
В учебной программе рассматривается случай, когда избиратели штата Вермонт в 1994 году потребовали выяснить, содержало ли молоко рекомбинантный гормон роста крупного рогатого скота. Запрещенный в Канаде, Австралии, Новой Зеландии и части Европы, гормон широко используется в Соединенных Штатах. Федеральный суд наложил запрет на закон штата Вермонт о маркировке молочных продуктов, ссылаясь на то, что это нарушает право корпораций «не разглашать». Это всего один пример из огромного числа законов для пищевой промышленности, которые исходят из права корпораций считаться «юридическими лицами». В результате, как отметил в интервью 2003 г. Линзей, «единственные, кем управляет закон о защите окружающей среды – это защитники окружающей среды».8
Организация Линзея была недавно вовлечена в одно из самых замечательных местных демократических движений. Когда компания «Нестле» захотела разведать водоносный слой маленького городка в штате Мэн для производства своей марочной бутылированной воды, жители воспользовались инструментами ОФЮЗОС для организации кампании по спасению своей воды, объявив суверенитет на свой ресурс. Нет причин считать, что местные власти реже ошибаются, образованнее, добрее и экологичнее, чем центральные власти. Но эти малые движения – своего рода освобождение общественности от цепей, в которые рынок заковал демократию.
/167/ И это, может быть, указывает на величайшую награду в преследовании продовольственного суверенитета: свободу! В районе Медак индийского штата Андхра-Прадеш люди из касты неприкасаемых живут в отчаянной нужде. Из населения в 3 миллиона, каждый сотый находится в долговом рабстве, которое превращает людей в товар. Фактически все они попадают в рабство из «очередного племени или касты», и около 70% из них – дети. Индия была независима и демократична в течение шестидесяти лет. Но корни демократии вынуждены были прорастать в течение многих столетий феодализма и религиозного фанатизма.9 Самые беззащитные и угнетаемые в касте неприкасаемых – женщины. Именно в их рядах расцвёл замечательный эксперимент по организации общины.
Эксперимент, названный «Общество развития на плоскогорье Декан», начавшийся в 1979 году, быстро превратился в серию из 75 «сангхамов», союзов бедных деревенских женщин, большинство из которых – неприкасаемые.10 Бина Агарвал, учёный-исследователь «Общества развития на плоскогорье Декан» отмечает, что, поскольку Индия урбанизируется, задача кормить города, всё больше и больше становится женской работой: в сельском хозяйстве работает 58% мужчин и 78% женщин. Во всем мире, статистические данные также показывают резкое увеличение количества женщин по сравнению с мужчинами в сельском хозяйстве.11 В течение более чем десятилетия, примерно пять тысяч женщин, включая это общество, экспериментировали с новыми и старыми способами выращивания и распределения продовольствия. Они управляют собственным рынком, где покупают и продают товары, которые сами производят и потребляют. Исключив посредников, склонных обдирать как производителей, так и потребителей, «Общество развития на плоскогорье Декан» сделало пищу намного дешевле, чем предлагали торговцы. А поскольку её производят органическим способом, общество смогло привлечь потребителей, городской средний класс.
/168/ Это общество стало также пионером в схеме аренды земли. Женщины, которые составляют большинство в «сангхамах» раньше нанимались батраками, выполняя изнурительную работу по прополке. Теперь, организовав свой коллектив, они все вместе смогли арендовать землю у владельцев. Собственники земли с радостью сдают в аренду часть своей истощённой земли: они знают, что благодаря агроэкологическим системам «сангхамов» через четыре года их земля станет намного плодороднее.
Аренда земли мало похожа на революцию, но чудеса приносит не ежемесячная арендная плата, а процесс организации женщин. Женщины из «сангхамов» говорят: «Раньше мы боялись даже слово сказать, но теперь, благодаря помощи «сангхамов», мы нашли в себе силы и решимость высказываться. Мы чувствуем себя достаточно сильными, чтобы справиться с любой проблемой». Эта сила применяется, когда землевладельцы пытаются вернуть «прежний беспредел». Один из «сангхамов» арендовал землю за половину урожая. Однажды землевладелец забрал себе весь урожай, отказавшись отдать женщинам их половину. Тогда женщины пригнали на поле телегу, запряжённую волами, загрузили на неё и увезли всё ирригационное оборудование. Землевладелец вызвал их на собрание жителей деревни Панчайят, которое постановило вернуть землевладельцу его насосы, после того, как он отдаст женщинам то, что им причитается. Опять-таки это не революционный переход к полному равенству, но преобразующий шаг к нему. Женщины смогли вернуть себе права, играя с границами частной собственности, не только похитив насосы беззаконного землевладельца, но и добившись приоритетного права заниматься фермерством на этой земле. Рукмини Рао из «Общества развития на плоскогорье Декан», замечает, что, «Если бы каждая женщина занималась фермерством по отдельности, все обстоятельства были бы против неё. Объединив женщин, мы объединили все обстоятельства к их пользе, потому что мы объединили идеи, умения, опыты и ресурсы разных людей».12
/169/ Ресурсы, которыми располагают женщины в этом обществе, включают в себя культуру и биологическую вариативность. Процессу восстановления их чувства собственного достоинства помогло то, что они научились хранить, развивать и разнообразить семена, которые до этого были вытеснены «промышленным сельским хозяйством».13 Как служители биологической вариативности, сандхамы стремятся к средствам для продовольственного суверенитета, создавая генные банки, из которых может быть свободно заимствовано широкое разнообразие традиционных семян. Эти сорта являются намного более стойкими и требуют меньшего количества воды и углеродного топлива для произрастания, чем сорта пшеницы и риса, которые выращивают промышленным способом в других районах. Как ожидается, угрожающее изменение климата тяжело повлияет на Индию. С подъёмом температуры на 3-50С, растает Гималайский ледник, один из основных водных источников страны, питающий рис Азии. Ожидается, что этот источник пресной воды иссякнет к 2035 году.
На недавней встрече специалистов, созванной Джеффри Сачсом, директором Института Земли в Университете Колумбии, Сачс приводил доводы в пользу генетически модифицированных, готовых к изменению климата зерновых культур. Похоже, он был не готов услышать, что нет генов для борьбы с угрожающим изменением климата. Могут быть гены, чтобы сопротивляться конкретной болезни, но нет никаких генов, чтобы сопротивляться полудюжине произведенных человеком парниковых газов. Модное когда-то представление, что один ген отвечает за одно свойство, вряд ли сегодня поддержит хоть один агроном или генетик. Фермерские системы, которые поглощают углерод, усиливая плодородие почвы, и сохраняют разнообразие семян, которые выводились столетиями, чтобы процветать в конкретной географической области – дают хороший пример будущей системы в условиях изменившегося климата. Именно это открыло «Общество развития плоскогорья Декан», побудив одну крупную индийскую газету поместить выразительный заголовок о том, что женщины-фермеры победили изменение климата.14
/170/ Вот что хорошо поняли женщины из «Общества развития Декан»: знание об экологичных переменах не может прийти из одного источника. Оно приходит из многих. Вот почему знание, приходящее от сангхамов, не ограничивается только семенами, или только набором патентов, или только агрономической системой. Оно охватывает широкий диапазон сельскохозяйственных методов в генных банках общины. Экологичность сельского хозяйства зависит не от агротехнологии. Чтобы поверить в это, надо правильно поставить ударение в слове «агрокультура». Экологичность зависит не столько от «агро-», сколько от «–культуры». Вот почему женщины в сангхамах создают новую культуру и новые знания, используя СМИ двадцать первого века.
Один из сопредседателей «Общества развития Декан» (ОРД), П.В. Сатиш, полагает, что видео обеспечивает своего рода грамотность. Видеофильмы, созданные женщинами ОРД, оказались настолько познавательными и качественно сделанными, что Голливуд позавидует. Они предпочитают снимать с низкого ракурса, крупным планом всё, что находят интересного в своей работе. Высокий ракурс землевладельцев, взирающих свысока, им не подходит. Во всех общественных движениях, в которых я учился в разных странах, подчёркивалась важность поддерживать и развивать не только физические ресурсы, но и культуру. Развивать понимание, что материя и культура – это две опоры, на которых стоит мир, и которыми каждый человек имеет право пользоваться и щедро делиться.
Возможности общин этого сорта несут свободу.
/171/ Проблемы, вызванные несоответствием между ценами и ценностями, происходят не от нехватки квалифицированных практиков, но от полной неспособности рынка оценить наш мир должным образом. McKinsey, международная консалтинговая компания, имеет принцип, которому обучает своих стажеров: «Все, что можно измерить, и что измерено, управляется».15 Нарастающие ошибки в управлении ресурсами планеты почти неизбежны, пока управляемые прибылью рынки устанавливают цены. Есть возможность определить некоторые из убытков, скрытых за ценой, и это должно произойти. Но полное решение проблемы неправильного распределения общественных богатств состоит не в том, чтобы на всё налепить ценники. Существуют вещи, которые невозможно подсчитать, но при этом они нуждаются в управлении. И единственный способ обойтись с ними справедливо – это демократическая политика. Альтернатива рыночной оценке мира – не демократия управляемая экспертами, а демократизация экспертизы и ресурсов.
( д е с я т ь )
СИНДРОМ СЛЕПОТЫ АНТОНА
Из ничего не выйдет ничего.
УИЛЬЯМ ШЕКСПИР
«Король Лир»
Есть два романа, способных деформировать жизнь четырнадцатилетних книголюбов: «Властелин колец» и «Атлант расправил плечи». Первый – детская мечта, способная довести до эмоционального истощения, социально искалечить взрослую жизнь, в которой значительная часть дня транжирится на выдумывание способов, как сделать реальность похожей на фантастический роман. Вторая – книга о злобных орках.
Беда в том, что обожатели романа «Атлант расправил плечи» управляли нашим государством на протяжении десятилетий. Их попытки превратить мир в некий фантастический рай эгоизма и цен, к 2008 году окончательно провалились. Миллионы людей пострадали во время этих попыток, новые миллионы пострадали, когда этот эксперимент рухнул. И могут пострадать миллиарды, если наш способ обращения с экономическим, социальным и экологическим кризисом окажется примитивным повторением ошибок прошлого.
За прошлые тридцать лет ускоряющийся темп огораживания, и разросшийся масштаб грабежей, довели нашу планету до края гибели. В международном масштабе богатые сваливали экологические потери на бедных. Яркий, но не единственный пример – глобальное потепление. По недавно опубликованным, весьма осторожным оценкам, число людей, пострадавших от изменений климата, достигает 325 миллионов в год. Число погибших только от погодных аномалий достигает 500000 человек в год (столько же женщин умирает ежегодно от рака молочное железы). И большинство этих случаев происходит среди тех народов, которые меньше всего участвовали в загрязнении, в бывших колониях тех держав, которые вызвали эти катастрофы.1 Цену этих катастроф определить трудно, но это не значит, что загрязнители не должны платить. И не значит, что выбросы парниковых газов могут стать бесплатными. Но поручать эту проблему капитализму – всё равно, что просить айсберг отремонтировать «Титаник». Таковы выводы, вытекающие из двух исследований «бесплатных» товаров, проведённых в первой части этой книги, где мы рассматривали, что происходит, когда корпорации поставляют бесплатные товары, и когда правительства делают то же самое. В обоих случаях жёсткая схема собственности, управляемых прибылью рынков и корпораций, которым мы позволяем процветать, создаёт глубоко искажающую систему оценки мира.
/173/ Итак, где мы начнём восстанавливать равновесие рыночного общества? Как только мы решаем, что товарообменом управляют рыночные правила, становится невероятно трудно загнать джинна обратно в бутылку. Нейроэкономические и социологические исследования о необратимости денежных отношений подтверждают, что рынки могут быть социальным ядом. В самом деле, в тот день, когда вы оставляете любимой женщине деньги, в качестве платы за секс, становится днём, когда отношения заканчиваются. Перед нами стоит куда более трудная задача: не только обезопасить определённые отношения от денежной заразы, но и защитить правительства от корпоративной жадности, а права потребителей от фантазий наших политиков.
После террористических атак 11 сентября, не сумев придумать ничего лучше, президент Буш призывал американцев бороться с терроризмом, посещая магазины. Как будто утрату и горе можно залечить шопингом. К счастью, кроме философии Джорджа Буша, существуют и другие. Некоторые философии и религии пытались обратиться к угрозе разъедающей алчности. Одну из самых изощрённых попыток совершил буддизм, предложив освободить наше сердце из плена желаний. Основоположник буддийской экономики Э.Ф. Шумахер был коллегой Джона Мейнарда Кейнса, но после долгого отображения ранее существовавших теорий, популярно описал более жизнеспособную экономику в книге «Меньше — лучше: экономика как человеческая сущность».2 В основе буддийской экономики теория потребности и жадности, заметно отличающаяся от классической экономики. Буддизм имеет конкретную точку зрения на то, что значит быть человеком. Это значит подчиняться желаниям. Источник всех человеческих несчастий – привязанность. Сам Будда, родившись принцем, обнаружил, что богатство не принесло ему счастья. Поэтому он отказался от собственности и ушел в лес, чтобы жить в бедности. Но там выяснил, что и в бедности нет никакого счастья. Он пришел к пониманию, что существует Средний Путь, идущий между нищетой и гедонизмом. Будда не отвергает телесные удовольствия, но осознаёт, что страстная привязанность к ним источник страданий.3
/174/ Отсюда исходит «Буддийская теория ценности». Реальная ценность чего-то не в том, чтобы удовлетворить желание, страсть и тщеславие, а в том, чтобы обеспечить благополучие. Если об этом помнить, то мишура и безделушки, которые нам навязывает реклама: роскошные автомобили, модные телефоны и обувь – блекнут и теряют привлекательность.
Если бы это было всей суммой буддийского понимания, то возможно, единственным результатом был бы культ образа жизни, при котором мы выполняем ежедневные тренировки по уменьшению желаний. Такие упражнения были бы не бесполезны. Методы древнего Стоицизма – разновидность таких духовных упражнений, техника «Я есть».4 Но самое важное, буддизм снабжает нас пониманием необходимости перемен во внешнем мире.
/175/ Процветание происходит в социальном контексте. А заниматься социальным контекстом – это выполнять главную функцию: загонять джинна денежных ценностей обратно в бутылку. И развивать политику ценностей, которые приходят из особого проникновения в человеческую сущность. В Таиланде буддийские монахи поддерживают борьбу защитников окружающей среды (Таиландские леса – самые опустошенные на планете).5 В ходе выступлений протеста, они посвятили в духовный сан дерево бодхи, дерево той же породы, под которым Будда достиг просветления. Дерево стояло в вырубленном лесу, и остаткам этого леса угрожала большая дамба, от которой зависело выживание местной общины. Акт посвящения дерева, обёртывание его в оранжевые одежды, сделал заметнее его священные качества. Помазав дерево священным маслом, монахи критиковали потребительство: рынок существует внутри природы, а общество и природа могут и должны ограничить потребительство. Многие древние цивилизации давно уже сделали вывод, к которому лишь недавно пришли экологи: мы принадлежим Земле и не можем с неё эмигрировать.6 Конечно, признание, что рынок вложен в общество, а рыночное общество вложено в экологию, бросает вызов современному механизму ценностей. Может быть, по этой причине сам Далай Лама определился с предпочтительной экономической системой: «Я – монашествующий марксист и марксиствующий буддист», – провокационно заявил он на лекции в Индийском институте менеджмента. «Я принадлежу марксистскому лагерю, потому что в отличие от капитализма, марксизм является более нравственным. Марксизм, как идеология, заботится о благосостоянии своих работников и верит в распределение богатства среди народа в государстве».7
Взгляды Далай-ламы на экономическую справедливость не были широко обнародованы на Глобальном Севере. Там его изображали приятным, аполитичным и преисполненным мудрости, которая относится к потустороннему миру и не касается нашего мира. Но его экономическая позиция полностью совместима с буддизмом (и объявляет анафему тому, что поощряет правительство Китая, якобы марксистское). Это могло бы вызвать внутренний протест в Европе, и гораздо больше в Северной Америке, из-за устаревшего представления, будто быть марксистом означает хотеть, чтобы китайское и советское государство победили. То, что Далай-лама находит ценность в системе, от имени которой он преследовался, многое говорит и о нём, и о неправильном восприятии марксизма. Буддийские экономические и политические модели имеют подход к ценностям, весьма отличающийся от этики потребительства и актов голосования один раз в четыре года. Это такое государство, которое ежедневно участвует в политической практике управления ценностями, ресурсами и распределением.
СДЕЛАТЬ ДЕМОКРАТИЮ ДЕЙСТВУЮЩЕЙ
/176/ Нельзя недооценивать, как это будет трудно. Восстановить способность принуждать рыночное общество, восстановить право иметь права – это трудная работа. Поначалу это значит восстановить аппетит на конфликты. Это означает понимание, что некоторые объекты в частном секторе – часть проблемы, а не решения, и что им необходимо бросить вызов. Во всех философиях социальных перемен существует понятие антагонизма. И философия Махатмы Ганди не исключение, несколько перестроившее это понятие, с большой склонностью к молитвам и ладану. Хотя и ненасильственная, философия Ганди включает в себя противостояние и конфликт, правда, вежливое противостояние, но всё-таки противостояние. Общественные движения во всем мире, вдохновлённые принципом равенства, развили психологические инструменты, чтобы иметь дело с конфликтом.
Конечно, это угрожает существующему порядку, вот почему многие движения, о которых я говорил, от крестьян до обитателей трущоб, получили ярлык преступников и хулиганов. Превращение инакомыслящих в преступников, происходит не по взмаху волшебной палочки. Это происходит потому, что нынешнее рыночное общество имеет идеологию, при которой те, кто бросает вызов хрупкому согласию вокруг роли рынка, становятся нетерпимыми. Активист Эбби Хоффман однажды заметил: «Вы измеряете «демократию» свободой, которую она даёт диссидентам, но не той, которую имеют массы конформистов». При таком измерении, не много демократии вокруг.
/177/ Возьмите, например, случай с «Кингснортской шестёркой», группой из шести протестующих Гринписа, которые временно блокировали угольную электростанцию на Юго-востоке Англии, требуя положить конец правительственным планам строительства нового поколения подобных электростанций. Они хотели написать масляной краской на дымоходной трубе обращение к премьер-министру Гордон Брауну: «Гордон, покончи с этим!» В конце концов, им удалось написать только слово «Гордон», но чтобы его удалить, понадобилось тридцать тысяч фунтов, и активистов обвинили в преступном причинении ущерба. На суде они признали, что причинили ущерб электростанции, но сделали это, чтобы предотвратить ещё больший ущерб. Для такого случая в законе есть положение. Если вы взламываете дверь горящего дома, чтобы спасти находящихся внутри людей, то вы совершаете взлом с проникновением, чтобы предотвратить ещё больший ущерб. Когда присяжным представили доказательства вреда, причиняемого климатическими изменениями, происходящими в настоящее время (что закрытие этой электростанции на один день предотвратило ущерб человечеству приблизительно на 1,5 миллиона), присяжные согласились с защитой. «Кингснортская шестёрка» была оправдана, правительство Великобритании было вынуждено отступить, и это было даже провозглашено "Нью-Йорк Таймс", как столбовая идея 2008, изменяющая жизнь.
В процессе движения к более справедливому и экологичному миру, прямые воздействия на границы частной собственности от имени глобальной справедливости, несомненно, будут необходимы. Опять-таки это высказывание не является радикальным. Нобелевский лауреат Альберт Гор заметил, что «мы достигли стадии, когда наступает время для актов гражданского неповиновения, чтобы не допустить строительства новых угольных электростанций».8 Суд над «Кингснортской шестёркой» показал, какова сила «прямых действий». Лучшие образцы политического театра делают мир открытым: развлекают, обучают и агитируют одновременно, побуждая других людей действовать новыми, смелыми способами. Говоря о защитниках «Кингснортской шестёрки», не следует забывать о тех, кто сделал свой выбор на этом суде. Конечно, адвокаты, активисты и сочувствующие сыграли свою роль, но было двенадцать других, которые повернули реку вспять – присяжные заседатели.
/178/ В этой игре незначительных людей нет: изменение законного приговора зависело не от государственных бюрократов или бухгалтера энергетической компании, а от двенадцати обычных, безымянных мужчин и женщин. В дебатах этих присяжных, на своих собраниях, они проявили добродетели разума и свободы, оставив нам намёк, на что похожа настоящая демократия. Когда народ способен пересмотреть ценности.
Афинская демократия злоупотребляла публичностью. Сюрприз в том, что способ, каким действовала афинская демократия имел мало общего с одноимённой подделкой.9 В Афинах не было того, что мы называем выборами. Политикой управляла не группа самовыдвиженцев, рвущихся к власти, а участвовали все, вытягивая жребий, вместо выборов. Так избирались двенадцать групп, каждая группа по пятьсот человек, избранных по жребию, вместе эти 6000 человек управляли городом, каждая группа из 500 присяжных осуществляла судебные функции. Эксперты и адвокаты ограничивались ролью консультантов.
Идея выборов по жребию состояла в том, чтобы ни один гражданин не оказался исключённым из участия в коллективном правосудии. Афинский судебный процесс распространялся далеко за пределы зала суда, где сегодня остатки той системы апеллируют к двенадцати присяжным заседателям, выносящим судебное решение. Это можно и нужно распространить повсюду. Как доказывал Сирил Джеймс, в замечательном эссе 1956 года «Каждая кухарка может управлять»10, это можно и должно распространить повсюду. В отличие от сегодняшнего дня, когда демократия урезана до рутинной операции «раз в четыре года», Афиняне относились к своей политике серьезно. Слово «демократия» в те времена было синонимом слова isonomia – «равенство», а людей, не интересовавшихся демократией, называли idiots.11 Сегодня это означает всего лишь «идиоты», а в те времена это слово звучало куда крепче. Написанный Периклом гимн Афинской демократии похож на один из манифестов суверенитета, за который борются общественные движения:
/179/ «Подводя итог, Я заявляю, что наш город – пример для всей Греции. И я заявляю, что, по моему мнению, каждый наш гражданин, во всех многообразных аспектах жизни, способен показать себя законным господином и хозяином своей личности, и притом, с исключительным изяществом и многосторонностью».12
Вам не обязательно быть афинянином, чтобы практиковать демократию. Университет Вупперталя в Германии имеет группу планирования, а Центр Джефферсона в Миннеаполисе «политическое жюри», заседателями в которые набирают граждан по случайному принципу. Граждане выслушивают показания специалистов и принимают демократические решения, «с довольно последовательными результатами».13 В конечном счете, никакое движение не знает заранее, как строить исправно действующую демократию. Идея Дэна Мошенберга, что город расширяется в борьбе за него, и размышления Хана Донгфанга, как сделать первый прыжок, знакомы людям из джунглей Лакандон, мексиканского штата Чьяпас. Там сапатисты сколачивают новый вид демократии. Ошибки, которые делаются по пути, – часть процесса демократизации. Этот процесс даже название имеет: Preguritando Caminamos! – «Позовите, и мы придём!» Чтобы посмотреть, как он действует, я летал в Мексику.
Там я увидел множество масок. В аэропорту Мехико все носили голубые хирургические маски. Такую же мне вручил солдат, и, демонстрируя своё оружие, сказал: «Будет лучше, если вы наденет эту маску». Мы защищались друг от друга. Каждый прилетевший мог оказаться носителем свиного гриппа: только что началась вспышка заболевания. Маски были самым заметным признаком того, что Мексика переживала массовые экстерналии (побочные эффекты) во всём, что имело отношение к пище, и эти экстерналии скоро должны будут распространиться далеко за границы Мексики.
/180/ Хотя об этом не сообщалось в англоязычных СМИ,14 мексиканская пресса писала об ужасающем состоянии здоровья работников «Граньяс Карол», филиала крупнейшей мясо-упаковочной корпорации «Смитфилд», США.15 При участии этой компании, в городе Ла Глория, Мексика, убивают почти миллион свиней в год.16 Именно здесь, 30 марта 2009,17 почти за месяц до эпидемии, медики официально зарегистрировали первый случай заболевания свиным гриппом. Вирус, который обнаруживают сейчас в Мексике и на юге США, новый вирус H1N1, это та самая разновидность, которая передаётся от свиней к людям.
Корпорация «Смитфилд» настаивает, что неоднократно проверяла своих свиней и установила, что у них не было этого вируса, но «Нью-Йорк Таймс» сообщает о скептическом отношении ветеринарных экспертов по поводу того, была ли эта проверка добросовестной. Сыграла ли фабрика Смитфилд свою роль в эпидемии – это по-прежнему эпидемиологический вопрос, и некоторые федеральные чиновники заявили, что болезнь впервые появилась в Азии, а не в Мексике. Однако своего рода тюремное обращение с животными остаётся весьма вероятным местом возникновения болезни.18
А пока что, каждый человек в общественном месте Мехико был обязан носить голубую маску. Самой опасной частью нашего тела оказался рот.19 Но моей целью было не Мехико, а самый южный штат страны, Чьяпас. Там я увидел совсем другие маски, когда познакомился с сапатистами, группой партизан, объявивших войну мексиканскому правительству в 1994 году. Вот как их прокламация формулировала состояние дел в этом самом южном углу Мексики за последние 500 лет:
«Мы – результат пятисотлетней борьбы, сначала против рабства, а затем против Испании, во время войны за независимость, во главе с повстанцами. Затем в борьбе, чтобы не оказаться поглощёнными американским империализмом, чтобы провозгласить свою конституцию, изгнать французскую империю с нашей земли. А затем диктатор Порфирио Диас не позволил нам справедливо пользоваться «Законами о реформе» и народ восстал. И тогда появились такие лидеры, как Вилла и Сапата, бедняки, такие же, как мы. Нам отказали даже в праве учиться в начальной школе, чтобы использовать нас, как пушечное мясо и грабить богатства нашей страны. Их не заботит то, что у нас нет ничего, совсем ничего, даже крыши над головой, нет ни земли, ни работы, ни медицины, ни еды, ни образования. У нас нет возможности свободно и демократично избирать своих политических представителей, нет независимости от иностранцев, нет мира и справедливости для нас и наших детей».20
/181/ За пятнадцать лет с момента появления этой декларации, они отвоевали землю, по некоторым оценкам, полмиллиона акров,21 построили первые пункты медицинской помощи, создали школы для десятков тысяч людей на своей «освобождённой» территории. Но их самой большой победой стало то, что они провозгласили экспериментом в правосудии и демократии. Эксперимент оказался весьма успешным. Я приехал в Чьяпас, чтобы поговорить с представителями «Хунтас де буэн гобиерно» («Совет порядочного правительства» или кратко «Хунтас»). Когда я встретился с ними, они были одеты в исписанные лыжные маски.
Одно объяснение вполне очевидно: они не хотят быть схваченными мексиканским правительством. А такая участь становится всё более вероятной в связи с недавним наступлением вооруженных сил на Чьяпас. Но и есть другое объяснение маскам. Основа демократии сапатистов – деревня с населением в пятнадцать – сто семей. Они проводят регулярные собрания, на которые разрешается приходить всем и где каждого поощряют выступить. На собрании деревня назначает двух, иногда четырёх ответственных, мужчин и женщин в равной пропорции, которые действуют, как местная власть и как представители в региональном муниципалитете (приблизительно от пятнадцати – ста деревень). Вместе эти муниципалитеты выбирают представителей от всех деревень для их «Совета порядочного правительства» (Хунтас), которых всего пять на всей территории, контролируемой сапатистами. Будучи избранными, люди покидают свои деревни, чтобы служить в штабе Хунтас на протяжении одной недели из каждых шести, в течение трёх лет. После этого они никогда не будут служить снова. При постоянной ротации кадров, при постоянной смене лиц, функции Хунтас остаются теми же самыми.
/182/ Собрание в лыжных масках – признак того, что местные жители участвуют в демократии без её самого заразного симптома – выборов. Вместо того чтобы сидеть в отдельных кабинетах с кондиционерами, напротив своего собственного огромного портрета, эти демократические чиновники служат своим общинам анонимно, скрывая свои лица под масками должностей, которые они приняли. Лыжные маски служат ещё одной политической цели. Это напоминание, что посещая Хунтас, вы не должны видеть там ни одного конкретного человека: вы приехали, чтобы встретиться с народом. Маски демонстрируют, что самое важное лицо в этом кабинете – ваше. Несмотря на это, у них есть ответственность: Хунтас иногда публикуют «денунсиас» открытые письма, осуждающие нарушения в области прав человека, как они сделали недавно, когда мексиканская армия, предположительно ища поля марихуаны, в ходе «войны с наркотиками», уничтожила главное пшеничное поле общины вблизи города Лакарруча. В таких случаях члены Хунтас подписываются своими настоящими именами, но во время работы, маска – их должностной костюм. При въезде на территорию сапатистов всегда висит плакат с надписью «Esta usted en territorio rebelde Zapatista. A qui manda el pueblo y el gobierno obedece». «Вы на территории бунтаря Сапаты. Здесь народ правит, а государство повинуется». Это создаёт контраст с хорошо известной коррумпированностью мексиканской правящей партии, ИРП (Институционно-революционная партия), которая, вопреки своему названию, больше равняется на Республиканскую партию США, или партию британских Консерваторов. Как объяснил один член Хунтас, «В Мехико федеральное правительство старается купить ваш голос, ИРП раздаёт газированную воду, чтобы купить вашу совесть. А здесь мы даже не получаем зарплату, мы работаем потому, что нас выбрали». Они изо всех сил старались подчеркнуть, что оказались у власти не по своему выбору. Пока они работают в штабе Хунтас, им приходится искать кого-то, кто позаботится об их полях и детях, но все, без исключения, говорили, что это важная работа.
/183/ Брать интервью у Хунтас – дело необычное. Имена, возрасты, профессии, личные мнения – запрещены, потому что неуместны (смотри выше). Меня просили представить список вопросов, они конфиденциально обсудили коллективные ответы, и я был приглашен услышать то, что все члены Хунтас признали правильными ответами. В названии пяти штабов Хунтас есть скрытый смысл: «Каракол» – улитка. Я спросил одного из Хунтас, почему так? – «По трём причинам. Во-первых, улитка продвигается медленно, но верно. Во-вторых, наши предки дудели в раковины, чтобы созвать собрание. И, в-третьих, форма раковины показывает, как информация входит и выходит из улитки, так мы работаем: выслушиваем и высказываемся».
Знакомые с движением «Слоуфуд» (Медленное Питание), увидят здесь некую аналогию. Поспешность, которую внёс в питание капитализм, слоуфуд отвергает, настаивая на том, что пищу следует производить в гармонии с окружающей средой и с уважением к работникам, её производящим. Не «фастфуд», быстрое питание, а «слоуфуд», Медленное Питание. Если вы когда-нибудь пробовали Медленное Питание, то знаете, что оно может стать необыкновенным переживанием, возвышенным и преображающим. Хотя движение Слоуфуд имеет репутацию клуба для среднего класса, его генетика радикальна, и резонирует с генетикой сапатистов: она разделяет понимание, что каждый человек имеет право участвовать во владении окружающим миром, и что подлинная демократия требует времени. Вот как шутят о сапатистах:
«Вопрос: Сколько нужно сапатистам, чтобы заменить перегоревшую лампочку?
Ответ: Зайдите через две недели».
/184/ То, что практикуют сапатисты – это медленная политика. Посетителей и неправительственные организации, пытающихся работать с сапатистами, могут немного беспокоить процесс постоянных консультаций, обсуждений и обдумываний. Это кажется неэффективным и неправительственные организации расстраиваются, когда им приходится ждать, но лишь потому, что ошибаются в оценке времени. Неверно думать, что правительство сапатистов неспособно быстро реагировать. Вы бы не захотели, чтобы скорая помощь работала на совещательном принципе. И сапатисты имеют две машины скорой помощи и клинику, которые обеспечивают быстрое и всеобщее обслуживание. Но политические и судебные решения требуют времени. Вам бы не понравился поспешный суд над преступлением, который урезал бы выступления свидетелей, ради вынесения скорого приговора, а с политикой то же самое. Скорая помощь быстрая. Восстание требует больше времени.ыы
Этот пункт прозвучал для меня довольно ясно: «Народ знает, что мы объявили войну пятнадцать лет назад», – сказал один из скрытых под маской мужчин, – «Но народ знает, что война с перестрелками длилась всего двенадцать дней. Намного более важной была политическая война. Требуется время, чтобы построить среднюю школу, а сначала мы должны были построить начальные школы. Так не бывает, чтобы всё и сразу. Требуется время, чтобы найти форму».
И опять-таки форма не очевидна, и её не найти с наскока. «Мы не знали, что нам делать», – сказала женщина, по глазам которой можно было предположить, что ей лет тридцать. – «Мы не знали, что такое правление, как наше, вообще возможно. Но мы на деле показали, что это возможно». То, что этот процесс протекает лучше, если люди тратят на него больше времени, лишь недавно обнаружено психологами и поведенческими экономистами. В одной газете исследователи цитируют автобиографию Генри Форда, где он заявляет, что «отходы времени отличаются от материальных отходов: время нельзя утилизировать».22 Экономисты доказали, а сапатисты знают на опыте, что при хорошо структурированной системе, вы можете построить большое доверие между участниками, проводя время вместе.
/185/ Хунтас были настолько успешны в совещательной демократии, что мексиканцы, не сапатисты, ищут их совета. Сапатисты принимают любого. Настолько высока их репутация беспристрастного суждения, что их руководству доверяют и граждане и государство, чтобы рассудить тяжбы от разводов до крупных хищений. Совету Хунтас местные жители доверяют больше, чем федеральной системе суда, где судебное решение будет принято в зависимости от того, какая сторона больше способна подкупить судебных чиновников.23 Правосудие, предлагаемое сапатистами, – это скорее преображающее правосудие, чем карающее. Есть тюрьма, которая главным образом используется для наркоманов, но лишение свободы не решение для большинства проблем. Виды наказаний, которые Хунтас рекомендуют: предупреждения, дежурства, общественно-полезные работы. Был случай, когда рассматривалась кража 40000$ с грузовика, который вёз зарплату для местных госслужащих. Хунтас сначала разыскали грабителей, вынудили их вернуть деньги государству, а затем вынесли приговор. Было решено, что отправить их в тюрьму – значит навредить их семьям, которые будут вынуждены работать в поле без рабочей силы этих грабителей. В результате, их приговорили к 365 дням общественных работ, и половину этого времени отработать на семейных полях, а остальное время – в коммунальных службах. Конечно, это, как небо и земля, по сравнению с тюремной индустрией США, которая ведёт мир в тюрьму под лозунгом «общественной безопасности».
Кроме того, Хунтас участвуют в жизни общины, решая, как распределить ресурсы земли, которую они конфисковали у крупных землевладельцев. Сбалансировать экономические потребности общины со способностью экосистемы их выдержать – тонкое искусство. Хунтас налагают ограничения на вырубку здоровых деревьев (и если вырубка необходима, то вместо каждого срубленного дерева, следует посадить три новых). Доходы делятся между общинами и Хунтас.24 Другой штаб Хунтас обнаружил уменьшение урожаев на земле, куда они были загнаны мексиканским правительством. Традиционные методы создания плодородной почвы предлагают оставлять землю на много лет под паром, но государство урезало количество доступной территории, в результате сельское хозяйство пришлось сделать более интенсивным. Фермеры применили технологии «зелёной революции», используя специальные семена и удобрения, и через несколько лет их почва полностью истощилась. Видя необходимость сельскохозяйственной системы, которая будучи интенсивной, не убивает почву, Хунтас начали собственные агроэкологические исследования и обслуживание экстерналий, чтобы научить своих граждан, как заниматься сельским хозяйством в гармонии с окружающей средой и ресурсами. Как сказал один из членов Хунтас, «Мы вышли из природы, и знаем, что не сможем без неё жить».
/186/ Экологические ограничения и растущая агрессия мексиканских военных делают жизнь трудной. «Экономическая ситуация не хороша и, да, молодые люди уезжают. А когда возвращаются, они уже другие: не уважают ни старших, ни ровесников»,– сказал пожилой член Хунтас. – «Правительственные чиновники знают, что если мы хорошо организованы, то опасны для них. И поэтому стараются смутить и дезориентировать нашу молодёжь». Хунтас предлагает, что лучшее оружие против этого вида дезориентации – пусть сам народ станет своим правительством, вместо того, чтобы просто выступить против правительства и оставлять управление другим. Это требует и физического управления ресурсами, и постоянного диалога о том, как община должна управлять ими.
Сапатисты тоже знают, что самая опасная часть тела – наши рты.
ПРЕОДОЛЕНИЕ СЛЕПОТЫ АНТОНА
Демократия сапатистов делает наши взгляды устаревшими и пустыми. Наша версия демократии весьма удалилась от Афин: не столько демократия, сколько жалобакратия или искократия: средство высвобождения государственного кресла, когда должностное лицо становится слишком неприятным. Нынешняя пустота демократической политики объясняет, почему в избирательных компаниях от Мехико до Южной Африки народ голосует «Ни за кого». «Нет земли, нет жилья – значит, нет голосов!» Реальный, подлинный контроль над властью – не то, что многие из нас когда-либо действительно видели: мы пострадали от слепоты, думая, что пользуемся тем, что нам только пообещали.
/187/ Необходимость поставить под контроль рынки, требует, чтобы мы подчинили правительства и корпорации, и есть способы, но все эти способы требуют, чтобы мы преодолели не только нашу экономическую слепоту, но и нашу политическую слепоту. Если мы намерены процветать и спасти планету от разрушительных сил, мы должны освободиться от слепоты.
В романе Чака Паланика «Бойцовский клуб», первое и второе правило – не рассказывать о бойцовском клубе. Кардинальное правило подлинной демократии – то, что вы должны говорить о ней. Она нуждается во встречах, на которых люди могут сформировать условия, которыми определяются ценность и цены. Участие в этих собраниях – не то, чему вас учили в школе. Китайские рабочие, обитатели трущобы и хакеры – все заметили, что умение быть демократичными гражданами они приобрели по ходу дела. Этому ремеслу не трудно научиться - просто наше рыночное общество считало его излишним. Школа учит, как быть производительным, следовать инструкциям и реагировать на управляющие команды. Последняя вещь, которую сегодняшние стандартизированные тесты поощряют – здравый опрос о том, как управлять собой. Министр просвещения администрации Обамы, Арн Дункан, согласился со своим портфолио: «Есть реальное ощущение острой необходимости. Мы должны преподавать пути к лучшей экономике».25 Что предлагает политика суверенитета – то, что каждый может быть учителем и предпринимателем перемен, движимых чем-то иным, нежели прибыль.26
Не то, чтобы собрания сапатистов всегда захватывающе интересны. Эбби Хоффман (пишущая под псевдонимом «Независимая»), имевшая богатый опыт участия в собраниях, описывала их так: информация, медитация, переживание, веселуха, вера, репетиция и драма, но кроме того,– «словесный понос…собрания – это боль в заднице». Но собрание – это место, на котором мы можем установить правила, чтобы, когда встречаются спрос и предложение, последствия не были столь разрушительными.27
/188/ Взяв всё, что может, из социологии общин, подлинная демократия, похоже, меняет наше отношение к окружающему миру: от частного собственника к попечителю общественных благ. Это не призыв отказаться от всей собственности: личная собственность важна, и никому не надо от неё отказываться, в пределах разумного. И это не призыв отбросить рынки: рынки – хороший способ децентрализации решений, и трудно вообразить действующую демократию, где люди свободны, при этом не имеют рынков. Британский экономист Диана Элсон указывает, что даже Утопические общины создают своего рода рынок, а инструментами чистого обмена в системе бартера трудно управлять. Поэтому демократически контролируемые рынки облегчают обмен, оставляя открытое пространство для обработки и настройки цен внутри этих рынков. Что следует ущемить у рынков – навсегда отказаться от жажды экспансии и прибыли, которая привели нас к порогу экологической катастрофы. Что следует ущемить у нас – веру, что рынки – единственный способ оценивать наш мир.
Развивая уважение к ценностям окружающего мира, мы должны понять, что ничто не совершенно: община может потерпеть неудачу, и сама демократия нуждается в подстраховке. Права человека жизненно важны, и хотя процесс, посредством которого они вошли в обращение, возможно, был порочным, сама идея прав человека обрела жизнь. Эти права требуют равноправия не только внутри страны, но и в международных отношениях. Права человека превращаются в обязательство богатых стран вернуть долги бедным странам (и, разумеется, аннулировать долги бедных стран перед богатыми). К чему это ведёт – не рыночный социализм, а то, что Диана Элсон называет социализированным рынком. Если вам не нравится её термин, может быть, Поланьи больше подойдёт для нашей эпохи: думайте о них, как о перевоплотившихся рынках, рынках, движимых потребностями, а не прибылью.28
/189/ Есть много преград на пути к более справедливому и более милосердному обществу. Концентрация богатства и власти в руках нескольких человек и экономических организмов, препятствует успешной демократии. В чём мы нуждаемся – так это в более пластичной идее собственности, такой, в которой собственность и рынки подчиняются демократическим интересам справедливости и экологичности. Это как раз то, что практикует движение за бесплатное программное обеспечение: взлом рыночного общества, и передача власти в руки всех и каждого. А ещё их пример показывает, что демократия – это не то, что приходит в результате прямого преследования. Алиби «за демократию» лицензировало огромное количество антидемократической политики от Ирака до Афганистана. Но что объединяет бесплатный софт, продовольственный суверенитет и политику обитателей трущоб? Это идея, что активная и всеобщая демократия действует не ради себя, а как наилучший способ распределения мировых богатств.
Основательное движение к более экологичной и справедливой экономике уже происходит, и не только на полях и в трущобах Глобального Юга, но и в самых что ни на есть капиталистических странах всего мира. Несмотря на (причинённое самим себе) насилие, от которого пострадало профсоюзное движение США, некоторые рабочие взяли под контроль свои рабочие места. Когда сами работники и владеют, и участвуют в управлении своими корпорациями, эти фирмы действуют гораздо лучше, чем те, которыми управляют хозяева, не работающие на них.29 Кредитные союзы выгодны для их владельцев, а владелец – каждый, кто вложил свои деньги в общую кассу. Кредитные ставки выше для тех, кто сберегает и ниже для заёмщиков; кредитный союз отзывчивее к требованиям общины, и, похоже, меньше подвергается мукам финансового кризиса.
Есть малые каждодневные примеры того, как люди встречаются, сотрудничают, делятся и отдают вещи на общее благо. Движение за бесплатное программное обеспечение – один из таких примеров и гораздо лучше, чем контрастирующие с ним примеры «бесплатного». Этот открытый подход может работать в реальном мире. Возвращаясь к тенденции, обсужденной ранее, следует сказать, что многие общины теряют свои местные газеты. В муниципальном округе Карбондэйл, штат Колорадо, местный сельский еженедельник, «Журнал Долины», перестал издаваться в феврале 2009 г. Маленькая группа граждан решила создать ему замену, потому что, по словам одного из основателей, «Только сидеть и скулить о том, что наша газета умерла – значит валять дурака».30 Конечно, эта разновидность добровольной деятельности. В борьбе за финансирование, издательский коллектив ищет любой и всяческой спонсорской поддержки. Как выразился один член местной торговой палаты, «Каждый город должен иметь парк, библиотеку и газету». Это вызывает вопрос, откуда же могут поступать средства? Парками и библиотеками вообще не управляют фонды или отдельные спонсоры. Ими управляют через общественное финансирование, и почему бы такие важные центры общественной жизни не финансировать через общественные фонды, как это было в годы прошлой депрессии?
/190/ Но для того, чтобы это произошло, мы должны исправить свои представления, как о демократии, так и об экономике. Нам следует понять, что главный изъян в представлениях – будто эти двое могут существовать отдельно. Это значит рассказать нам совсем другую историю, вместо фантазий о свободном рынке. Давайте вернёмся к аналогии со слепотой Антона, которая, признаю, не первая медицинская метафора об экономике. Существует история сравнений с болезнью и лечением при рассуждениях о широком мире, особенно когда мир кажется больным.31 Два самых ранних теоретика денег использовали сравнение с безумием. Джон Локк был не только идейным отцом современного либерального капитализма, но также известным врачом. Он развивал спорную теорию безумия, которая применялась в медицинских и экономических контекстах. В отличие от своих современников, Локк не расценивал безумие как признак неспособности сумасшедшего к мышлению, а скорее как то, что их разум обманут «дурным влиянием». Для Локка лечение означало собрать сломанный ум, иногда буквально, чтобы его можно было переобучить. Этот совет он распространял на сломанные экономические системы. В эпоху Локка, великий кризис ценности состоял в падении ценности денег: монетные дворы, фальшивомонетчики, и мошенники разных сортов обрезали края серебряных монет так, чтобы их номинальная стоимость (выбитая на поверхности) была на 30-50% больше, чем их реальная ценность. «Это не удивительно, что цена и ценность перепутана и сомнительна, ведь потеряна сама мера. Поскольку у нас нет настоящих денег, мы не можем правильно определить ценность и цену вещей нашими сомнительными, подрезанными деньгами».32 Он предложил правительству такое решение: взять монету, утверждавшую, что она, скажем, 10 унций серебра, и перечеканить её в точные 7 унций. Превращая монеты в средство переобучения, чтобы исправить безумие фальшивой валюты, Локк связал безумие с деньгами.
/191/ Джон Мейнард Кейнс считал экономиста особого рода врачом, который исцеляет экономику, и предписывает профилактический режим для сохранения её здоровья. По его словам, «Если бы экономисты приучили себя мыслить, как скромные, компетентные люди, вроде дантистов, это было бы великолепно!»33 Эта модель, по которой богачи диагностируют проблемы экономики, по-прежнему оставляет лечение экономических заболеваний в руках немногих социальных хирургов.
Наоми Кляйн в книге «Доктрина шока: расцвет капитализма катастроф» показала, как эту логику возобновили ортодоксы свободного рынка, которые черпали вдохновение в методах электрошока, применявшегося для лечения психических расстройств. Переход от электрошока в психиатрии, к шоковой терапии свободных рынков, то, что мы до сих пор ощущаем, имеет болезненно длинную историю.
Аналогия со слепотой Антона – не призыв к армии невропатологов вылечить нас. Определённо, нет лекарства от болезненной веры в то, что вы способны видеть, когда на самом деле, не способны. Пациенты должны научиться не доверять тому, что они видят в своём воображении, развивать способы жить без зрения, полагаясь на другие чувства, и других людей, чтобы жить полной жизнью. Вместо того чтобы надеяться вылечить неправильные цены, нам следует понять, что цены дают лишь расплывчатое представление о приоритетах и возможностях. Мы никогда не сможем ясно увидеть мир сквозь очки рынка. Но это не плохо. Вооружившись этим знанием, мы сможем научиться пользоваться другими органами чувств, и узнать мир по-другому. То же самое должно произойти с нашим подходом к экономике и обществу. Нас приучили рассуждать только в категории цены на всё и вся. Но этот подход нас подвёл. Мы вынуждены признать, что цены не являются верными ориентирами. И только после того, как перестанем разглагольствовать о ценах, мы окажемся на пути к выздоровлению.
/192/ Дискуссия, регулирование, доверие, воздержанность и щедрость – способы исправить то, что рынок отнял у нас в психологическом отношении. Если мы будем тренировать эти способности, как предлагает политический философ из Гарварда, Майкл Сандел, они станут сильнее. Что уводит нас от вопроса, как натренировать наши политические мускулы. Все активисты в этой книге сказали, что нет никакой гарантии, что мы преодолеем этот путь, только лишь передвигая ноги. А нам вот что нужно будет сделать: противостоять неравенствам во власти, особенно порожденным искусственными людьми – корпорациями и правительствами, которые окружают нас. Это будет, несомненно, означать прямые действия, чтобы сделать мир более справедливым. Если перспектива выглядит удручающей, как и есть, то это – анафема политике терпения и пассивности, в которую нас приучали верить. Преодоление иллюзий не бывает лёгким. Чтобы увидеть сквозь туманы рынка, нам следует экспериментировать со способами совместного использования, и с ограничениями того, как мы накапливаем богатства. Это означает национализацию таких вещей, как медицина и банковская система.34 В других случаях, это означает развивать новые способы распределения и нормирования. И в любом случае, это включает в себя строительство общности, которая уважает права человека, помогая нам оценивать мир по-другому.
/193/ Разговор о развитии наших притупившихся способностей мог бы напомнить научную фантастику, или «применение Великой Силы» из «Звёздных войн». Октавия Батлер, одна из немногих афроамериканских писательниц научной фантастики защищала своё ремесло способом, который подходит и нам. Отвечая на вопрос, «Какая польза чернокожим от научной фантастики?» она писала:
«Какая польза в том, что научная фантастика размышляет о настоящем, прошлом и будущем? Чего хорошего от её склонности предугадывать и рассматривать альтернативные способы мышления и действия? Какая польза от её исследования возможных последствий науки и техники, общественного устройства и политических движений? В своих лучших проявлениях, научная фантастика стимулирует воображение и творческий потенциал. Она выводит писателя и читателя из узких шаблонов того, как якобы «все» действуют, думают и говорят, о том, что якобы «наверняка» должно случиться в этом году.
И какая польза от всего этого чернокожим?»35
Чтобы исправлять политику, нам тоже понадобится больше воображения, творчества и храбрости. Не следует забывать, что победы демократии достаются не из урны для избирательных бюллетеней, а из обстоятельств, осуществляющих демократию: равенство, ответственность, и политические возможности. Следует понять, что наше индивидуальное и коллективное счастье всего лишь повреждено превращением нас в чудовище Гринспена. Ролью, играть которую нас приучали с детства, когда крестили потребительской культурой и обременяли материальными желаниями до самой смерти. Жизнеспособное, экологичное будущее нуждается в рынках, но таких, которые решительно поставлены на место. Так, чтобы желания, страсти и ресурсы, которые несколько человек способны извлечь из рынков, не продолжали вредить остальному обществу и всей планете. Мы должны рассматривать ценности и распоряжаться миром демократичнее. Осознать, что собственность и государство могут оказаться искусственными суррогатами в гораздо большей мере, чем мы считали допустимым. В конечном счете, это станет коллективным предприятием, крепким, но неизмеримо более полезным, чем сегодняшнее рыночное общество. Наше счастье нельзя найти в результате одиночного поиска. А только в результате свободы жить сообща, участвуя в демократической политике, которая поможет нам ценить наше общее будущее.
1. ИЗЪЯН
1. Alan Greenspan, "Testimony of Dr. Alan Greenspan to the Committee of Government Oversight and Reform, October 23, 2008," http://oversight.house.gov/documents/20081023100438.pdf.
2. Edward Luce and Chrystia Freeland, "Summers Calls for Boost to Demand," Financial Times, March 9, 2009.
3. Time, "10 Questions for Jim Cramer," May 14, 2009.
4. Если помните, новелла Франца Кафки «Превращение» начинается с того, что Замза просыпается и видит себя жуком, это верно. Но в оригинале Замза превращается в то, что названо немецким словом Ungeziefer, которое переводится, как «паразит». Переводчики взяли на себя смелость перевести это слово, как «нечто шестиногое». Владимир Набоков в знаменитом эссе предположил, что под спинным панцирем Замза имеет крылья, но не знает этого: «На мой взгляд, это хороший повод, чтобы ценить свою жизнь. Некоторые Джорджи, Джоны и Джеймсы не знают, что у них есть крылья». Vladimir Vladimirovich Nabokov and Fredson Bowers, Vladimir Nabokov: Lectures on Literature (London: Weidenfeld and Nicolson, 1980), 259.
5. Эту бухгалтерскую практику, как ни смешно, предложила «Комиссия по ценным бумагам и биржам США», чтобы «защитить инвесторов». Эта же техника бухгалтерского учёта широко применялась в мошенничестве «Энрон корпорейшн» и виновата в крахе фонда «Long-Term Capital Management».
6. Sanford J. Grossman and Joseph E. Stiglitz, "On the Impossibility of Informationally Efficient Markets," The American Economic Review 70, no. 3 (1980).
7. Теперь поведенческие экономисты пытаются исправить эти модели, учитывая тот факт, что инвесторы могут быть нелогичными. Это отражает привычку данной дисциплины: когда финансовые модели терпят неудачу, экономисты продолжают считать, что модели были прекрасными, а вот люди испорчены. Реальная жизнь вносит перемены, их стараются учесть в моделях, называя «неоднородностями». Эта дисциплина пытается прогнозировать поведение нелогичных людей, под влиянием несовершенной информации, на несовершенных рынках.
8. Подробнее, смотрите: Justin Fox, The Myth of the Rational Market: A History of Risk, Reward, and Delusion on Wall Street (New York: HarperBusiness, 2009).
9. Greg Farrell and Sarah O'Connor, "Goldman Sachs Staff Set for Record Pay," FT.Com, July 15, 2009.
10. Andrew Clark, "Indiana Tries to Halt Chrysler Deal " Guardian, April 6, 2009; Matt Taibbi, "The Great American Bubble Machine," Rolling Stone, July 2009.
11. Nassim Nicholas Taleb, "Ten Principles for a Black Swan-Proof World," Financial Times, April 8, 2009.
12. Аналитик, серьёзно претендовавший на предвидение этого – социолог Джованни Арриги, умерший вскоре после публикации своей книги «Долгий двадцатый век. Деньги, власть и истоки нашего времени». Автор утверждал, что капитализм прорывается вперёд в эти периоды финансового кризиса. Сростаясь с правительством, финансовый капитал крушит всех остальных, кто смел подняться. Так действовали сначал генуэзцы (1340-1630 г.г.), потом голландцы (1560-1780 г.г.), затем британцы (1740-1930 г.г.), а теперь американцы (начиная приблизительно с 1870-х). Закончив свою книгу в 1994 году, Джованни Арриги думал, что после краха экономической системы США, её приемником станет Япония. Но теперь главными международными финансовыми центрами стали Индия и Китай. А с появлением правящих многомиллиардных фондов, похоже, государства и финансы рекомбинировали новыми способами. Новый многополярный финансовый мир уже занимает своё место, но остаётся миром финансовых прихотей, где триллион долларов – всего лишь электронный кредит в радиоэфире, способный поднять или обрушить целые страны. Подробнее читайте: Giovanni Arrighi, The Long Twentieth Century: Money, Power and the Origins of Our Times (London: Verso, 1994).
13. Великая Депрессия, несомненно, сыграла большую роль в Европе и Северной Америке, но сегодня глобальная экономика сильнее объединена, чем это было восемьдесят лет назад, и вовлекает гораздо больше людей, поэтому масштаб нынешнего экономического кризиса намного больше.
14. Cited in Mark P. Mostert, "Useless Eaters: Disability as Genocidal Marker in Nazi Germany," The Journal of Special Education 36, no. 3 (2002).
15. Joseph E. Stiglitz and Linda Bilmes, The Three Trillion Dollar War: The True Cost of the Iraq Conflict, 1st ed. (New York: W. W. Norton, 2008), 138. Чтобы понять, почему международныне сравнения этого удручают, прочтите: Thomas Pogge and Sanjay G. Reddy, "How Not to Count the Poor," Social Science Research Network, October 29, 2005, http://ssrn.com/abstract=893159 (accessed December 6, 2007).
16. Millennium Ecosystem Assessment, Ecosystems and Human Well-Being: Synthesis (Washington, D.C.: Island Press, 2005).
17. Во что бы то ни стало мы должны сократить количество C02 в атмосфере ниже 350 частей на миллион. Разумные причины для этого вы найдёте здесь: George Monbiot, "If We Behave as If It's Too Late, Then Our Prophecy Is Bound to Come True," Guardian, March 17, 2009.
18. Взгляды Германа Дали на рост населения, включая «лицензию на рождение ребёнка» вызывают тревогу. О ещё более тревожной политике контроля народонаселения читайте здесь: Jacqueline Rorabeck Kasun, The War Against Population: The Economics and Ideology of World Population Control San Francisco: Ignatius Press, 1988.
19. Herman E. Daly, "In Defense of a Steady-State Economy," American Journal of Agricultural Economics 54, no. 5 (1972): 950-51.
20. Luke D. Kartsounis, Merle James-Galton and Gordon T. Plant, "Anton Syndrome, with Vivid Visual Hallucinations, Associated with Radiation Induced Leucoencephalopathy," Journal of Neurology, Neurosurgery, and Psychiatry (2009), http://jnnp.bmj com/cgi/content/short/jnnp.2008.151118vl.
21. V. S. Ramachandran and Diane Rogers-Ramachandran, "Denial of Disabilities in Anosognosia," Nature 382 (1996).
22. Albert O. Hirschman, Exit, Voice, and Loyalty: Responses to Decline in Firms, Organizations, and States (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1970).
23. Действительно, одна из идеологических функций современной экономической теории – спрятать это различие, подменить потребность прибылью, облегчая сооружение мира, в котором все продается.
2. СТАНОВЛЕНИЕ HOMO ECONOMICUS
1. John Stuart Mill, Essays on Some Unsettled Questions of Political Economy, 2nd ed. ([S.l.]: Longmans, Green, Reader, and Dyer, 1874), 144.
2. Там же., 145 (курсив добавлен).
3. Gary S. Becker, The Economic Approach to Human Behavior (Chicago: University of Chicago Press, 1976), 14 (italics in original).
4. Tore Frangsmyr, ed., Les Prix Nobel. The Nobel Prizes 1992 (Stockholm: Nobel Foundation, 1993).
5. Смотрите, в частности: Alexander Rosenberg, "Review Symposium: Can Economic Theory Explain Everything?," Philosophy of the Social Sciences 9, no. 4 (1979), для разумной дискуссии.
6. Gary S. Becker, "Competition and Democracy," Journal of Law and Economics 1 (1958): 106.
7. Gary S. Becker, "A Theory of Marriage: Part I," Journal of Political Economy 81 (1973): 819. Как заметили некоторые критики, Беккер предельно гетеронормативен: поскольку одна из транс-исторических целей женитьбы – иметь своих собственных детей, с кем-то противоположного пола, в семьях Беккера остаётся место только для натуралов. Критику Беккера по этому вопросу смотрите здесь: Friederike Haberman, Der homo oeconomicus und das Andere Hegemonie, Identität und Emanzipation, Feminist and Critical Political Economy 1 (Baden-Baden, Germany: Nomos 2008); Colin Danby, "Political Economy and the Closet: Heteronormativity in Feminist Economics" 13 no. 2 (2007), 29-53.
9. Gary S. Becker, A Treatise on the Family, enl. ed. (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1991), 117.
10. Смотрите: Barbara R. Bergmann, "Beckers Theory of the Family: Preposterous Conclusions," Feminist Economics 1, no. 1 (1995), for more.
12. Martin Brokenleg, "Native American Perspectives on Generosity," Reclaiming Children and Youth 8, no. 2 (1999).
13. Gerald Marwell and Ruth E. Ames, "Economists Free Ride, Does Anyone Else?: Experiments on the Provision of Public Goods, IV," Journal of Public Economics 15, no. 3 (1981). Сегодня среди экономистов идут дебаты, о том, что выпускники экономических ВУЗ-ов делают народ беднее. Самые убедительные аргументы говорят, да. А это опять сулит беду, если только портные глобальной экономической политики не отрежут сами себя от этой ткани: Robert H. Frank et al., "Do Economists Make Bad Citizens?," The Journal of Economic Perspectives (1986-1998) 10, no. 1 (1996).
14. Joseph Henrich et al., " 'Economic Man in Cross-Cultural Perspective: Behavioral Experiments in 15 Small-Scale Societies," Behavioral and Brain Sciences 28, no. 6 (2005).
15. Этот вывод всё-таки лучше, чем становление Homo economicus. Кроме того, он служит противовесом к явно затуманивающим (и скрыто расистским) рассуждениям о врождённой щедрости аборигенов, которая проникает в «альтернативную» западную культуру.
16. Edward Vul et al., "Puzzlingly High Correlations in fMRI Studies of Emotion, Personality, and Social Cognition," Perspectives on Psychological Science (forthcoming). Важная оговорка: Эксперименты, проведённые недавно в Йельском университете, обнаружили, что людей легко сбить с толку внушительно звучащей наукой. Исследователи вставляли слова "Сканирование головы, указывают что ... из-за фронтальной схемы лобных долей мозга, ответственных за самопознание..." в правильные и неправильные объяснения. Они обнаружили, что без предыдущего сканирования головы, люди довольно хорошо различали правильные и неправильные объяснения. Но стоило нейробиологам предложить сканирование коры головного мозга, как люди сдавались, позволяя экспериментаторам думать вместо них. Моя жена нейробиолог, и хотя опыт показывает, что я должен позволять ей думать вместо меня гораздо чаще, чем я позволяю, она тоже с недоверием относится к технике и выводам, сделанным её коллегами с помощью больших машин. Разрешающая способность магнитно-резонансной томографии (МРТ), настолько низкая, что по-настоящему трудно сказать, что происходит внутри наших голов. Это как любоваться «Монной Лизой» с расстояния в километр.
17. Jorge Moll et al., "Human Fronto-Mesolimbic Networks Guide Decisions About Charitable Donation," Proceedings of the National Academy of Sciences 103 (2006).
18. M. Bekoff, "Wild Justice and Fair Play: Cooperation, Forgiveness, and Morality in Animals," Biology and Philosophy 19, no. 4 (2004).
19. Frans B. M. de Waal, "How Selfish an Animal? The Case of Primate Cooperation," in Moral Markets: The Critical Role of Values in the Economy, ed. Paul Zak (Princeton: Princeton University Press, 2008), 69.
20. Смотрите: Sarah F. Brosnan, "Fairness and Other-Regarding Preferences in Nonhuman Primates," in Moral Markets, ed. Paul Zak.
21. Собак обучили подавать лапу в обмен на угощение. Одну собаку угостили просто так, на глазах у другой собаки, которой перед этим ничего не дали в обмен на поднятую лапу. После этого вторая собака отказалась сотрудничать. «Отсутствие награды вызывает отвращение к несправедливости у собак»: Friederike Range et al., "The Absence of Reward Induces Inequity Aversion in Dogs," Proceedings of the National Academy of Sciences 106, no. 1 (2009).
22. Смотрите: Ernst Fehr and Bettina Rockenbach, "Detrimental Effects of Sanctions on Human Altruism," Nature 422, no. 6928 (2003), cited in Samuel Bowles, "Policies Designed for Self-interested Citizens May Undermine 'The Moral Sentiments': Evidence from Economic Experiments," Science 320, no. 5883 (2008).
23. Becker, Economic Approach to Human Behavior, 132.
24. Адам Смит считал, что нет: «Когда провидение поделило землю между несколькими господствующими хозяевами, оно не забыло и не бросило тех, кто, казалось бы, не был учтён при дележе. Эти последние тоже обладают долей от того, что оно произоводит. В том, что составляет настоящее счастье человеческой жизни, они ни в каком отношении не ниже тех, кто, казалось бы, гораздо выше. В лёгкости тела и покое духа все ранги находятся примерно на одном уровне. И нищий, загорающий на солнце возле дороги, пользуется той безопасностью, за которую сражаются короли. Adam Smith, The Theory of Moral Sentiments (1759; repr., Oxford: Clarendon, 1976), part 4, chap. 1.
25. Carol Nickerson et al., "Zeroing in on the Dark Side of the American Dream: A Closer Look at the Negative Consequences of the Goal for Financial Success," Psychological Science 14, no. 6 (2003).
27. Abhishek Srivastava et al., "Money and Subjective Weil-Being: It's Not the Money, It's the Motives," Journal of Personality and Social Psychology 80, no. 6 (2001).
28. И всё-таки что здесь важно – это разрыв между счастьем и деньгами, а поскольку это так, рынки не могут быть лучшим способом максимального увеличения счастья. Вот, несколько математический, но, думаю, интригующий пример, предложенный Гавином Маккормиком. Вообразите, что Радхика и корпорация «Яблочный рынок» продают яблоки. Далее, представьте, что Радхика имеет собственный капитал 10$ (и одно яблоко), «Яблочный рынок» полностью принадлежит Биллу Бэйтсу (собственный капитал 10.000.000$ и много яблок), первым на рынок прибывает г. Джоунс (собственный капитал 10.000$ и ни одного яблока), чтобы купить завтрак. Если Радхика может продать своё яблого за 20 центов, то «Яблочный рынок» может сбить цену и продать за 10 центов, благодаря экономии за счёт массового производства. Тогда г. Джоунс (который был готов заплатить 50 центов) купит у Яблочного рынка. Измеренную в долларах, это производит максимальную выгоду в 40 центов. Но доллары – только представитель ценности, измеренные в ценностях, вещи выглядят совсем по-другому, потому что ценность этих 20 центов для Радхики (учитывая её капитал в 10$) была бы на много больше, чем 10 центов для хозяина «Яблочного рынка» (с его капиталом в 10.000.000$) плюс 10 центов г. Джоунса (с его капиталом 10.000$)
Точно так же, готовность заплатить – ужасный заменитель ценности. Предположим г. Бэйтс и Радхика оба умирают в разных пустынях. Давайте станем невероятно тупыми, и предположим, что их жизни не имеют другой ценности, кроме той, какое счастье им приносят их деньги. Таким образом, жизнь г. Бэйтса стоит (10 миллионов$) = 7 утилит, а жизнь Радхики стоит (10$) = 1 утилита. Далее представьте, что г. Джоунс может пойти и спасти их, совершив небольшое усилие, равное 0,1 утилиты. Если бы рынок имел дело с утилитами, то было бы ясно, что г. Джоунс должен спасти обоих, и они могли бы договориться о рыночной цене за спасение где-нибудь между 0,1 и 1,0 утилит. Но поскольку рынок имеет дело с долларами, то сделка не состоится: 0,1 утилиты для кого-нибудь с доходом мистера Джонса, равняется что-то около 2055$. Поскольку Радхика может торговаться своими несерьёзными 10$, а не более ценной 1 утилитой, то она не может купить спасение.
29. Arloc Sherman and Aviva Aron-Dine, New CBO Data Show Income Inequality Continues to Widen (Washington, D.C.: Center on Budget and Policy Priorities, 2007).
30. Robert H. Frank, Falling Behind: How Rising Inequality Harms the Middle Class, The Aaron Wildavsky Forum for Public Policy 4 (Berkeley: University of California Press, 2007).
31. United Nations Department of Economic and Social Affairs, The Inequality Predicament: Report on the World Social Situation 2005 [a/60/117/ Rev.l St/Esa/299] (New York: UNDESA, 2005).
32. William Langley, "Profile: The King of Bhutan," The Sunday Telegraphy November 9, 2008.
33. И это предполагает, что мы сравнивали подобное с подобным по международным данным ВВП, но мы этого не делали. Опять-таки, смотрите: Pogge and Reddy, "How Not to Count the Poor."
34. Juliet Michaelson et al., National Accounts of Well-Being: Bringing Real Wealth onto the Balance Sheet (London: New Economics Foundation, 2009).
35. James Konow and Joseph Earley, "The Hedonistic Paradox: Is Homo Economicus Happier?," Journal of Public Economics 92, no. 1-2 (2008).
36. John Stuart Mill, The Autobiography of John Stuart Mill (Sioux Falls, SD: NuVision Publications, 1997), 73.
37. Michel Foucault and Michel Senellart, The Birth of Biopolitics: Lectures at the College de France, 1978-79 (Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2008).
38. Datamonitor, Life Insurance: Global Industry Guide (London: Data- monitor: An Informa Business, 2009).
39. Viviana A. Rotman Zelizer, Morals and Markets: The Development of Life Insurance in the United States (New Brunswick, NJ: Transaction, 1983); Viviana A. Rotman Zelizer, Pricing the Priceless Child: The Changing Social Value of Children (New York: Basic, 1985).
3. КОРПОРАЦИЯ
1. Joel Bakan, The Corporation: The Pathological Pursuit of Profit and Power (New York: The New Press, 2004). Используя ту же идею, академик Линн Стоут применил подобную логику к вопросу Homo economicus, и пришел к такому же выводу: Lynn A. Stout, "Taking Conscience Seriously," in Moral Markets, ed. Paul Zak.
2. Michael Grunwald, "Monsanto Hid Decades of Pollution; PCBs Drenched Ala. Town, but No One Was Ever Told," Washington Post, January 1, 2002.
3. Wired, "The Future of Food: How Science Will Solve the Next Global Crises," October 28, 2008.
4. Nancy Dunne, "Why a Hamburger Should Cost 200 Dollars-The Call for Prices to Reflect Ecological Factors," Financial Times, January 12, 1994.
5. Alicia Harvie and Timothy A. Wise, "Sweetening the Pot: Implicit Subsidies to Corn Sweeteners and the U.S. Obesity Epidemic," in Policy Brief 09-01, Global Development and Environment Institute, Tufts University, 2009.
6. Environmental Working Group, "Corn Subsidies in the United States," Environmental Working Group's Farm Subsidies Database, 2009, http://farm .ewg.org/farm/progdetail.php?fips=00000&progcode=corn (accessed March 4, 2009).
7. Bureau of Labor Statistics, "Combined Food Preparation and Serving Workers, Including Fast Food," Occupational Employment and Wages, May 2007, http://www.bls.gov/oes/2007/may/oes353021.htm (accessed March 14, 2009).
8. SEIU, "SEIU Beyond the Bonuses: Tarp," 2009, http://www.seiu.org/ a/change-that-works/bank-of-america/beyond-the-bonuses-tarp.php (accessed March 4, 2009); Piet Van Lier, Public Benefits Subsidize Major Ohio Employers: A 2008 Update (Cleveland, OH: Policy Matters Ohio, 2008).
9. Смотрите: Tom Lotshaw,- "Working for Welfare," Marietta Register, January 6, 2009.
10. D. Barnard et al., "The Medical Costs Attributable to Meat Consumption," Preventive Medicine 24, no. 6 (1995).
11. Barry M. Popkin, "The Nutrition Transition and Its Health Implications in Lower-Income Countries," Public Health Nutrition 1, no. 1 (1998).
12. SEI, "Price Per Ton of Carbon Offset: Voluntary Carbon Offset Information Portal," Stockholm Environment Institute and the Tufts University Climate Initiative, 2009, http://www.tufts.edu/tie/carbonoffsets/price. htm (accessed March 5, 2009).
13. Weiqi Chen et al., "Estimation of Environmental Cost Incurred by Pesticide Application in Coastal Agricultural Region and Management Measures," Environmental Informatics Archives 4 (2006),
14. Jules N. Pretty et al., "A Preliminary Assessment of the Environmental Costs of the Eutrophication of Fresh Waters in England and Wales" (paper, Centre for Environment and Society and Department of Biological Sciences, University of Essex, Colchester, UK, 2002).
15. Смотрите: Partha Dasgupta, "Comments on the Stern Reviews Economics of Climate Change" (comments were prepared for a seminar on the Stern Reviews Economics of Climate Change, organized by the Foundation for Science and Technology at the Royal Society, London, on November 8, 2006; available from www.econ.cam.ac.uk/faculty/dasgupta/STERN.pdf.)
16. Erin M. Tegtmeier and Michael D. Duffy, "External Costs of Agricultural Production in the United States," International Journal of Agricultural Sustainability 2 (2004).
17. J. N. Pretty et al., "An Assessment of the Total External Costs of UK Agriculture," Agricultural Systems 65, no. 2 (2000).
18. Economist, "A Survey of China's Quest for Resources: Negative Externalities," Economist Special Reports, March 13, 2008.
19. Peoples Daily Online, "Desertification Causes Yearly Loss of 54 Billion Yuan in China," November 26, 2008.
21. Pacific Institute, "Reign of Sand: Inner Mongolia. A Vast Chinese Grassland, a Way of Life Turns to Dust," Circle of Blue, 2008, http://www .circleofblue.org/reign/article_main_2.php (accessed March 15, 2008).
22. Peter Ford, "Drought Threatens China's Wheat Crop," Christian Science Monitor, February 11, 2009.
24. Scott M. Swinton et al., "Ecosystem Services and Agriculture: Cultivating Agricultural Ecosystems for Diverse Benefits," Ecological Economics 64, no. 2 (2007).
25. Harpinder S. Sandhu et al., "The Future of Farming: The Value of Ecosystem Services in Conventional and Organic Arable Land: An Experimental Approach," Ecological Economics 64, no. 4 (2008).
26. Leo Horrigan et al., "How Sustainable Agriculture Can Address the Environmental and Human Health Harms of Industrial Agriculture," Environmental Health Perspectives 110, no. 5 (2002).
27. Juan Martinez-Alier, The Environmentalism of the Poor: A Study of Ecological Conflicts and Valuation (Cheltenham, UK: Edward Elgar, 2002).
28. U. Thara Srinivasan et al., "The Debt of Nations and the Distribution of Ecological Impacts from Human Activities," Proceedings of the National Academy of Sciences 105, no. 5 (2008).
29. Lawrence Mishel and-Jared Bernstein, Economy's Gains Fail to Reach Most Workers Paychecks (Washington, D.C.: Economic Policy Institute, 2007)
30. Существует обширная литература о том, почему мы обманываемся разницей между, скажем, 1$ и 0,99$. Те, кто хотел бы придерживаться представления, что мы по крайней мере немного логичны, будут утверждать, что разница между 1$ и 0,99$ чувствуется больше чем, скажем, между между 1.01$ и 1$, потому что мы привыкли игнорировать последнюю цыфру, как логичный способ сэкономить для более важных дел недостаточную вычислительную мощность нашего мозга. Смотрите, например: Dan Ariely, Predictably Irrational: The Hidden Forces That Shape Our Decisions (New York: HarperCollins, 2008).
31. Что даёт вам некоторое ощущение предельной прибыли: проданные за полную розничную цену эти завтраки превратились бы в 12 миллионов долларов.
32. Bruce Horovitz, "2 Million Enjoy Free Breakfast at Denny's," USA Today, February 3, 2009.
33. Rudyard Kipling, American Notes (Boston: Brown and Company, 1899), 18. Я рад признаться, что «Википедия» обратила моё внимание на этот источник.
34. Richard B. McKenzie, Why Popcorn Costs So Much at the Movies: And Other Pricing Puzzles (New York: Copernicus Books, 2008).
35. Dominique Soguel, '"Mining Interests Tied to Rape Impunity in Congo," Women's eNews, June 3, 2009.
36. Raj Patel, Stuffed and Starved: Markets, Power and the Hidden Battle for the World Food System (London: Portobello Books, 2007), 280.
37. Shin-Yi Chou et al., "Fast Food Restaurant Advertising on Television and Its Influence on Childhood Obesity," The Journal of Law and Economics 51, no. 4 (2008).
38. Steve Stecklow, "Microsoft Battles Low-Cost Rival for Africa," Wall Street Journal, October 28, 2008.
39. Annelies Allain and Yeong Joo Kean, "The Youngest Market: Baby Food Peddlers Undermine Breastfeeding," Multinational Monitor 30, no. 1 (2008). Цифры смертности младенцев от молочной смеси относятся к 2004 г., и взяты отсюда: http://www.unicef.org/nutrition/index_22657.html, cited in George Kent, "WIC's Promotion of Infant Formula in the United States," International Breastfeeding Journal 1, no.8 (2006), doi:10.1186/1746 4358-1-8.
40. Allain and Kean, "The Youngest Market."
41. Michael Sandel, Keith Lectures: A New Citizenship (British Broadcasting Corporation, 2009) http://www.bbc.co.uk/programmes/b00kt7rg (accessed August 10, 2009).
4. ОБ АЛМАЗАХ И ВОДЕ
1. As quoted in Michael Albert, Moving Forward: Programme for a Participatory Economy (Edinburgh: AK, 2000), 128.
2. Вот отрывок «Исследования о природе и причинах богатства народов», из которого появилость понятие «невидимая рука»: «человек постоянно нуждается в помощи своих ближних, но тщетно было бы ожидать ее лишь от их расположения. Он скорее достигнет своей цели, если обратится к их эгоизму и сумеет показать им, что в их собственных интересах сделать для него то, что он требует от них. Всякий, предлагающий другому сделку какого-либо рода, предлагает сделать именно это. Дай мне то, что мне нужно, и ты получишь то, что необходимо тебе, — таков смысл всякого подобного предложения. Именно таким путем мы получаем друг от друга значительно большую часть услуг, в которых мы нуждаемся. Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов. Мы обращаемся не к гуманности, а к их эгоизму и никогда не говорим им о наших нуждах, а лишь об их выгодах». Adam Smith, An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations, 5th ed. (1776; rep., London: Methuen, 1904), 44.
3. К стати, он пишет это в своей книге «Теория нравственных чувств», сразу после единственной ссылки на «невидимую руку».
4. Smith, Wealth of Nations, bk. 1, p. 13.
5. Paul Anthony Samuelson, Economics: An Introductory Analysis (New York: McGraw-Hill, 1948).
6. Adam Smith, Glasgow Edition of the Works and Correspondence Vol. 5 Lectures on Jurisprudence (1762; repr., Indianapolis: Liberty Fund, 1982), Monday, March 28, 1763.
7. Smith, Wealth of Nations, bk. 1, p. 2.
9. Это может выглядеть, как аналитическая индульгенция, поскольку рискует огульностью: сколько рабочего времени общественно необходимо, в конце концов? Но нет никакого Богом данного среднего уровня производительности. Например, число рабочих часов, которые требуются, чтобы изготовить автомобиль сегодня, совсем другое, по сравнению со столением назад. Вот почему производительность – «общественное» явление.
10. Это также объясняет, почему, в конечном счете, капиталисты обречены. Капиталисты наращивают прибыли, понижая цену рабочей силы, и делают это путём приобретения лучших машин. Но в долгосрочной перспективе это понижает норму прибыли, потому что прибавочная стоимость получается из эксплуатации рабочей силы, которая теперь меньше нужна для производства той же продукции.
11. Прибыль возможна потому, что рабочие не могут перестать работать, когда они сделали достаточно, чтобы окупить свою заработную плату: важную роль играет контроль рабочего времени. Неоклассическая экономика предполагает, что рабочие могут выбирать, когда им закончить работу.
12. Подробнее об этой мысли смотрите здесь: том 2 Karl Marx, Capital: A Critique of Political Economy (Harmondsworth, UK: Penguin, 1978).
13. United Nations Development Programme, Human DevelopmentReport 1995: Gender and Human Development (New York: Oxford University Press, 1995).
14. Jean Gardiner, "Women's Domestic Labour," New Left Review 1/89 (1975).
15. International Labour Organization, Global Wage Report 2008/09: Minimum Wages and Collective Bargaining; Towards Policy Coherence. (Geneva: International Labour Office, 2008). Следовало бы рассмотреть подробнее, чем позволяет пространство на этой странице, связь между энергией и неоплаченной рабочей силой. Сегодняшняя экономика заменяет энергией рабочую силу, и по мере того, как цена за энергию растёт, растёт и давление на заработную плату, задвигая всё больше работы в зону неоплаченной. Чтобы узнать об этом подробнее, следите за трудами учёного-активиста, Kolya Abramsky.
16. Смотрите сноску 10 выше, которая объясняет идею Карла Маркса о снижении нормы прибыли. У Маркса есть так же изощрённые идеи о противоречиях внутри финансового капитализма, в томе 2 «Капитал».
17. Смотрите недавно опубликованную брощюру: Midnight Notes Collective and Friends, Promissory Notes: From Crisis to Commons (New York: Autonomedia, 2009).
18. John Maynard Keynes, A General Theory of Employment, Interest and Money (New York: Harcourt, Brace and World, 1936), 383.
24. Mark Zandi, "Testimony before the House Committee on Small Business Hearing on 'Economic Stimulus for Small Business: A Look Back and Assessing Need for Additional Relief,'" http://www.house.gov/ smbiz/hearings/hearing-07-24-08-stimulus/Zandi.pdf (accessed December 18, 2008).
5. АНТИЭКОНОМИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК
1. WorldPublicOpinion.org, World Public Opinion and the Universal Declaration of Human Rights (Washington, D.C.: WorldPublicOpinion. org, 2008).
2. Department for International Development, "Free Education Means a Future for Rwanda's Children," October 15, 2007, http://www.dfid.gov.uk/ Media-Room/Case-Studies/2007/Free-education-means-a-future-for-Rwan das-children/ (accessed July 12, 2009). Но заметьте, даже здесь есть двойственность. Расширение образования – это часть удручающего политического процесса строительства государства, заражённого политикой, породившей геноцид.
4. На языке экономики это разговор о взаимоисключении и конкуренции.
5. Jeremy Scahill, Blackwater: The Rise of the World's Most Powerful Mercenary Army (London: Serpents Tail, 2007).
6. Jenny Tomkins, "Xe Is the Problem," In These Times, May 20, 2009.
7. Stockholm International Peace Research Institute, SIPRI Yearbook 2009: Armaments, Disarmament and International Security (Oxford: Oxford University Press, 2009), chap. 5.
8. Nick Turse, The Complex: How the Military Invades Our Everyday Lives, 1st ed. (New York: Metropolitan Books, 2008).
9. Travis Sharp, U.S. Defense Spending vs. Global Defense Spending (Washington, D.C.: Center for Arms Control and Non-Proliferation, 2009).
10. Smith, Wealth of Nations, bk. 5, p. 7.
12. Karl Marx and Friedrich Engels, The Communist Manifesto, (London: Penguin, 2002), 202.
13. Alexander Hamilton, John Jay and James Madison, The Federal Convention, ed. Henry Cabot Lodge (New York: G. P. Putnam's Sons, The Knickerbocker Press, 1902), 204.
14. TRAC IRS, "IRS Audit Rate for Millionaires Plummets," Transactional Records Access Clearinghouse, 2009, http://trac.syr.edu/tracirs/latest/ 204/ (accessed July 20, 2009). Подробнее, смотрите: Radhika Balakrishnan et al., Rethinking Macro Economic Strategies from a Human Rights Perspective (Why MES with Human Rights II) (Atlanta: US Human Rights Network, 2009).
15. Ben Stein, "In Class Warfare, Guess Which Class Is Winning," New York Times, November 26, 2006.
16. Andrew Cockburn, "The Wall Street White House," CounterPunch, July 2, 2009.
17. Fernand Braudel, The Wheels of Commerce (London: Collins, 1992), 229-30. Для общего обсужедния этой темы, смотрите: David Harvey, A Brief History of Neoliberalism (Oxford: Oxford University Press, 2005). Для конкретного обсуждения, как это относится к продовольственной системе, смотрите: Michael S. Carolan, "Disciplining Nature: The Homogenising and Constraining Forces of Anti-Markets on the Food System," Environmental Values 14 (2005).
18. Except, curiously, Jordan — see WorldPublicOpinion.org et al., World Public Opinion on Governance and Democracy (Washington, D.C.: World- PublicOpinion.org, 2008).
19. GlobeScan for the BBC, "Economic System Needs 'Major Changes': Global Poll," GlobeScan/BBC, 2009.
20. Jesse Washington, "Some Say Holocaust Memorial Shooting Signals a Broader War," The Philadelphia Inquirer, June 14, 2009.
21. Thomas Hobbes and Richard Tuck, Leviathan, rev. ed. (Cambridge: Cambridge University Press, 1996), 89.
22. Basil H. Johnston, The Manitous: The Spiritual World of the Ojibway (New York: HarperPerennial, 1996), 221-37.
23. T. S. Eliot, The Complete Poems and Plays, 1909-1950 (New York: Harcourt, Brace & Co. 1960), 283.
24. Сам Альфред Нобель никогда не удостаивал экономистов своей премии. Нобелевская премия по экономике была обеспечена в 1969 г. шведским центральным банком, чтобы эта дисциплина смогла разделить славу, которую Нобель даровал медицине, физике, химии, литературе и борьбе за мир.
25. Смотрите: Elinor Ostrom, Governing the Commons: The Evolution of Institutions for Collective Action (New York: Cambridge University Press, 1990). Но также смотрите: Peter Linebaugh's work and George Caffentzis's predictably thoughtful and challenging 2004 essay, "A Tale of Two Conferences: Globalization, the Crisis of Neoliberalism and Question of the Commons," http://www.globaljusticecenter.org/papers/caffentzis.htm.
6. ВСЕ МЫ – ОБЩИННИКИ
1. Oxford English Dictionary, 2nd ed., 1992, s.v. "common," http://diction ary.oed.com /cgi/entry/50045107 (accessed June 1, 2009).
2. Garrett Hardin, "The Tragedy of the Commons," Science 162, no. 3859 (1968).
3. Я рад, что, сегодня, «Друзья Земли» намного мудрее, не в последнюю очередь потому, что эта организация децентрализовала принятие решений.
4. Хардин, по крайней мере, был последовательным: он и его жена были членами «Общества болиголова», отстаивавшего «право на смерть», и они покончили с собой вскоре после 62-й годовщины их свадьбы. Я бы очень хотел видеть, что защитники контроля народонаселения становятся защитниками феминизма, но подозреваю, что они приходят из тех мест, где женские права не главный приоритет.
5. David Feeny et al., "Questioning the Assumptions of the Tragedy of the Commons' Model of Fisheries," Land Economics 72, no. 2 (1996).
6. Boris Worm et al., "Impacts of Biodiversity Loss on Ocean Ecosystem Services," Science 314, no. 5800 (2006).
7. Alex Wijeratna, Taking the Fish—Fishing Communities Lose Out to Big Trawlers in Pakistan (Johannesburg: ActionAid International, 2007).
8. Ann Kelley, "Net Losses," Guardian, April 11, 2007.
9. R. W. D. Davies et al., "Defining and Estimating Global Marine Fisheries Bycatch," Marine Policy 33 (2009).
10. Food and Agriculture Organization of the United Nations, "The Islamic Republic of Pakistan. Fishery and Aquaculture Country Profile," Fisheries and Aquaculture Department, 2009, http://www.fao.org/fishery/ countrysector/FI-CP_PK/en (accessed April 21, 2009).
11. Henry Makori, "Why Belief in Witchcraft Remains Strong among Africans," Catholic Information Service for Africa, April 6, 2009.
12. Смотрите, например, Silvia Federici, Caliban and the Witch (New York: Autonomedia, 2004).
13. Robin Briggs, Witches and Neighbours: The Social and Cultural Context of European Witchcraft, 2nd ed. (Oxford: Blackwell Publishers, 2002); Brian P. Levack, The Witch-Hunt in Early Modern Europe, 3rd ed. (Harlow: Pearson Longman, 2006).
14. Это не доказывает, что все женщины и повсюду сопротивлялись огораживанию, и что это была единственная конкретная причина охоты на ведьм. Если бы это было верно, то можно было бы ожидать, что охота на ведьм должна непосредственно коррелировать с огораживанием, а исторические записи гораздо беспорядочнее. Но это предполагает, что многие женщины погибли, защищая своё право управлять ресурсами, способами, не подходящими для рынка.
15. Такова логика, сделавшая пьесу Артура Миллера «Суровое испытание» о судебном процессе над «салемскими ведьмами» мощным обвинительным актом маккартизму.
16. Peter Linebaugh, The Magna Carta Manifesto: Liberties and Commons for All (Berkeley: University of California Press, 2008). Смотрите также: Massimo De Angelis, The Beginning of History: Value Struggles and Global Capital (London: Pluto, 2007)
17. Linebaugh, Magna Carta Manifesto, 27.
18. Я признателен Edward Vallance's Radical History of Britain за эти основы: Edward Vallance, A Radical History of Britain: Visionaries, Rebels and Revolutionaries—the Men and Women Who Fought for Our Freedoms (London: Little, Brown, 2009).
19. Smith, Wealth of Nations, bk. 1, p. 8.
20. David E. Stannard, American Holocaust: The Conquest of the New World (New York: Oxford University Press, 1993), quoted in Federici, Caliban and the Witch, 85.
21. John Locke, Two Treatises of Government (London: Whitmore and Fenn, 1821), 259.
22. Для более полного обсуждения того, как взаимодействуют капитализм, животные и собственность, смотрите: Bob Torres, Making a Killing: The Political Economy of Animal Rights (Edinburgh: AK Press, 2007).
23. Gilbert Malcolm Sproat to the Superintendent-General of Indian Affairs, October 27, 1879, RG 10, vol. 3669, f. 10961; quoted in Tina Loo, "Dan Cranmer's Potlach: Law as Coercion, Symbol, and Rhetoric in British Columbia, 1884-1951," Canadian Historical Review 73, no. 2 (1992).
24. Охота на землю, ради выращивания агротоплива, предполагает болезненное проявление этого. Смотрите: Gaia Foundation et al., Agrofuels and the Myth of the Marginal Lands (London: Gaia Foundation, 2008).
25. Один из источников – это: Richard Petratis, "The Witch Killers of Africa" (2003?), http://www.infidels.org/library/modern/richard_petraitis/witch_killers. shtml. (accessed March 1, 2009), чьи хорошо обоснованные данные включают сообщения из Танзании, заявляющие 5000 смертей за период между 1994 и 1998.
26. Международный сафари-клуб официально называется «Прихлопнуть пять великанов». Конечно, животные были товаром дольше, чем люди, но удивительно, как эта трансформация недавно стала окончательной. Смотрите: Giorgio Agamben, The Open: Man and Animal (Stanford, CA: Stanford University Press, 2004).
27. Environmental Rights Action, "Field Report #172: Michelin Converts Prime Forest to Plantation" (Environmental Rights Action/Friends of the Earth, Lagos, Nigeria, 2008).
28. World Rainforest Movement, Women Raise Their Voices Against Tree Plantations: The Role of the European Union in Disempowering Women in the South (Montevideo: World Rainforest Movement, 2009).
29. J. M. Lobo Orensanz et al., "What Are the Key Elements for the Sustainability of 'S-Fisheries'? Insights from South America," Bulletin of Marine Science 76, no. 2 (2005).
30. George Monbiot, "These Are Not the Mariners of Old but Pirates Who Make Bureaucrats Blanch," Guardian, June 1, 2009.
7. КОНТРНАСТУПЛЕНИЕ И ПРАВО ИМЕТЬ ПРАВA
1. World Health Organization. "World Health Organization Statistical Information System," WHO, 2009, http://www.who.int/whosis/ (accessed July 19, 2009); (all figures refer to 2005).
2. World Bank, World Development Indicators (Washington, D.C.: World Bank, 2007).
3. Charlotte Cooper, "Online Chat Spotlights Most-Ailing Millennium Goal," Women's eNews, March 29, 2009.
4. Полный текст Декларации вы можете найти на сайте ООН: http://www.un.org/en/documents/udhr/.
5. Подробнее об этом смотрети великолепного Sam Pizzigati, Greed and Good: Understanding and Overcoming the Inequality That Limits Our Lives (New York: Apex Press, 2004).
6. Подробнее, включаю дискуссию о том, как права человека были низведены до колониальных отношений, смотрите: Mark Mazower, "The Strange Triumph of Human Rights, 1933-1950," The Historical Journal 47, no. 2 (2004).
7. Saul David Alinsky, Rules for Radicals: A Practical Primer for Realistic Radicals (New York: Random House, 1971), xxiii.
8. Смотрите: Michael Neocosmos, "Development, Social Citizenship and Human Rights: Re-Thinking the Political Core of an Emancipatory Project in Africa," Africa Development 32, no. 4 (2007), Для вдумчивого обращения с этим в африканском контексте. Во многих случаях призыв к личному терпению был облегчен немедленными, коллективными и демократическими действиями общественных организаций. Смотрите: Harri Englund, Prisoners of Freedom: Human Rights and the African Poor, California Series in Public Anthropology 14 (Berkeley: University of California Press, 2006).
9. Смотрите: Patel, Stuffed and Starved.
10. Смотрите: John Perkins, Confessions of an Economic Hit Man (London: Ebury Press, 2005), for the "crook" part.
11. Смотрите: Vandana Shiva, Biopiracy: The Plunder of Nature and Knowledge (Dartington: Green Books in association with The Gaia Foundation, 1998) а также краткие но острые мысли о биопиратстве смотрите: Richard Stallmans, "Biopiracy or Bioprivateering," available at http://stallman.org/articles/ biopiracy.html.
12. World Bank, World Bank Assistance to Agriculture in Sub Saharan Africa: An Independent Evaluation Group Review (Washington, D.C.: World Bank, 2007).
13. Lyla Mehta, "The World Bank and Its Emerging Knowledge Empire," Human Organization 60, no. 2 (2001); Pauline E. Peters, Development Encounters: Sites of Participation and Knowledge, Harvard Studies in International Development (Cambridge, MA: Harvard Institute for International Development, 2000).
14. Hannah Arendt, The Origins of Totalitarianism, 3rd ed. (London: Allen & Unwin, 1967), 177.
15. Подробнее о народной воле, смотрите блестящее эссе: Peter Hallward, "The Will of the People: Notes Towards a Dialectical Voluntarism," Radical Philosophy 155 (May/June 2009).
16. Хотя приписывается Фостеру, но кажется это ремарка подслушанная Фостером. W. H. Auden, The Dyers Hand, and Other Essays (New York: Random House, 1962), 22.
17. Gloria Jacobs, Not a Minute More: Ending Violence Against Women (New York: UNIFEM, 2003). Есть признаки, что экономический кризис сопровождается распространением насилия в семьях.
18. Подробнее о применении «насилия» смотрите: both Slavoj Zizek, Violence: Six Sideways Reflections, Big Ideas (London: Profile, 2008); and Frantz Fanon, The Wretched of the Earth, trans. Constance Farrington (London: Penguin, 1965).
19. Eric Schlosser, "A Side Order of Human Rights," New York Times, April 6, 2005.
20. Bill Maxwell, "Eating That Tomato Can Put You in Moral Peril," St Petersburg (FL) Times, July 13, 2008.
21, Jane Black, "A Squeeze for Tomato Growers; Boycott vs. Higher Wages," Washington Post, April 29, 2009.
22. Katrina vanden Heuvel, "In the Trenches and Fighting Slavery," The- Nation.com, December 28, 2008, http://www.thenation.com/blogs/edcut/ 391546/in_the_trenches_and_fighting_slavery (accessed March 14, 2009).
8. ДЕМОКРАТИЯ В ГОРОДЕ
1. Подробнее о голодных бунтах, смотрите: Eric Holt-Gimenez and Raj Patel, Food Rebellions! Crisis and the Hunger for Justice (Oxford: Fahamu, 2009).
2. Основываясь на «Соглашении ради демократичных, равноправных и экологичных городов, посёлков и деревень» одобренном в 1992 г. во время «Саммита Земли» на высшем уровне в Рио-де-Жанейро, и официально признанном в 2001 г. «праве на город» городским уставе Бразилии, несколько неправительственных организаций и городских общественных движений, особенно из Бразилии и других латиноамериканских стран, начали проектировать текст, названный «Мировой устав человеческих прав на город». Проект был расширен (и слово «человеческих» было пропущено), после обсуждения на «Социальном форуме Америки» в Киото, и на «Мировом Городском Форуме» сентября 2004 г. в Барселоне. Подробнее в бразильском контексте, смотрите: Edesio Fernandes, "Constructing the 'Right to the City' in Brazil," Social Legal Studies 16, no. 2 (2007). The United Nations Educational, Scientific and Cultural Organization hosts a copy of the document at http://portal .unesco.org/shs/en/ev.php-URL_ID=8218&URL_DO=DO_TOPIC&URL_SECTION=201 .html.
3. Desmond Tutu, "The Second Nelson Mandela Foundation Lecture" (Johannesburg, South Africa, November 23, 2004); http://www.nelsonman- dela.org/index.php/news/article/look_to_the_rock_from_which_you_were_ hewn/ (accessed November 20, 2005).
4. Полное самораскрытие: я управляю вёб-сайтом этой организации.
5. Mike Davis, "Planet of Slums: Urban Involution and the Informal Proletariat," New Left Review 26 (2004); Robert Neuwirth; Shadow Cities: A Billion Squatters, a New Urban World (New York: Routledge, 2005).
6. Rafael Di Telia et al., "The Formation of Beliefs: Evidence from the Allocation of Land Titles to Squatters," Quarterly Journal of Economics 122, no. 1 (2007).
7. Rikke B. Broegaard, "Land Access and Titling in Nicaragua," Development and Change 40, no. 1 (2009); Christopher Woodruff, "Review of De Soto's The Mystery of Capital,'" Journal of Economic Literature 39, no. 4 (2001); and Timothy Mitchell, "The Properties of Markets," in the enjoyable collection Do Economists Make Markets? On the Performativity of Economics, eds. Donald Mackenzie, Fabian Muniesa and Lucia Siu (Princeton: Princeton University Press, 2007).
8. Чтобы увидеть некоторые из этих явлений, посмотрите фильм: Dear Mandela, directed by Dara Kell and Christopher Nizza, produced by Sleeping Giant Films.
9. Подробнее о том, где это фото было сделано, и о политике этого собрания, смотрите: Raj Patel, "A Short Course in Politics at the University of Abahlali BaseMjondolo," Journal of Asian and African Studies 43, no. 1 (2008): 95-112.
10. Благодарю Ричарда Питоуса за то, что он разрешил взять цитату из его интервью с представителями Абахлали.
11. Kerry Chance, "'Broke-on-Broke Violence': What the U.S. Press Got Wrong About South Africa's Xenophobic Riots," Slate.com, June 20, 2008, http://www.slate.com/id/2193949/ (accessed January 1, 2009); и более новое, смотрите: Richard Pithouse, "Burning Message to the State in the Fire of Poor's Rebellion," Business Day, July 23, 2009.
12. Руссо бы это понравилось. Смотрите также труды Alain Badiou and Jacques Ranciere: Alain Badiou, Ethics: An Essay on the Understanding of Evil, trans. Peter Hallward (London: Verso, 2001); Alain Badiou, Meta- politics7 trans. Jason Barker (London: Verso, 2005); Jacques Ranciere, On theShores of Politics, Radical Thinkers 21 (London: Verso, 2007); Jacques Ran- ciere and Steve Corcoran, Hatred of Democracy (London: Verso, 2006).
13. Это тот самый коллектив, который внес тысячи бесправных избирателей в ведомости на последних выборах и который участвует в жизненно важной работе, поддерживая бедные американские семьи.
14. А из студентов, прошедших курс экономики, только 7% ответили правильно. Paul J. Ferraro and Laura O. Taylor, "Do Economists Recognize an Opportunity Cost When They See One? A Dismal Performance from the Dismal Science," Contributions to Economic Analysis 6 Policy 4, no. 1, Article 7 (2005).
15. Economist, "Let Them Eat Pollution," February 8, 1992.
16. Najad Abdullahi, " Toxic Waste' Behind Somali Piracy," Al Jazeera in English, October 11, 2008.
17. Janaina Rochido, "Brazilian Cities Pioneer Democratic Budgeting," City Mayors, November 18, 2006.
18. Iain Bruce, The Porto Alegre Alternative: Direct Democracy in Action, IIRE, Notebook for Study and Research, no. 35-36 (London: Pluto Press with the International Institute for Research and Education [IIRE], 2004), 6; смотрите таже Введение к Boaventura de Sousa Santos, Democratizing Democracy: Beyond the Liberal Democratic Canon. Reinventing Social Emancipation, vol. 1 (London: Verso, 2005).
19. Bruce, The Porto Alegre Alternative, 45.
20. Carl Bergstrom, Ben Kerr and Michael Lachmann, "Building Trust by Wasting Time," in Moral Markets, ed. Paul Zak.
21. Bruce, The Porto Alegre Alternative, 10.
22. Подробнее о практическом бюджетировании смотрите: Gianpaolo Baiocchi, Radicals in Power: The Workers Party (Pt) and Experiments in Urban Democracy in Brazil (London: Zed Books, 2003). Rebecca Abers, "Learning Democratic Practice: Distributing Government Resources through Popular Participation in Porto Alegre, Brazil," in The Challenge of Urban Government: Policies and Practices, eds. Maria Emilia Freire and Richard Stren (Washington, D.C.: World Bank, 2001); Patrick Heller, "Moving the State: The Politics of Democratic Decentralization in Kerala, South Africa, and Porto Alegre," Politics Society 29, no. 1 (2001); Archon Fung and Erik Olin Wright, "Deepening Democracy: Innovations in Empowered Participatory Governance," Politics Society 29, no. 1 (2001).
23. Sharon K. Horn and Stacy Mosher, Challenging China: Struggle and Hope in an Era of Change (New York: New Press, 2007). Смотрите также: http:// chinaworker.info/en/content/news/722/.
24. Han Dongfang, "Chinese Labour Struggles," New Left Review 34 (2005).
25. China Labour Bulletin, "The Case of China: The Challenge of Labour Unrest in a Communist-Run Capitalist Economy" (paper presented at the International Seminar on Business and Human Rights, Paris, December 4, 2008).
26. Подробнее о работе Yirenping Center можно найти по адресу: http://www.yuen ping.org/english/eng.htm, включая документы об их законных данных (смотрите: 2007 Annual Report for more); China Pharmaceuticals & Health Technologies Weekly, "About 80 Pet of Multinationals Discriminate against Chinese Hep B," July 4, 2007, сообщает о расширяющихся тенденциях к дескриминации по гепатиту В.
27. Эта идея полнее выражена в труде Jacques Ranciere, Disagreement: Politics and Philosophy (Minneapolis: University of Minnesota Press, 1998).
28. Здесь вместо частной собственности у нас есть более гибкое и пластичное представление о том, кто владеет знанием, кому оно приписывается, а само знание остаётся общим.
9. НАЗАД К ПРОДОВОЛЬСТВЕННОМУ СУВЕРЕНИТЕТУ
1. Larry Lohmann, Financialization, Quantism and Carbon Markets: Variations on Polanyian Themes (Sturminster Newton, Dorset: The Corner House, 2009), 19.
2. Taibbi, "The Great American Bubble Machine."
3. Gwyn Prins and Steve Rayner, "Time to Ditch Kyoto," Nature 449, no. 7165 (2007).
4. Этот отчет был сделан организацией «Международная Оценка Сельскохозяйственного Научного Знания и Технологии ради Развития» (МОСНЗТР), во главе с Робертом Уотсоном, опубликован прессой Исландии, как серия документов, и в оригинале доступен по адресу: http://agassessment.org. Подробнее, о возможностях органического сельского хозяйства поглащать углерод, читайте: Tim J. LaSalle and Paul Hepperly, Regenerative Organic Farming: A Solution to Global Warming (Kutztown, PA: Rodale Institute, 2008).
5. Daniel Maxwell et al., "Does Urban Agriculture Help Prevent Malnutrition? Evidence from Kampala," Food Policy 23, no. 5 (1998).
6. Rob Hopkins, The Transition Handbook: From Oil Dependency to Local Resilience (Totnes: Green, 2008) это – библия движения экологичных городов. Смотрите также: TRAPESE Collective, "The Rocky Road to a Real Transition: The Transition Towns Movement and What It Means for Social Change," The Commoner 13 (2009), http://www.commoner.org.uk/N13/ll- Trapese.pdf (accessed August 17, 2009).
7. Juan Forero, "In Ecuador, High Stakes in Case against Chevron," Washington Post, April 28, 2009. Ben Casselman, "Chevron Expects to Fight Ecuador Lawsuit in U.S.," Wall Street Journal, July 20, 2009.
8. Jeffrey Kaplan, "Consent of the Governed: The Reign of Corporations and the Fight for Democracy," Orion Magazine, November/December 2003.
9. Один из наиболее широко известных героев борьбы за незвисимость Индии, Бхимрао Рамджи Амбедкар (автор конституции Индии), лидер «неприкасаемых», буддист-реформатор: по его инициативе неприкасаемые массово обращались в буддизм, не признающий кастовых различий.
10. Я благодарен трудам Р.В. Сатиш, Гаятри Менон, Бины Агарвал, и Кэтрин Айнгер, за лучшее понимание «Общества развития на плоскогорье Декан».
11. Цыфры об использовании женского труда всегда приуменьшались, но по данным «Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН» (ФАО), в сельском хозяйстве жинщины были на 66% «экономически активнее» мужчин в 1961 г., а сегодня – на 80%.
12. Gayatri A. Menon, "Re-Negotiating Gender: Enabling Women to Claim Their Right to Land Resources" (paper presented at the Panel on Best Practices on Gender and Land/Property Rights, NGO Forum of the United Nations Conference on Human Settlements—Habitat II, Istanbul, June 1996).
13. Я писал в другой книге, как химические технологии «зелёной революции» позволили землевладельцам удержать землю в своих руках, и продолжать наращивать производительность, избежав земельной реформы по внедрению одной из самых экологичных технологий для увеличения производительности сельского хозяйства. Patel, «Stuffed and Starved».
14. Учитывая, что эти виды земледелия процветают при интенсивном сельском хозяйстве на небольших земельных участках, сражение против опасного изменения климата также вовлечет земельную реформу, чтобы перераспределить большие земельные владения небольшим фермерам. Подробнее смотрите научный труд Annie Shattuck, a policy analyst at the Institute for Food and Development Policy.
15. Ну и конечно, то что нуждается в управлении, нуждается в управленцах.
10. СИНДРОМ СЛЕПОТЫ АНТОНА
1. Global Humanitarian Forum, Anatomy of a Silent Crisis (Geneva: Global Humanitarian Foundation, 2009).
2. Всё-таки почитайте: Phra (Prayut) Thepwethi et al., Buddhist Economics: A Middle Way for the Market Place (Bangkok: Buddhadhamma Foundation, 1994), чтобы узнать больше.
3. Я понимаю, что здесь противоречу некоторым буддийским догматам: некоторые тексты предписывают, чтобы пища потреблялась только как питание, но не для удовлетворения желания. Но если бы это было так, то буддийские кушанья в Китае, Японии и Таиланде не были бы такими чертовски вкусными! Я не вижу ничего плохого в удовольствии от еды, до тех пор, пока человек не жаждет его.
4. William Braxton Irvine, A Guide to the Good Life: The Ancient Art of Stoic Joy (Oxford: Oxford University Press, 2009), предлагает больше.
5. Susan M. Darlington, "The Ordination of a Tree: The Buddhist Ecology Movement in Thailand," Ethnology 37, no. 1 (1998).
6. Это не претензии плоти и крови или национализма – это вывод о взаимоотношениях между человеческим видом и другими видами жизни.
7. Express News Service, "'I Am a Marxist Monk,' Says Dalai Lama," Indian Express, January 19, 2008.
8. А для тех, кто не склонен сам к «прямым действиям», художники-активисты The Yes Men («Согласные на всё») разработали роскошную систему «компенсационных акций», в которой вы можете поддержать работу людей, способных поставить себя во вредные условия. Подробнее на www.beyondtalk.net.
9. Вопрос рабства часто прерывает любое разумное обсуждение демократии, основанной на Афинской модели. Все же, как оспаривает Ellen Meiksins Wood, (Ellen Meiksins Wood, "Demos Versus 'We the People': Freedom and Democracy Ancient and Modern," in Demokratia: A Conversation on Democracies, Ancient and Modern, eds. Josiah Ober and Charles W. Hedrick, 121-38 [Princeton, NJ: Princeton University Press, 1996]; Ellen Meiksins Wood, Peasant-Citizen and Slave: The Foundations of Athenian Democracy [London: Verso, 1988]), именно из-за обязательного участия в демократии афинских крестьян, рабство не распространилось сильнее. И вот урок, который даёт Афинская демократия: люмпенизированный слой вовсе не нужен, чтобы работать, и работать хорошо.
10. C. L. R. James, "Every Cook Can Govern: A Study of Democracy in Ancient Greece: Its Meaning for Today," Correspondence 2, no. 12 (1956). Смотрите таеже: Josiah Ober and Charles W. Hedrick, eds., Demokratia: A Conversation on Democracies, Ancient and Modern (Princeton, NJ: Princeton UniversityPress, 1996); especially the essays by Sheldon S. Wolin, "Transgression, Equality and Voice" and Wood, "Demos Versus 'We the People': Freedom and Democracy Ancient and Modern" in Demokratia.
11. Robert Milton Everton, "This Is What Democracy Looks Like!' Democracy in Action: Communicative Action" (Ph.D. diss., Simon Fraser University, 2003).
12. Thucydides and Henry Dale, The History of the Peloponnesian War (London: H. G. Bohn, 1848), cited by James, "Every Cook Can Govern."
13. Благодарю Минди Педен, побудившую меня к этим объяснениям.
14. Том Филпотт в издании «Grist» - известное исключение.
15. Например: Andres Timoteo Morales, "En Veracruz, Oponerse a Operacion de Granjas Carroll Se Castiga Con Carcel," La Jornada, April 12, 2009.
16. Численность убитых свиней – только часть доходности этого завода: его операции позволяют выпускать углеродистые кредиты на метан, который завод мог бы производить, но не производит.
17. Diego Cevallos, "New Influenza Strain Has Led to the Closure of Schools," IPS (Latin America), April 28, 2009.
18. Donald G. McNeil Jr., "In New Theory, Swine Flu Started in Asia, Not Mexico," New York Times, June 23, 2009.
19. Список погибших уже превысил 100 человек. И на этом делают деньги. Агентство Рейтер сообщило, что какпитал компаний вырос в результате эпидемии: «акции этих двух фармацевтических компаний, BioCryst (BCRX.O) и Novavax (NVAX.O) подскочили в пятницу благодаря новости, что свиной грипп убил 60 человек в Мексике и заразил людей в США». Смерть – это бизнес, и благодаря этому вирусу, бизнес процветает: Alexander Haislip, "Venture Capital Firm Set to Reap Rewards on Swine Flu," Reuters, April 24, 2009.
20. Tom Hayden, ed., The Zapatista Reader (New York: Nation Books, 2001) 218.
21. Kristen Bricker, "In Defense of Land and Territory: Zapatistas Take on Paramilitaries," Left Turn, June 1, 2008.
22. Bergstrom et al., "Building Trust by Wasting Time."
23. Подробнее, смотрите превосходную Mariana Mora, "Decolonizing Politics: Zapatista Indigenous Autonomy in an Era of Neoliberal Governance and Low Intensity Warfare" (Ph.D. diss., University of Texas at Austin, 2008).
24. Хотя в штабе Хунтас никто не получает зарплату, сотрудники имеют расходы на еду, плату на проезд в автобусе, ночлег – всё это преднамеренно сохраняется минимальным вместе со скудным питанием, чтобы служба в Хунтас не стала своеобразной синекурой. Неизбежно, сотрудники Хунтас лучше питаются дома, чем на работе.
25. Dana Goldstein, "The Selling of School Reform," Nation, May 27, 2009.
26. Смотрите, например: Ivan Illich, Deschooling Society (Harmondsworth, UK: Penguin Education, 1973).
27. Черчилль выразил это короче: «Демократия — худший вид правления, не считая всех остальных». Но в его опыте не было той демократии, где граждане управляют государством.
28, Diane Elson, "Socializing Markets, Not Market Socialism," Socialist Register, 2000.
29. Резюме исследований доступно на веб-сайте National Center for Employee Ownership —http://www.nceo.org/library/corpperf.html
30. DeeDee Correll, "Fine, They'll Just Publish the Newspaper Themselves," Los Angeles Times, March 23, 2009.
31. Смотрите, например, великолепнуют работу: George Caffentzis, "Medical Metaphors and Monetary Strategies in the Political Economy of Locke and Berkeley," History of Political Economy 5, no. 2 (2003).
32. Constantine George Caffentzis, Clipped Coins, Abused Words, and Civil Government: John Locke's Philosophy of Money (Brooklyn, NY: Au- tonomedia, 1989), 28.
33. John Maynard Keynes, Essays in Persuasion (London: Macmillan, 1931), 373.
34. В непротокольной беседе, состоявшейся после непротокольного совещания, финансово посвящённые лица назвали странным то, что правительства до сих пор не национализировали банки, ведь очевидно, что сделать это – правильно для государства. В недавнем мощном заявлении о здравоохранении, лауреат Нобелевской премии по экономике Пол Робин Кругман указал на удобный случай для национализации здравоохранения: Paul Krugman, "Health Care Realities," New York Times, July 30, 2009.
35. Octavia E. Butler, "Positive Obsession," in Bloodchild and Other Stories (New York: Seven Stories Press, 1996), 134-135.
Abdullahi, Najad " Toxic Waste' Behind Somali Piracy." AI Jazeera in English, October 11, 2008.
Abers, Rebecca. "Learning Democratic Practice: Distributing Government Resources Through Popular Participation in Porto Alegre, Brazil." In The Challenge of Urban Government: Policies and Practices, edited by Maria Emilia Freire and Richard Stren, 129-44. Washington, D.C.: World Bank, 2001.
Agamben, Giorgio. The Open: Man and Animal. Stanford, CA: Stanford University Press, 2004.
Albert, Michael. Moving Forward: Programme for a Participatory Economy. Edinburgh: AK, 2000.
Alinsky, Saul David. Rules for Radicals: A Practical Primer for Realistic Radicals. New York: Random House, 1971.
Allain, Annelies, and Yeong Joo Kean. "The Youngest Market: Baby Food Peddlers Undermine Breastfeeding." Multinational Monitor 30, no. 1 (2008).
Arendt, Hannah. The Origins of Totalitarianism, 3rd ed. London: Allen & Unwin, 1967.
Ariely, Dan. Predictably Irrational: The Hidden Forces That Shape Our Decisions. New York: HarperCollins, 2008.
Arrighi, Giovanni. The Long Twentieth Century: Money, Power and the Origins of Our Times. London: Verso, 1994.
Auden, W. H. The Dyers Hand, and Other Essays. New York: Random House, 1962.
Badiou, Alain. Ethics: An Essay on the Understanding of Evil. Translated and introduced by Peter Hallward. London: Verso, 2001.
---- - Metapolitics. Translated by Jason Barker. London: Verso, 2005.
Baiocchi, Gianpaolo. Radicals in Power: The Workers Party (Pt) and Experiments in Urban Democracy in Brazil. London: Zed Books, 2003.
Bakan, Joel. The Corporation: The Pathological Pursuit of Profit and Power. New York: The New Press, 2004.
Balakrishnan, Radhika, Diane Elson and Raj Patel. Rethinking Macro Economic Strategies from a Human Rights Perspective (Why MES with Human Rights II). Atlanta: US Human Rights Network, 2009.
Barnard, D, A. Nicholson and J. L. Howard. "The Medical Costs Attributable to Meat Consumption." Preventive Medicine 24, no. 6 (1995): 646-55.
---- . "Competition and Democracy." Journal of Law and Economics 1 (1958): 105-109.
---- . The Economic Approach to Human Behavior. Chicago: University of Chicago Press, 1976.
Becker, Gary S. "A Theory of Marriage: Part I." Journal of Political Economy 81 (1973): 813-46.
---- . A Treatise on the Family. Enl. ed. Cambridge: Harvard University Press, 1991.
Bekoff, M. "Wild Justice and Fair Play: Cooperation, Forgiveness, and Morality in Animals." Biology and Philosophy 19, no. 4 (2004): 489-520.
Bergmann, Barbara R. "Becker s Theory of the Family: Preposterous Conclusions." Feminist Economics 1, no. 1 (1995): 141-50:
Bergstrom, Carl, Ben Kerr and Michael Lachmann. "Building Trust by Wasting Time." In Moral Markets: The Critical Role of Values in the Economy, edited by Paul Zak, 142-56. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2008.
Black, Jane. "A Squeeze for Tomato Growers; Boycott vs. Higher Wages." Washington Post, April 29, 2009.
Bowles, Samuel. "Policies Designed for Self-Interested Citizens May Undermine The Moral Sentiments': Evidence from Economic Experiments." Science 320, no. 5883 (2008): 1605-1609.
Braudel, Fernand. The Wheels of Commerce. London: Collins, 1982.
Bricker, Kristen. "In Defense of Land and Territory: Zapatistas Take on Paramilitaries." Left Turn, June 1, 2008.
Briggs, Robin. Witches and Neighbours: The Social and Cultural Context of European Witchcraft, 2nd ed. Oxford: Blackwell Publishers, 2002.
Broegaard, Rikke B. "Land Access and Titling in Nicaragua." Development and Change 40, no. 1 (2009): 149-69.
Brokenleg, Martin. "Native American Perspectives on Generosity." Reclaiming Children and Youth 8, no. 2 (1999): 66-68.
Brosnan, Sarah F. "Fairness and Other-Regarding Preferences in Nonhu- man Primates." In Moral Markets: The Critical Role of Values in the Economy, edited by Paul Zak, 77-104. Princeton: Princeton University Press, 2008.
Bruce, Iain. The Porto Alegre Alternative: Direct Democracy in Action, IIRE Notebook for Study and Research, no. 35-36. London: Pluto Press with the International Institute for Research and Education (IIRE), 2004.
Bureau of Labor Statistics. "Combined Food Preparation and Serving Workers, Including Fast Food." Occupational Employment and Wages, May 2007. http://www.bls.gov/oes/2007/may/oes353021.htm (accessed March 14, 2009).
Caffentzis, Constantine George. Clipped Coins, Abused Words, and Civil Government: John Locke s Philosophy of Money. Brooklyn, NY: Autono- media, 1989.
Caffentzis, George. "Medical Metaphors and Monetary Strategies in the Political Economy of Locke and Berkeley." History of Political Economy 5, no. 2 (2003): 204-33.
------ . "A Tale of Two Conferences: Globalization, the Crisis of Neoliberalism and Question of the Commons." Presented at Alternatives to Globalisation conference, hosted by the Center for Global Justice, 2004. http://www.globaljusticecenter.org/papers/caffentzis.htm (accessed August 1, 2009).
Carolan, Michael S. "Disciplining Nature: The Homogenising and Constraining Forces of Anti-Markets on the Food System." Environmental Values 14 (2005): 363-87.
Casselman, Ben. "Chevron Expects to Fight Ecuador Lawsuit in U.S." Wall Street Journal, July 20, 2009.
Cevallos, Diego. "New Influenza Strain Has Led to the Closure of Schools." IPS (Latin America), April 28, 2009.
Chance, Kerry. " 'Broke-on-Broke Violence': What the U.S. Press Got Wrong About South Africa's Xenophobic Riots." Slate.com, June 20, 2008. http:// www.slate.com/id/2193949/ (accessed January 1, 2009).
Chen, Weiqi, Luoping Zhang and Xiaofeng Hou. "Estimation of Environmental Cost Incurred by Pesticide Application in Coastal Agricultural Region and Management Measures." Environmental Informatics Archives4 (2006): 490-501.
China Labour Bulletin. "The Case of China: The Challenge of Labour Unrest in a Communist-Run Capitalist Economy." Paper presented at the International Seminar on Business and Human Rights, Paris, December 4, 2008.
China Pharmaceuticals & Health Technologies Weekly. "About 80 Pet of Multinationals Discriminate against Chinese Hep B," July 4, 2007.
Chou, Shin-Yi, Inas Rashad and Michael Grossman. "Fast Food Restaurant Advertising on Television and Its Influence on Childhood Obesity." The Journal of Law and Economics 51, no. 4 (2008): 599-618.
Clark, Andrew. "Indiana Tries to Halt Chrysler Deal." Guardian, April 6, 2009.
Cockburn, Andrew. "The Wall Street White House." CounterPunch, July 2, 2009.
Cooper, Charlotte. "Online Chat Spotlights Most-Ailing Millennium Goal." Women's eNews, March 29, 2009.
Daly, Herman E. "In Defense of a Steady-State Economy." American Journal of Agricultural Economics 54, no. 5 (1972): 945-54.
Danby, Colin. "Political economy and the closet: heteronormativity in feminist economics." Feminist Economics 13, no. 2 (2007): 29-53.
Darlington, Susan M. "The Ordination of a Tree: The Buddhist Ecology Movement in Thailand." Ethnology 37, no. 1 (1998): 1-15.
Dasgupta, Partha. 2006. "Comments on the Stern Reviews Economics of Climate Change." Comments were prepared for a seminar on the Stern Review s Economics of Climate Change, organized by the Foundation for Science and Technology at the Royal Society, London, on November 8, 2006. www.econ.cam.ac.uk/faculty/dasgupta/STERN.pdf (accessed March 20, 2009).
Datamonitor. Life Insurance: Global Industry Guide. London:, Datamonitor: An Informa Business, 2009.
Davies, R. W. D., S. J. Cripps, A. Nickson and G. Porter. "Defining and Estimating Global Marine Fisheries Bycatch." Marine Policy 33 (2009): 661-72.
Davis, Mike. "Planet of Slums: Urban Involution and the Informal Proletariat." New Left Review 26 (2004): 5-34.
De Angelis, Massimo. The Beginning of History: Value Struggles and Global Capital. London: Pluto, 2007.
de Waal, Frans B. M. "How Selfish an Animal? The Case of Primate Cooperation." In Moral Markets: The Critical Role of Values in the Economy, edited by Paul Zak, 63-76. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2008.
Department for International Development. "Free Education Means a Future for Rwanda's Children." October 15, 2007. http://www.dfid.gov.uk/ Media-Room/Case-Studies/2007/Free-education-means-a-future-for- Rwandas-children/ (accessed July 12, 2009).
Di Telia, Rafael, Sebastian Galiani and Ernesto Schargrodsky. "The Formation of Beliefs: Evidence from the Allocation of Land Titles to Squatters." Quarterly Journal of Economics 122, no. 1 (2007): 209-41.
Dunne, Nancy. "Why a Hamburger Should Cost 200 Dollars—The Call for Prices to Reflect Ecological Factors/' Financial Times, January 12, 1994.
Economist. "Let Them Eat Pollution," February 8, 1992.
---- . "A Survey of China's Quest for Resources: Negative Externalities." Economist Special Reports, March 13, 2008.
Eliot, T. S. The Complete Poems and Plays, 1909-1950. New York: Har- court, Brace & Co, 1960.
Elson, Diane. "Socializing Markets, Not Market Socialism." Socialist Register (2000): 67-86.
Englund, Harri. Prisoners of Freedom: Human Rights and the African Poor. California Series in Public Anthropology 14. Berkeley: University of California Press, 2006.
Environmental Rights Action. "Field Report #172: Michelin Converts Prime Forest to Plantation." Environmental Rights Action/Friends of the Earth, Lagos, Nigeria, 2008.
Environmental Working Group. "Corn Subsidies in the United States." Environmental Working Group's Farm Subsidies Database, http://farm.ewg .org/farm/progdetail.php?fips=00000&progcode=corn (accessed March 4, 2009).
Express News Service. " 'I Am a Marxist Monk,' Says Dalai Lama." Indian Express, January 19, 2008.
Everton, Robert Milton. "This Is What Democracy Looks Like!' Democracy in Action: Communicative Action." Ph.D diss, Simon Fraser University, 2003.
Fanon, Frantz. The Wretched of the Earth. Translated by Constance Far- rington. London: Penguin, 1965.
Farrell, Greg , and Sarah O'Connor. "Goldman Sachs Staff Set for Record Pay." FT.Comy July 15, 2009.
Federici, Silvia. Caliban and the Witch. New York: Autonomedia, 2004.
Feeny, David, Susan Hanna and Arthur F. McEvoy. "Questioning the Assumptions of the Tragedy of the Commons' Model of Fisheries." Land Economics 72, no. 2 (1996): 187-205.
Fehr, Ernst, and Bettina Rockenbach. "Detrimental Effects of Sanctions on Human Altruism." Nature 422, no. 6928 (2003): 137-40. Quoted in Samuel Bowles, "Policies Designed for Self-interested Citizens May Undermine The Moral Sentiments': Evidence from Economic Experiments," Science 320, no. 5883 (2008).
Fernandes, Edesio. "Constructing the 'Right to the City' in Brazil." Social Legal Studies 16, no. 2 (2007): 201-19.
Ferraro, Paul J., and Laura O. Taylor. "Do Economists Recognize an Opportunity Cost When They See One? A Dismal Performance from the Dismal Science." Contributions to Economic Analysis & Policy 4, no. 1 (2005).
Food and Agriculture Organization of the United Nations. "The Islamic Republic of Pakistan. Fishery and Aquaculture Country Profile." Fisheries and Aquaculture Department, 2009. http://www.fao.org/fishery/country sector/FI-CP_PK/en (accessed April 21, 2009).
Ford, Peter. "Drought Threatens Chinas Wheat Crop." Christian Science Monitor, February 11, 2009.
Forero, Juan. "In Ecuador, High Stakes in Case Against Chevron." Washington Post, Tuesday, April 28, 2009.
Foucault, Michel, and Michel Senellart. The Birth of Biopolitics: Lectures at the Collège De France, 1978-79. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2008.
Fox, Justin. The Myth of the Rational Market: A History of Risk, Reward, and Delusion on Wall Street. New York: HarperBusiness, 2009.
Frângsmyr, Tore, ed. Les Prix Nobel. The Nobel Prizes 1992. Stockholm: Nobel Foundation, 1993.
Frank, Robert H. Falling Behind: How Rising Inequality Harms the Middle Class. The Aaron Wildavsky Forum for Public Policy 4. Berkeley: University of California Press, 2007.
Frank, Robert H., Thomas D. Gilovich and Dennis T. Regan. "Do Economists Make Bad Citizens?" The Journal of Economic Perspectives (1986- 1998) 10, no. 1 (1996): 187-92.
Fung, Archon, and Erik Olin Wright. "Deepening Democracy: Innovations in Empowered Participatory Governance." Politics & Society 29, no. 1 (2001): 5-41.
Gaia Foundation, BiofuelWatch, African Biodiversity Network, Salva La Selva, Watch Indonesia, and EcoNexus. Agrofuels and the Myth of the Marginal Lands. London: Gaia Foundation, 2008.
Gardiner, Jean. "Women's Domestic Labour." New Left Review 1/89 (1975).
Global Humanitarian Forum. Anatomy of a Silent Crisis. Geneva: Global Humanitarian Foundation, 2009.
GlobeScan for the BBC. "Economic System Needs 'Major Changes': Global Poll." GlobeScan/BBC, 2009.
Goldstein, Dana. "The Selling of School Reform." Nation, May 27, 2009.
Greenspan, Alan. "Testimony of Dr. Alan Greenspan to the Committee of Government Oversight and Reform, October 23, 2008." http://oversight .house.gov/documents/20081023100438.pdf (accessed February 12, 2009).
Grossman, Sanford J., and Joseph E. Stiglitz. "On the Impossibility of Infor- mationally Efficient Markets." The American Economic Review 70, no. 3 (1980): 393-408.
Grunwald, Michael. "Monsanto Hid Decades of Pollution; PCBs Drenched Ala. Town, but No One Was Ever Told." Washington Post, January 1, 2002.
Habermann, Friederike. Der homo oeconomicus und das Andere. Hegemonie, Identität und Emanzipation. Feminist and Critical Political Economy 1. Baden-Baden, Germany: Nomos, 2008.
Haislip, Alexander. "Venture Capital Firm Set to Reap Rewards on Swine Flu." Reuters, April 24, 2009.
Hallward, Peter. "The Will of the People: Notes Towards a Dialectical Voluntarism." Radical Philosophy 155 (May/June 2009): 17-29.
Hamilton, Alexander, John Jay and James Madison. The Federal Convention. Edited by Henry Cabot Lodge. New York: G. P. Putnam's Sons, The Knickerbocker Press, 1902.
Han, Dongfang. "Chinese Labour Struggles." New Left Review 34 (2005).
Hardin, Garrett. "The Tragedy of the Commons." Science 162, no. 3859 (1968): 1243-48.
Harvey, David. A Brief History of Neoliberalism. Oxford: Oxford University Press, 2005.
Harvie, Alicia, and Timothy A. Wise. "Sweetening the Pot: Implicit Subsidies to Corn Sweeteners and the U.S. Obesity Epidemic." In Policy Brief 09-01, Global Development and Environment Institute, Tufts University, 2009.
Hayden, Tom, ed. The Zapatista Reader. New York: Nation Books, 2001.
Heller, Patrick. "Moving the State: The Politics of Democratic Decentralization in Kerala, South Africa, and Porto Alegre." Politics Ö Society 29, no. 1 (2001): 131-63.
Henrich, Joseph, Robert Boyd, Samuel Bowles, Colin Camerer, Ernst Fehr, Herbert Gintis, Richard McElreath, Michael Alvard, Abigail Barr, Jean Ensminger, Natalie Smith Henrich, Kim Hill, Francisco Gil-White, Michael Gurven, Frank W. Marlowe, John Q. Patton and David Tracer. "'Economic Man' in Cross-Cultural Perspective: Behavioral Experiments in 15 Small-Scale Societies." Behavioral and Brain Sciences 28, no. 6 (2005): 795-815.
Hirschman, Albert O. Exit, Voice, and Loyalty: Responses to Decline in Firms, Organizations, and States. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1970.
Hobbes, Thomas, and Richard Tuck. Leviathan, rev. ed. Cambridge: Cambridge University Press, 1996.
Holt-Gimenez, Eric, and Raj Patel. Food Rebellions!: Crisis and the Hunger for Justice. Oxford: Fahamu, 2009.
Horn, Sharon K., and Stacy Mosher. Challenging China: Struggle and Hope in an Era of Change. New York: New Press, 2007.
Hopkins, Rob. The Transition Handbook: From Oil Dependency to Local Resilience. Totnes: Green, 2008.
Horovitz, Bruce. "2 Million Enjoy Free Breakfast at Denny's." USA Today, February 3, 2009.
Horrigan, Leo, Robert S. Lawrence and Polly Walker. "How Sustainable Agriculture Can Address the Environmental and Human Health Harms of Industrial Agriculture." Environmental Health Perspectives 110, no. 5 (2002): 445-56.
Illich, Ivan. Deschooling Society. Harmondsworth, UK: Penguin Education, 1973.
International Labour Organization. Global Wage Report 2008/09: Minimum Wages and Collective Bargaining; Towards Policy Coherence. Geneva: International Labour Office, 2008.
Irvine, William Braxton. A Guide to the Good Life: The Ancient Art of Stoic Joy. Oxford: Oxford University Press, 2009.
Jacobs, Gloria. Not a Minute More: Ending Violence Against Women. New York: UNIFEM, 2003.
James, C. L. R. "Every Cook Can Govern: A Study of Democracy in Ancient Greece: Its Meaning for Today." Correspondence 2, no. 12 (1956).
Johnston, Basil H. The Manitous: The Spiritual World of the Ojibway. New York: HarperPerennial, 1996.
Kaplan, Jeffrey. "Consent of the Governed: The Reign of Corporations and the Fight for Democracy." Orion Magazine, November/December 2003.
Kartsounis, Luke D., Merle James-Galton and Gordon T. Plant. "Anton Syndrome, with Vivid Visual Hallucinations, Associated with Radiation Induced Leucoencephalopathy." Journal of Neurology, Neurosurgery, and Psychiatry (2009): http://jnnp.bmj.com/cgi/content/short/jnnp.2008 .151118vl.
Kasun, Jacqueline Rorabeck. The War Against Population: The Economics and Ideology of World Population Control. San Francisco: Ignatius Press, 1988.
Kelley, Ann. "Net Losses." Guardian, April 11, 2007.
Kent, George. "WIC's Promotion of Infant Formula in the United States." International Breastfeeding Journal 1, no. 8 (2006).
Keynes, John Maynard. A General Theory of Employment, Interest and Money. New York: Harcourt, Brace and World, 1936.
Kipling, Rudyard. American Notes. Boston: Brown and Company, 1899.
Kofman, Eleonore, and Elizabeth Lebas. Writings on Cities. Oxford: Black- well Publishers, 1996.
Konow, James, and Joseph Earley. "The Hedonistic Paradox: Is Homo Eco- nomicus Happier?" Journal of Public Economics 92, no. 1-2 (2008): 1-33.
Krugman, Paul. "Health Care Realities." New York Times, July 30, 2009.
Langley, William "Profile: The King of Bhutan." Sunday Telegraph, November 9, 2008.
LaSalle, Tim J., and Paul Hepperly. Regenerative Organic Farming: A Solution to Global Warming. Kutztown, PA: Rodale Institute, 2008.
Levack, Brian P. The Witch-Hunt in Early Modern Europe, 3rd ed. Harlow: Pearson Longman, 2006.
Linebaugh, Peter. The Magna Carta Manifesto: Liberties and Commons for All. Berkeley: University of California Press, 2008.
Locke, John. Two Treatises of Government. London: Whitmore and Fenn, 1821.
Lohmann, Larry. Financialization, Quantism and Carbon Markets: Variations on Polanyian Themes. Sturminster Newton, Dorset: The Corner House, 2009.
Loo, Tina. "Dan Cranmer's Potlach: Law as Coercion, Symbol, and Rhetoric in British Columbia, 1884-1951." Canadian Historical Review 73, no. 2 (1992): 125-65.
Lotshaw, Tom. "Working for Welfare." Marietta Register, January 6, 2009.
Luce, Edward, and Chrystia Freeland. "Summers Calls for Boost to Demand." Financial Times, March 9, 2009.
MacKenzie, Donald A, Fabian Muniesa and Lucia Siu. Do Economists Make Markets?: On the Performativity of Economics. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2007.
Makori, Henry. "Why Belief in Witchcraft Remains Strong among Africans." Catholic Information Service for Africa, April 6, 2009.
Martinez-Alier, Juan. The Environmentalism of the Poor: A Study of Ecological Conflicts and Valuation. Cheltenham, UK: Edward Elgar, 2002.
Marwell, Gerald, and Ruth E. Ames. "Economists Free Ride, Does Anyone Else?: Experiments on the Provision of Public Goods, IV." Journal of Public Economics 15, no. 3 (1981): 295-310.
Marx, Karl. Capital: A Critique of Political Economy. Harmondsworth: Penguin; London: New Left Review, 1978.
Marx, Karl and Friedrich Engels. The Communist Manifesto. Edited by Gareth Stedman Jones. London: Penguin, 2002.
Maxwell, Bill. "Eating That Tomato Can Put You in Moral Peril." St Petersburg (FL) Times, July 13, 2008.
Maxwell, Daniel, Carol Levin and Joanne Csete. "Does Urban Agriculture Help Prevent Malnutrition? Evidence from Kampala." Food Policy 23, no. 5 (1998): 411-24.
Mazower, Mark. "The Strange Triumph of Human Rights, 1933-1950." The Historical Journal 47, no. 2 (2004): 379-78.
McKenzie, Richard B. Why Popcorn Costs So Much at the Movies: And Other Pricing Puzzles. New York: Copernicus Books, 2008.
McNeil Jr., Donald G. "In New Theory, Swine Flu Started in Asia, Not Mexico." New York Times, June 23, 2009.
Mehta, Lyla. "The World Bank and Its Emerging Knowledge Empire." Human Organization 60, no. 2 (2001): 189.
Menon, Gayatri A. "Re-Negotiating Gender: Enabling Women to Claim Their Right to Land Resources." Paper presented at Panel on Best Practices on Gender and Land/Property Rights, NGO Forum of the United Nations Conference on Human Settlements—Habitat II, Istanbul, June 1996.
Michaelson, Juliet, Saamah Abdallah, Nicola Steuer, Sam Thompson and Nic Marks. National Accounts of Weil-Being: Bringing Real Wealth onto the Balance Sheet. London: New Economics Foundation, 2009.
Midnight Notes Collective and Friends. Promissory Notes: From Crisis to Commons. New York: Autonomedia, 2009.
Mill, John Stuart. The Autobiography of John Stuart Mill. Sioux Falls, SD: NuVision Publications, 1997.
---- . Essays on Some Unsettled Questions of Political Economy, 2nd ed. [S.l.]: Longmans, Green, Reader, and Dyer, 1874.
Millennium Ecosystem Assessment. Ecosystems and Human Weil-Being: Synthesis. Washington, D.C.: Island Press, 2005.
Mishel, Lawrence, and Jared Bernstein. Economy's Gains Fail to Reach Most Workers Paychecks. Washington, D.C.: Economic Policy Institute, 2007.
Mitchell, Timothy. "The Properties of Markets." In Do Economists Make Markets? On the Performativity of Economics, edited by Donald Mackenzie, Fabian Muniesa and Lucia Siu, 244-75. Princeton: Princeton University Press, 2007.
Moll, Jorge, Frank Krueger, Roland Zahn, Matteo Pardini, Ricardo de Oliveira-Souza and Jordan Grafman. "Human Fronto-Mesolimbic Networks Guide Decisions About Charitable Donation." Proceedings of the National Academy of Sciences 103 (2006): 15623-28.
Monbiot, George. "If We Behave as If Its Too Late, Then Our Prophecy Is Bound to Come True." Guardian, March 17, 2009.
---- . "These Are Not the Mariners of Old but Pirates Who Make Bureaucrats Blanch." Guardian, June 1, 2009.
Mora, Mariana. "Decolonizing Politics: Zapatista Indigenous Autonomy in an Era of Neoliberal Governance and Low Intensity Warfare." Ph.D. dissertation, University of Texas at Austin, 2008.
Morales, Andres Timoteo. "En Veracruz, Oponerse a Operacion de Gran- jas Carroll Se Castiga Con Cdrcel." La Jornada, April 12, 2009.
Mostert, Mark P. "Useless Eaters: Disability as Genocidal Marker in Nazi Germany." The Journal of Special Education 36, no. 3 (2002): 155-68.
Nabokov, Vladimir Vladimirovich, and Fredson Bowers. Vladimir Nabokov: Lectures on Literature. London: Weidenfeld and Nicolson, 1980.
Neocosmos, Michael. "Development, Social Citizenship and Human Rights: Re-Thinking the Political Core of an Emancipatory Project in Africa." Africa Development 32, no. 4 (2007): 35-70.
Neuwirth, Robert. Shadow Cities: A Billion Squatters, a New Urban World. New York: Routledge, 2005.
Nickerson, Carol, Norbert Schwarz, Ed Diener and Daniel Kahneman. "Zeroing in on the Dark Side of the American Dream: A Closer Look at the Negative Consequences of the Goal for Financial Success." Psychological Science 14, no. 6 (2003): 531-36.
Ober, Josiah, and Charles W. Hedrick. Demokratia: A Conversation on DemocraciesAncient and Modern. Princeton, NJ: Chichester: Princeton University Press, 1996.
Orensanz, J. M. Lobo, Ana M. Parma, Gabriel Jerez, Nancy Barahona, Mario Montecinos and Ines Elias. "What Are the Key Elements for the Sustainability of 'S-Fisheries? Insights from South America." Bulletin of Marine Science 76, no. 2 (2005): 527-56.
Ostrom, Elinor. Governing the Commons: The Evolution of Institutions for Collective Action. New York: Carmbridge University Press, 1990.
The Oxford English Dictionary, 2nd ed. 1992. S.v. "common." http://dictionary .oed.com /cgi/entry/50045107 (accessed June 1, 2009).
Pacific Institute. "Reign of Sand: Inner Mongolia. A Vast Chinese Grassland, a Way of Life Turns to Dust." Circle of Blue, 2008. http://www.circleof blue.org/reign/article_main_2.php (accessed March 15, 2009).
Patel, Raj. "A Short Course in Politics at the University of Abahlali Base- Mjondolo." Journal of Asian and African Studies 43, no. 1 (2008): 95-112.
---- . Stuffed and Starved: Markets, Power and the Hidden Battle for the World Food System. London: Portobello Books, 2007.
Peoples Daily Online. "Desertification Causes Yearly Loss of 54 Billion Yuan in China." November 26, 2008.
Perkins, John. Confessions of an Economic Hit Man. London: Ebury Press, 2005.
Peters, Pauline E. Development Encounters: Sites of Participation and Knowledge, Harvard Studies in International Development. Cambridge: MA: Harvard Institute for International Development, 2000. Distributed by Harvard University Press.
Petratis, Richard. "The Witch Killers of Africa." [2003?] http://www.infi dels.org/library/modern/richard_petraitis/witch_killers.shtml (accessed March 1, 2009).
Pithouse, Richard. "Burning Message to the State in the Fire of Poor s Rebellion." Business Day, July 23, 2009.
Pizzigati, Sam. Greed and Good: Understanding and Overcoming the Inequality That Limits Our Lives. New York: Apex Press, 2004.
Pogge, Thomas, and Sanjay G. Reddy. "How Not to Count the Poor." Social Science Research Network, October 29, 2005. http://ssrn.com/abstract= 893159 (accessed December 6, 2007).
Popkin, Barry M. "The Nutrition Transition and Its Health Implications in Lower-Income Countries." Public Health Nutrition 1, no. 1 (1998): 5-21.
Pretty, J. N., C. Brett, D. Gee, R. E. Hine, C. F. Mason, J. I. L. Morison, H. Raven, M. D. Rayment and G. van der Bij. "An Assessment of the Total External Costs of UK Agriculture." Agricultural Systems 65, no. 2 (2000): 113-36.
Pretty, Jules N., C. F. Mason, D. B. Nedwell and R. E. Hine. "A Preliminary Assessment of the Environmental Costs of the Eutrophication of Fresh Waters in England and Wales." Paper, Centre for Environment and Society and Department of Biological Sciences, University of Esse*, Colchester, UK, 2002.
Prins, Gwyn, and Steve Rayner. "Time to Ditch Kyoto." Nature 449, no. 7165 (2007): 973-75.
Ramachandran, V. S., and Diane Rogers-Ramachandran. "Denial of Disabilities in Anosognosia." Nature 382 (1996): 501.
Ranciere, Jacques. Disagreement: Politics and Philosophy. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1998.
----- . On the Shores of.Politics. Radical Thinkers 21. London: Verso, 2007.
Ranciere, Jacques, and Steve Corcoran. Hatred of Democracy. London: Verso, 2006.
Range, Friederike, Lisa Horn, Zsöfia Viranyi and Ludwig Huber. "The Absence of Reward Induces Inequity Aversion in Dogs/' Proceedings of the National Academy of Sciences 106, no. 1 (2009): 340-45.
Rochido, Janaina. "Brazilian Cities Pioneer Democratic Budgeting." City Mayors, November 18, 2006.
Rosenberg, Alexander. "Review Symposium: Can Economic Theory Explain Everything?" Philosophy of the Social Sciences 9, no. 4 (1979): 509-29.
Samuelson, Paul Anthony. Economics: An Introductory Analysis. New York: McGraw-Hill, 1948.
Sandel, Michael. Reith Lectures: A New Citizenship. British Broadcasting Corporation, 2009. http://www.bbc.co.uk/programmes/b00kt7rg (accessed August 10, 2009).
Sandhu, Harpinder S., Stephen D. Wratten, Ross Cullen and Brad Case. "The Future of Farming: The Value of Ecosystem Services in Conventional and Organic Arable Land: An Experimental Approach." Ecological Economics 64, no. 4 (2008): 835-48.
Santos, Boaventura de Sousa. Democratizing Democracy: Beyond the Liberal Democratic Canon. Reinventing Social Emancipation, vol. 1. London: Verso, 2005. •
Scahill, Jeremy. Blackwater. The Rise of the World's Most Powerful Mercenary Army. London: Serpent s Tail, 2007.
Schlosser, Eric. "A Side Order of Human Rights." New York Times, April 6, 2005.
SEI. "Price Per Ton of Carbon Offset: Voluntary Carbon Offset Information Portal." Stockholm Environment Institute and the Tufts University Climate Initiative, 2009. http://www.tufts.edu/tie/carbonoffsets/price.htm (accessed March 5, 2009).
SEIU. "SEIU Beyond the Bonuses: Tarp." 2009. http://www.seiu.Org/a/ change-that-works/bank-of-america/beyond-the-bonuses-tarp.php (accessed March 4, 2009).
Sharp, Travis. U.S. Defense Spending vs. Global Defense Spending. Washington, D.C.: Center for Arms Control and Non-Proliferation, 2009.
Sherman, Arloc, and Aviva Aron-Dine. New CBO Data Show Income Inequality Continues to Widen. Washington, D.C.: Center on Budget and Policy Priorities, 2007.
Shiva, Vandana. Biopiracy: The Plunder of Nature and Knowledge. Darting- ton: Green Books, in association with The Gaia Foundation, 1998.
Smith, Adam. Glasgow Edition of the Works and Correspondence Vol 5 Lectures on Jurisprudence. 1762. Reprint. Indianapolis: Liberty Fund, 1982.
---- . An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations. 5th ed. 1776. Reprint, London: Methuen, 1904.
----- . The Theory of Moral Sentiments. 1759. Reprint. Oxford: Clarendon, 1976.
Soguel, Dominique. "Mining Interests Tied to Rape Impunity in Congo." Women's eNews, June 3, 2009.
Srinivasan, U. Thara, Susan R Carey, Eric Hallstein, Paul A. T. Higgins, Amber C. Kerr, Laura E. Koteen, Adam B. Smith, Reg Watson, John Harte and Richard B. Norgaard. "The Debt of Nations and the Distribution of Ecological Impacts from Human Activities." Proceedings of the National Academy of Sciences 105, no. 5 (2008): 1768-73.
Srivastava, Abhishek, Edwin A. Locke and Kathryn M. Bartol. "Money and Subjective Weil-Being: It's Not the Money, It's the Motives." Journal of Personality and Social Psychology 80, no. 6 (2001): 959-71.
Stannard, David E. American Holocaust: The Conquest of the New World. New York: Oxford University Press, 1993.
Stecklow, Steve. "Microsoft Battles Low-Cost Rival for Africa." Wall Street Journal, October 28, 2008.
Stein, Ben. "In Class Warfare, Guess Which Class Is Winning." New York Times, November 26, 2006.
Stiglitz, Joseph E., and Linda Bilmes. The Three Trillion Dollar War. The True Cost of the Iraq Conflict 1st ed. New York: W. W. Norton, 2008.
Stockholm International Peace Research Institute. SIPRI Yearbook 2009: Armaments, Disarmament and International Security. Oxford: Oxford University Press, 2009.
Stout, Lynn A. "Taking Conscience Seriously." In Moral Markets: The Critical Role of Values in the Economy, edited by Paul Zak, 157-72. Princeton: Princeton University Press, 2008.
Swinton, Scott M., G. Frank Lupi, Philip Robertson and Stephen K. Hamilton. "Ecosystem Services and Agriculture: Cultivating Agricultural Ecosystems for Diverse Benefits." Ecological Economics 64, no. 2 (2007): 245-52.
Taibbi, Matt. "The Great American Bubble Machine." Rolling Stone, July 2009: 52-101.
Taleb, Nassim Nicholas. "Ten Principles for a Black Swan-Proof World." Financial Times, April 8, 2009.
Tegtmeier, Erin M., and Michael D. Duffy. "External Costs of Agricultural Production in the United States." International Journal of Agricultural Sustainability 2 (2004): 1-20.
Thepwethi, Phra (Prayut), Bruce Evans, Dhammavijaya, Jourdan Arenson and Munnithi Phutthatham. Buddhist Economics: A Middle Way for the Market Place. Bangkok: Buddhadhamma Foundation, 1994.
Thucydides, and Henry Dale. The History of the Peloponnesian War. London: H. G. Bohn, 1848.
Time magazine. "10 Questions for Jim Cramer." May 14, 2009.
Tomkins, Jenny. "Xe Is the Problem." In These Times, May 20, 2009.
Torres, Bob. Making a Killing: The Political Economy of Animal Rights. Edinburgh: AK Press, 2007.
TRAC IRS. "IRS Audit Rate for Millionaires Plummets." Transactional Records Access Clearinghouse, 2009. http://trac.syr.edu/tracirs/latest/ 204/ (accessed July 20, 2009).
TRAPESE Collective. "The Rocky Road to a Real Transition: The Transition Towns Movement and What It Means for Social Change." The Commoner 13 (2009). http://www.commoner.org.uk/N13/llTrapese.pdf (accessed August 17, 2009).
Turse, Nick. The Complex: How the Military Invades Our Everyday Lives. 1st ed. New York: Metropolitan Books, 2008.
Tutu, Desmond. 2004. "The Second Nelson Mandela Foundation Lecture." Given in Johannesburg, South Africa, November 23, 2004. http:// www.nelsonmandela.org/index.php/news/article/look_to_the_rock_ from_which_you_were_hewn/ (accessed November 20, 2005).
United Nations Department of Economic and Social Affairs. The Inequality Predicament: Report on the World Social Situation 2005 [a/60/117/ Rev.l St/Esa/299]. New York: UNDESA, 2005.
United Nations Development Programme. Human Development Report 1995: Gender and Human Development. New York: Oxford University Press, 1995.
Vallance, Edward. A Radical History of Britain: Visionaries, Rebels and Revolutionaries—the Men and Women Who Fought for Our Freedoms. London: Little, Brown, 2009.
Vanden Heuvel, Katrina. "In the Trenches and Fighting Slavery." The Nation.com, December 28, 2008. http://www.thenation.com/blogs/ed cut/391546/in_the_trenches_and_fighting_slavery (accessed March 14, 2009).
Van Lier, Piet. Public Benefits Subsidize Major Ohio Employers: A 2008 Update. Cleveland, OH: Policy Matters Ohio, 2008.
Vul, Edward, Christine Harris, Piotr Winkielman and Harold Pashler. "Puzzlingly High Correlations in fMRI Studies of Emotion, Personality,
and Social Cognition." Perspectives on Psychological Science (forthcoming).
Washington, Jesse. "Some Say Holocaust Memorial Shooting Signals a Broader War." Philadelphia Inquirer, June 14, 2009.
Wijeratna, Alex. Taking the Fish—Fishing Communities Lose Out to Big Trawlers in Pakistan. Johannesburg: Action Aid International, 2007.
Wired. "The Future of Food: How Science Will Solve the Next Global Crises." October 20, 2008.
Wolin, Sheldon S. "Transgression, Equality and Voice." In Demokratia: A Conversation on Democracies, Ancient and Modern, edited by Josiah Ober and Charles W. Hedrick, 63-90. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1996. .
Wood, Ellen Meiksins. "Demos Versus 'We the People': Freedom and Democracy Ancient and Modern." In Demokratia: A Conversation on Democracies, Ancient and Modern, edited by Josiah Ober and Charles W. Hedrick, 121-38. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1996.
----- . Peasant-Citizen and Slave: The Foundations of Athenian Democracy. London: Verso, 1988.
Woodruff, Christopher. "Review of De Soto's The Mystery of Capital."' Journal of Economic Literature 39, no. 4 (2001): 1215-23.
World Bank. World Bank Assistance to Agriculture in Sub Saharan Africa: An Independent Evaluation Group Review. Washington, D.C.: World Bank, 2007.
----- . World Development Indicators. Washington, D.C.: World Bank, 2007.
World Health Organization. "World Health Organization Statistical Information System. "WHO, 2009. http://www.who.int/whosis/" (accessed July 19, 2009).
WorldPublicOpinion.org. World Public Opinion and the Universal Declaration of Human Rights. Washington, D.C.: WorldPublicOpinion.org, 2008.
WorldPublicOpinion.org, Steven Kull, Clay Ramsay, Stephen Weber, Evan Lewis, Melinda Brouwer, Melanie Ciolek and Abe Medoff. World Public Opinion on Governance and Democracy. Washington, D.C.: World- PublicOpinion.org, 2008.
World Rainforest Movement. Women Raise Their Voices Against Tree Plantations: The Role of the European Union in Disempöwering Women in the South. Montevideo: World Rainforest Movement, 2009.
Worm, Boris, Edward B. Barbier, Nicola Beaumont, J. Emmett Duffy, Carl Folke, Benjamin S. Halpern, Jeremy B. C. Jackson, Heike K. Lotze, Fio- renza Micheli, Stephen R. Palumbi, Enric Sala, Kimberley A. Selkoe,
John J. Stachowicz, and Reg Watson. "Impacts of Biodiversity Loss on Ocean Ecosystem Services." Science 314, no. 5800 (2006): 787.
Zandi, Mark. "Testimony before the House Committee on Small Business Hearing on 'Economic Stimulus for Small Business: A Look Back and Assessing Need for Additional Relief.'" July 24, 2008. http://www . house.gov/smbiz/hearings/hearing-07-24-08-stimulus/Zandi.pdf (accessed December 18, 2008).
Zelizer, Viviana, and A. Rotman. Morals and Markets: The Development of Life Insurance in the United States. New Brunswick, NJ: Transaction, 1983.
---- . Pricing the Priceless Child: The Changing Social Value of Children. New York: Basic, 1985.
Zizek, Slavoj. Violence: Six Sideways Reflections, Big Ideas. London: Profile, 2008.
Такая благодарность подходит только для книги, которая доказывает достоинства коллективной оценки. Настолько много университетских сообществ оказали гостеприимство в процессе подготовки этой книги. Я благодарю: Центр Социальной Теории и Сравнительной Истории в Калифорнийском Университете, Центр африканских Исследований в Беркли, Отдел Политической Науки в Университете Джона Карролла, Университет Саскачевана, Школу Журналистики и Южно-азиатский Институт в Университете штата Техас в Остине, Институт Глобального Развития и Окружающей Среды, Отдел Социологии Развития в Университете Корнелл и Норвежский Университет Науки Жизни – за беседы, угощения и возможность поделиться идеями.
Коллективная оценка не анонимна, тем не менее, я не могу ограничиться, отдавая должное моей бригаде исследователей, друзьям, товарищам, доброжелателям и попутчикам. За вдохновения, исправления, предложения, переводы, за труд до пота и полного изнеможения, я благодарен всем нижеперечисленным: «Абахлали басемондоло», Адам Шапир, Алекс Пик-Томкайнсон, Алиса Уотерс, Андреа Исмерт, Анна Залик, Энни Шаттак, Боб Дженсен, Парк Кэрол, Чадский Футрелл, «Коалиция Рабочих Иммокали», Дамар Люс, Дэн Лауэнстеин, Дэн Мошенберг, Дэвид Линдсей, Дебби Крант, Диана Элсон, Элиза Огегуэра, Эрик Холт-Гименез, Эрик Ванхот, Гавин Маккормик, Гаятри Менон, Джордж Каффентзис, Херардо Рейес, Грэг Асбед, Ханна Виттман, Харун Акрам-Лоди, Хилари Клеин, Иэйн Боал, Жак Депельшен, Джейми Джонстон, Джейми Макколлум, Джим Гиффорд, Джим Ригбай, Джо Кюрк, Джон Вилдман, Джонатан Брумберг-Крос, Джозефина Кролей, Джулия Флайнн Силер, Джюн Боррас, Камала Висверсваран, Кара Холмсторм, Каралей Нунн, Кембл Скотт, Шанс Керри, Кевин Смит, Коля Абрамски, Крис Дахл, Кристин Беккер, Лэрри Лохманн, Лаура Барбер, Лаура Нилай, Лукас Бенитез, Марша Иший-Эитеман, Марко Флавио Маринукси, Мария Елена Мартинез, Марианс Мора, Марк Фоулер, Марта Сааведра, Матт Биркиншоу, Медха Чандра, Майкл Кеймрик, Майкл Лион, Майкл Поллан, Майк Линксвэйер, Минди Педен, Нэли Родригес, Найджел Джибсон, Пат Юнгблуд, Полин Винтер, Питер Россет, Филип Гвайн-Джоунс, Фил Макмичаэль, Радхика Балакчишнан, Риаз Ансари, Ричард Бенсэль, Ричард Питаус, Грабит Страйк, Робина Чанга, Риан Хаген, Риан Исмерт, Сабина Олкир, Салли Смайт, Сэм Грей, Санья Редди, Саша Абрамски, Сбу Зикоде, несколько скрытых под маской мужчин и женщин в мексиканском штате Чьяпас, Шае Дэвидсон, Шалмали Гуттал, Шарад Шари, Сильвия Федерики, Стаугтон Линд, Саммер Бреннер, Сунита Нарайян, Сьюзи Лион, Тамим Ансари, Тэд Волланс, Тим Ланг, Вашна Ягарнас, Вилл Джоунс, Вилл Копп и Яссер Тур.
Члены двух учреждений Сан-Франциско обеспечили почти неограниченный объём консультаций. Во-первых, жители Санчез Гротто: Сеан Санчез Беаудоин, Элисон Бинг, Майкл Чорост, Джошуа Сайтрак, Мишель Гагнон, Скотт Джеймс, Амми Келлер, Джеф Киршнер, Пол Линд, Шана Махаффей, Эрик Типлер, Диана Веиперт и Дуг Вилкинс. Во-вторых, штат публичных библиотек Сан-Франциско, особенно в районе Миссион Бэй, который стал мне вторым домом. Тем временем, с другой стороны континента, я был поддержан способной командой волшебников издательства «Picador»: Даниэль Шланге, Дарин Кислер, Дэвид Логсдон, Хитэр Киркпатрик, Джеймс Мидер, Келс Смит, Таня Фаррелле и Сара Сарвер.
Наконец, в написании этой книги, три человека были неоценимы. Вряд ли мне удалось бы найти более благосклонного и интеллектуального партнёра в писательском деле, чем Крис Брук, ни более мудрого проводника сквозь издательский мир, чем Каролина Суттон, ни лучшего редактора, который мог так терпеливо, великодушно и красиво превратить мою корявую прозу в шелк, чем Франциска Коадай.
Но прежде, чем я смог стать писателем, я должен был научиться писать, и за это я благодарю мою семью, разбросанную по всем континентам. Больше всего, всегда и за всё, Мини Кахлон.
На внутренней стороне верхней суперобложки:
Радж Пател автор книги «Объевшиеся и голодные» – академик и активист, которого называют пророком, за то что он предсказал продовольственный кризис и способ его преодоления.
Начав свою книгу с наблюдения Осказа Уальда, что «в наше время люди знают цену всего и не ценят ничего», Радж Пател доказывает, что вера в цены, как ориентиры, ошибочна, например, гамбургер, за который мы платим 4$, обходится человечеству в 200$. Автор спрашивает, как мы дошли до того, что рынки стали над нами господствовать? Подчинение государства корпорациям и нынешний финансовый кризис, доказывает Пател, есть результат банкротства демократии в нашей политической системе.
Если первая часть книги задаётся вопросом, как нам восстановить общественное равновесие и обуздать рынки, то часть вторая отвечает на этот вопрос, показывая, как общественные организации в Америке и по всему земному шару находят иные способы определения ценностей. Если мы не хотим, чтобы рынки диктовали нам все условия нашей жизни, полезно узнать демократические способы, которыми не чиновники, а народ решает, как нам сообща распределить, сохранить и приумножить мировые богатства.
Эта небольшая, своевременная и вдохновляющая книга показывает, что нынешний кризис – не только следствие неправильной экономики. Причина огромного кризиса в экономике, экологии, продовольствии и климате – политическая. Если экономика – наука о выборе, пишет Пател, то не часто говорится о том, кто именно его делает. «Ценность ничего» предлагает свежий и доступный способ размышления об экономике и выборе, который всем нам придётся сделать, чтобы создать жизнеспособную экономику и общество.
На внутренней стороне нижней суперобложки:
РАДЖ ПАТЕЛ
автор книги «Объевшиеся и голодные» – активист и академик, которого объявили пророком,
за то, что он предсказал продовольственный кризис. Радж работал во Всемирном
Банке и во Всемирной Торговой Организации, а позднее протестовал против них на
четырёх континентах. В настоящее время он преподаёт в Центре изучения Африки
Калифорнийского университета в Беркли, является членом «Института
продовольствия и политики развития» (англ. Food First) в Окленде (Калифорния),
а также сотрудничает с «Институтом развития» в Южной Африке.
WWW.RAJPATEL.ORG
На наружной стороне нижней суперобложки:
«Пока мы противостоим кризису с мировоззрением экономических ортодоксов, Радж Пател предлагает нам совершенно новый способ думать о цене и ценности. Крепко написанная и полная сюрпризов, «Ценность ничего» сама по себе бесценна, показывает выход из тьмы экономических дебрей».
– М и х а э л ь П о л л а н, автор книг:
«Оборона продовольствия» и «Всеядная дилемма»